Кельвин умел распознать среди них людей самых разных типов: и солдата из Пенджаба; и возницу-сикха с тюрбаном на голове и аккуратно расчесанной бородой; и толстого купца, принадлежавшего к торговой касте Марвари и сколотившего на торговле целое состояние.
В свой первый выход в город Серафина была еще слаба, поэтому Кельвин не стал показывать ей слишком много, однако он не мог отказать себе в удовольствии повозить ее по базарам.
Узкие улочки, над которыми ряд за рядом нависали ветхие деревянные балкончики, были настолько забиты людьми, что казалось, коляска там ни за что не проедет.
Толкая друг друга, спешили по своим делам персы, китайцы, волосы которых были заплетены в длинные косички, местные лавочники, торговцы лошадьми — арабы, продавцы пальмового сока с медными кувшинами на головах, священники-армяне, юноши-абиссинцы и разносчики воды.
Безрукие, безногие, безглазые — полуголые нищие оглашали улочки громкими криками. Повсюду бродили большие неповоротливые коровы.
Кельвин указал Серафине на сборщиков хлопка со своими трепалами, продавцов специй, предлагавших целые корзины кармина, кориандра и куркумы, которые отличались ярким цветом. Карри, эта любимейшая в Индии приправа, имела золотисто-желтый оттенок.
Были там и торговцы гвоздикой, мускатным орехом, перцем и некоторыми другими специями, которые Васко да Гама вывез из Индии еще в XV веке, приведя в изумление почти все западные страны.
Но больше всего Серафине понравились индийские женщины, облаченные в сари самых разнообразных расцветок — красные, розовые, фиолетовые, зеленые, желтые и оранжевые. Время от времени среди прохожих попадались и женщины-мусульманки. В своих черных либо серых одеяниях, закутанные с головы до ног, они были похожи на толстые тюки.
Серафина смотрела и не могла насмотреться. Ей казалось, что она может наслаждаться живописными картинами индийских улочек бесконечно, однако Кельвин, смеясь, сказал ей, что у нее будет еще масса времени познакомиться с Индией и ее народом, когда она совсем поправится.
— Да я и сейчас прекрасно себя чувствую! — нетерпеливо воскликнула она. — Скоро даже шрамов у меня на руках не останется!
— Вы испытали шок, — мягко возразил он. — Чтобы отойти от него, потребуется еще много времени.
И сейчас, сидя на веранде, Серафине казалось, что вокруг нее царит такое спокойствие, какого раньше ей никогда не доводилось испытывать.
Она ощущала умиротворение и счастье, сама не понимая, откуда взялись эти чувства.
«Как я люблю Индию!» — думала Серафина. Она даже представить себе не могла, что страна эта будет настолько прекрасна.
За спиной раздались шаги, и Серафина быстро обернулась.
На веранду вышел Кельвин.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он, подходя к жене.
— Очень хорошо, спасибо. Я совершенно здорова. Да и врач говорит то же самое, а ведь с врачами не спорят!
— Как вы считаете, вы достаточно окрепли, чтобы поехать сегодня на званый обед? — спросил Кельвин Уорд.
— Ну конечно! — обрадовалась Серафина. — А кто нас приглашает?
— Мы с вами поедем в Парелл, в Дом правительства, — ответил Кельвин. — Мне очень хочется, чтобы вы его увидели и познакомились с губернатором, моим старым другом.
— С величайшим удовольствием, — отозвалась Серафина.
— Вы уверены, что вам уже по силам подобное мероприятие?
— Совершенно уверена!
— Тогда пойду скажу посыльному, что мы приедем, — проговорил Кельвин. — Он ждет.
Он вышел, оставив ее одну, а Серафина принялась размышлять о званом обеде, однако особого удовольствия при мысли о предстоящем развлечении она почему-то не испытывала.
Если уж быть откровенной до конца, то она с большим удовольствием пообедала бы дома наедине с мужем.
Ей так нравилось сидеть напротив него в маленькой, уютной столовой, где одни слуги обмахивают тебя опахалами, а другие, в белых одеждах, с разноцветными тюрбанами на головах, прислуживают тебе за столом.
