И она тоже любила и даже боготворила своего мужа, потому что для нее он был почти таким же святым, как сам Кришна.
«И я испытываю такие же чувства к Кельвину», — подумала Серафина.
И вновь по телу ее пробежала легкая дрожь при одной мысли о том, что она могла бы быть его настоящей женой и он любил бы ее так же, как магараджа любит свою молоденькую жену.
После разговора с раджматой Серафина наконец-то поняла, что больше ничего и никого не боится.
Теперь, когда ей так доходчиво объяснили, что такое любовь между мужчиной и женщиной, она уже не трепещет при одной мысли о ней. Она все поняла!
«Почему мне никто не объяснил этого прежде? — недоумевала она. — А вот девочки-индианки с самого раннего детства знают о таких вещах».
«Неведение порождает страх», — Сделала она вывод.
Люди пришли к такому заключению задолго до ее рождения, однако для Серафины это было настоящим откровением.
«Я больше не боюсь!» — захотелось крикнуть Серафине так громко, чтобы крик этот донесся до звезд. Сердце ее готово было петь и ликовать.
Поднимаясь по мраморным ступенькам во дворец, Серафина вдруг осознала, что ей надо попытаться все объяснить Кельвину, когда они останутся наедине.
Выйдя из лодки, она увидела, что Кельвин уже ждет ее.
Они прошли в просторную, но уютную гостиную, окна которой выходили на озеро.
Слуги внесли прохладительные напитки и тут же удалились.
Кельвин опустился в глубокое кресло, и Серафина, глядя на него, в который раз подумала, что он необычайно красив.
Должно быть, в день свадьбы ее испугали его рост и необыкновенная мужественность, однако сейчас именно это делало его привлекательным для нее.
Он был настоящим мужчиной, и Серафина теперь понимала, что влекло к нему женщин, почему они хотели его и почему они так боролись за то, чтобы его не потерять.
«А его жена — я», — с гордостью подумала она.
И вновь в ней зазвучали слова только что услышанной поэмы.
Интересно, испытывает ли Кельвин влечение к ней? И если нет, может пи она внушить ему это чувство?
Если верить раджмате, мужчине ничего не стоит воспылать страстью к красивой женщине, равно как и к своей жене.
Но раджмата имела в виду мужчин-индийцев. Распространяется ли это правило на белых мужчин, в частности, на Кельвина?
Он умел сдерживать эмоции, но всякий раз, когда сердился, Серафина отлично это чувствовала. От него исходили некие флюиды, они были настолько сильны, что ей становилось страшно.
Следовательно, если бы он испытывал к ней чувство, называемое любовью, она бы непременно это ощутила. А раз она ничего не чувствует, значит, он ее не любит…
Приподнятое настроение, овладевшее Серафиной после разговора с раджматой, начало потихоньку снижаться.
Одно дело осознать, что она любит своего мужа и попытаться сделать все возможное, чтобы и он полюбил ее, и совсем другое — претворить это в жизнь.
А что, если он, как вначале, как и в первую брачную ночь, все еще не любит ее?
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Серафина встала, поставила свой бокал на столик и подошла к раскрытому окну.
Перед ней раскинулось озеро дивной красоты.
«Я должна заставить его… понять! Должна сказать ему, что я больше… не боюсь!» — подумала она.
И ей показалось, что сам Кришна, бог любви, стоит с ней рядом и подсказывает ей, что делать, шепчет на ухо слова, которые она должна произнести.
— Кельвин… — начала Серафина, но голос ее предательски дрогнул.
Он взглянул на жену — ее стройная фигурка четко вырисовывалась на фоне темного неба, бриллиантики на кружевном платье поблескивали в лунном свете.
— Да? — спросил он.
— Я… мне нужно… вам что-то сказать.
Серафина набрала в себя побольше воздуха.
Внезапно она почувствовала, что все слова, которые она приготовила, вот-вот могут сорваться с языка.
— Что же? — спросил Кельвин.