Ей нравилось слушать рассказы Кельвина о том, что он сделал со дня их приезда в Бомбей. Она знала, что он охотно ответит на все ее вопросы об Индии и о народах, населяющих ее.
И тем не менее Серафина понимала, что должна познакомиться с его друзьями и попытаться полюбить их.
Она была уверена, что он чувствует себя не в своей тарелке, с тех пор как стал жить семейной жизнью, а не привычной, холостяцкой, в своем родном полку.
«Должно быть, он скучает по своим товарищам», — размышляла Серафина, понимая, что не в силах их ему заменить.
Жизнь Кельвина после женитьбы круто переменилась. Интересно, что он сам думает по этому поводу? И какие чувства испытывает по отношению к ней, Серафине?
Какое же ей надеть платье сегодня вечером? Поскольку им предстоит встреча с губернатором, наверняка Кельвин захочет, чтобы жена его выглядела как можно лучше.
И она решила сказать Марте, чтобы та приготовила для нее кое-что из драгоценностей.
Перед их отъездом из Англии сэр Эразм подарил Серафине не только украшения, которые носила ее мать, но и в качестве свадебного подарка бриллиантовое ожерелье, а также браслеты и тиару, в которой Серафина и венчалась.
В глубине души она считала их несколько крикливыми. С большим удовольствием она надела бы две ниточки жемчуга — любимое мамино украшение.
Но Серафина тут же отбросила эту мысль. Во-первых, Кельвин должен гордиться своей женой, следовательно, она просто обязана хорошо выглядеть, а во-вторых, это ее первое появление в Бомбее на людях, и все будут с любопытством разглядывать ее. Значит, нужно будет надеть что-то эффектное.
Когда наконец Серафина оделась и Марта сделала ей самую модную прическу, она, немного смущаясь, вошла в гостиную, где ее уже ждал муж.
Комната была вся заставлена цветами, большинство из которых были подарены раджматой и были редчайшей красоты.
Все окна, выходившие на веранду, были открыты. За ними виднелся сад, где росно много необыкновенных цветов, и вдалеке синело море.
Зрелище было настолько захватывающее, что Серафина на секунду застыла в дверях, не в силах оторвать от него взгляд.
Кельвин Уорд стоял к ней спиной и смотрел на залив, однако Серафине показалось, что он его не видит.
У нее было такое чувство, что мысли его где-то далеко-далеко, там, где для нее нет места.
Внезапно ее охватил страх.
Какое значение имеют одежда. Украшения, если он так далек от нее? Она совсем чужая в этой чужой стране…
Словно прочитав ее мысли, Кельвин Уорд обернулся и, увидев жену, улыбнулся.
— Вы готовы? — спросил он. — Я уж хотел идти к вам, ведь нам пора уезжать.
— Как… я выгляжу? — робко спросила она.
Глаза ее с тревогой смотрели на мужа.
Платье ее было настолько красиво, что произвело бы неизгладимое впечатление на кого угодно. Марта настояла, чтобы Серафина надела белое платье, поскольку в свой первый выезд в свет новобрачная должна быть именно в белом.
Юбка впереди плотно облегала стан, а сзади состояла как бы из многочисленных ярусов, и каждый ярус был отделан плиссировкой и украшен кружевом и атласными бантами. Когда Серафина шла, казалось, что за ней тянется пышное облако.
Чтобы скрыть шрамы на руках, Серафина надела мягкие белые кружевные перчатки, а на запястья — бриллиантовые браслеты.
Бриллиантовое ожерелье, казавшееся на ее тоненькой шее чересчур массивным, в то же время подчеркивало, насколько молода и не уверена в себе его владелица.
Серафина была очаровательна, и Кельвин Уорд глядя на нее, размышлял о том, что женщины, без сомнения, будут восхищены ее великолепным туалетом, а мужчинам непременно захочется сделать что-то такое, от чего исчезнет тревога из ее огромных глаз, а на губах заиграет счастливая улыбка.
— Вы похожи на принцессу из сказки, — проговорил он своим низким голосом и увидел, что от этих слов глаза Серафины радостно заблестели.
— Вам не кажется… что бриллиантов… слишком много? — спросила она. — Марта заставила меня их надеть.