Но не успела она и рта раскрыть, как отворилась дверь и на пороге появился слуга.
— Прошу простить меня, сагиб, — проговорил он. — К вам посыльный с двумя телеграммами, отправленными по подводному кабелю.
— Телеграммы? В такой поздний час? — удивился Кельвин.
— У нас здесь нет телеграфа, — пояснил слуга, — а телеграммы очень срочные, и посыльный знает об этом.
Он протянул Кельвину круглый поднос, на котором лежали две телеграммы.
Кельвин, выпрямившись, распечатал первую, адресованную «майору Кельвину Уорду». Внимательно ее прочитал. Пока он читал, слуга удалился, и Серафина взволнованно спросила:
— Что в ней? Что-то случилось?
По лицу мужа она поняла — что-то произошло, таким оно было напряженным.
Да и зажал он листочек в руке так крепко, что Серафина даже испугалась.
В ответ Кельвин прочел вслух:
«С глубоким прискорбием извещаем Вас о том, что герцог Уксбриджский скоропостижно скончался сегодня утром от сердечного приступа. Похороны состоятся в пятницу.
Мередит, Мэйхью и Лич».
— Значит, ваш дядя умер! — непроизвольно вырвалось у Серафины.
Кельвин промолчал.
Вместо ответа он взял в руки другую телеграмму, адресованную «Герцогу Уксбриджскому».
Распечатав ее, увидел, что она была отправлена спустя два дня после первой.
Видимо, телеграмма о смерти дядюшки задержалась по дороге в Бомбей или некоторое время пролежала в Читогаре, так что обе они пришли одновременно в Удайпур.
Сначала Кельвин прочитал вторую телеграмму про себя, потом снова совершенно бесстрастным голосом вслух:
«Извещаем Бас о том, что поместье покойного герцога было оценено приблизительно в три миллиона фунтов стерлингов. До получения от Вас надлежащих указаний возлагаем на себя контроль за прислугой и собственностью.
Мередит, Мэйхью и Лич».
Держа в руках телеграмму, Кельвин поднялся.
— Наконец-то! — воскликнул он. — Теперь я свободен от ваших проклятых денег!
Серафина застыла как вкопанная.
Но не успела она вымолвить ни слова, не успела даже пошевелиться, как в комнату опять вошел слуга, на сей раз с блокнотом, чернильницей и гусиным пером.
— Я подумал, что сагиб, возможно, пожелает дать ответ, — проговорил он почтительным тоном. — Посыльный ждет.
Он положил блокнот на стол перед Кельвином. Тот, взглянув на него, снова сел.
— Прикажите ему подождать, — проговорил он и взялся за перо.
Написав ответ своим поверенным, он перечитал его, и в этот момент в дверях появился премьер-министр магараджи, пурдхан.
— Прошу простить за вторжение, — проговорил он, — но его высочество, узнав последние новости, во-первых, попросил меня выразить вам глубочайшие соболезнования в связи с кончиной вашего дяди, а во-вторых, передать вам наилучшие пожелания по поводу высочайшего положения, которое вы теперь занимаете.
Узнав о том, что магарадже уже известно содержание телеграмм, Кельвин не удивился.
В Индии самое тайное быстро становится явным и ни один уважающий себя посыльный не отправится в путь, не ознакомившись предварительно с содержанием телеграммы, которую он должен доставить.
Прибыв в Удайпур, он, естественно, не держал полученную информацию при себе.
— Благодарю вас, — отозвался Кельвин.
— Надеюсь, происшедшие события не означают, что вы нас покинете?
— Не вижу для этого никаких причин, — ответил Кельвин. — Чтобы добраться отсюда до Англии, нам потребуется месяц, так что, останемся мы в Индии еще на несколько дней или на несколько недель, не столь существенно.
Взяв со стола лист бумаги с ответом на телеграмму, Кельвин вручил его ожидавшему слуге.
— Попросите посыльного доставить это в Читогар как можно скорее, — сказал он. — Утром я хотел бы отправить еще несколько телеграмм.
