И мысль эта действовала на нее угнетающе.
Обладая чрезвычайно живым воображением, она частенько, лежа ночью в постели, не могла сомкнуть глаз. Она думала о том, что будет, если в один прекрасный день Кельвин придет к ней и объявит, что хочет быть свободным.
А что, если ему встретится женщина, о которой он мечтал всю жизнь?
Тогда уже встанет вопрос не о флирте и не о любовной интрижке, а о полном разрыве с ней, с Серафиной.
Она явственно представила себе ярость отца и себя, тщетно пытающуюся защитить Кельвина от его гнева.
Серафина пыталась убедить себя, что только напрасно мучается.
Кельвина, похоже, вполне устраивает ее общество. Он добр к ней. За последние несколько дней он стал гораздо добрее, чем раньше. А может, это она сама, боясь, что леди Брейтвейт отберет у нее мужа, не отпускает его от себя ни на минуту?
Но как бы то ни было, Серафина твердо решила, что Кельвина она ей не отдаст, чего бы ей это ни стоило. Она не представляла тем не менее, какое оружие может применить в борьбе с соперницей, и очень от этого мучилась.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, она наблюдала за леди Брейтвейт, когда та не смотрела в ее сторону.
Она не могла не восхищаться тем, как эта дама входит в столовую.
Точно так же, как примадонна выплывает на сцену, она гордо шествовала к своему столу, сверкая драгоценностями. Казалось, что все ее туалеты специально рассчитаны на то, чтобы вызывать зависть каждой женщины, сидящей в зале.
Серафина уже знала, что муж леди Брейтвейт — генерал, командующий гарнизоном в Бомбее.
Ей нетрудно было узнать от других дам, с которыми она иногда проводила время, что генерал Реджинальд Брейтвейт намного старше своей жены и слывет скучным, прозаичным человеком, у которого, помимо армейской жизни, очень мало других интересов, а может, и вообще нет.
— Однако леди Брейтвейт на скуку не жалуется, — язвительно заметила пожилая дама, презрительно поджав губы.
Серафина тихонько вздохнула: она догадалась, что та имеет в виду.
Среди пассажиров первого класса было несколько индийцев, а в каюте, расположенной неподалеку от каюты молодоженов, обосновалась целая индийская семья. Она очень заинтересовала Серафину, поскольку члены этой семьи почти не появлялись на людях.
Когда она стала выяснять, кто те женщины, что занимают эту каюту, ей сказали: ее высочество раджмата из Удайпура, которая возвращается из Англии в Индию, со своей свитой.
— Что означает «раджмата»? — спросила Серафина мужа.
— Это означает «мать магараджи», — ответил он. — Или в данном случае — «магарана».
— Как бы мне хотелось ее увидеть! — пылко воскликнула Серафина.
— Думаю, это маловероятно, — ответил Кельвин Уорд, и Серафине пришлось этим удовлетвориться.
Вскоре пароход добрался до Красного моря. Жара стояла невообразимая, и Серафина проводила на палубе гораздо больше времени, чем раньше.
Палуба первого класса находилась непосредственно над палубой второго класса. А еще ниже размещались палубы третьего и четвертого класса. Пассажиры там сидели, играли в разные игры, а также спали прямо на корме парохода.
Располагались они обычно под надпалубными сооружениями, где было довольно тесно, поэтому о каких-либо удобствах говорить не приходилось. Впрочем, они, похоже, от этого не страдали и вовсю наслаждались жизнью.
Серафина, перегнувшись через перила, часто слушала звуки индийского ситара или наблюдала, как темнокожие индийские ребятишки с криками носятся по палубе, а расположившиеся на отдых взрослые спокойно ведут меж собой беседу и, похоже, эти крики ничуть их не беспокоят.
— Почему они вас так занимают? — спросил Кельвин, заметив, что Серафина с интересом смотрит на то, что происходит внизу.
— Наверное, потому, что они индийцы, — ответила она. — Я прочла об Индии уже почти все книги, что взяла с собой, и жду не дождусь, когда наконец увижу эту чудесную страну и познакомлюсь с ее людьми.
— Мне хотелось бы, чтобы вам полюбилась эта страна, — заметил Кельвин Уорд. — Если вам она понравится, мы можем поселиться там на несколько лет.
И, заметив, как вспыхнули ее глаза, поспешно добавил:
— Прошу вас, ничего пока не говорите. Мне не хочется, чтобы вы заранее связывали себя какими-то обещаниями. А вот когда вы несколько месяцев поживете в Индии, тогда и сможете понять, какие чувства испытываете к этой стране.
— Я уже сейчас знаю, что буду любить ее так же горячо, как и вы, — ответила Серафина.
В тот вечер было очень жарко. Когда после ужина Кельвин с Серафиной прогуливались по верхней палубе, ей даже не понадобилось надеть поверх вечернего платья накидку.
Сегодня на ней было платье из нежного крепа розового цвета, украшенное оборочками из тюля, которые каскадом ниспадали из огромного атласного банта и образовывали длинный шлейф.
В этом наряде, сшитом по последней парижской моде, она была похожа на розовый бутон.
Платье это необыкновенно шло Серафине, так как плотно облегало ее изящную и грациозную фигуру. Глубокое декольте открывало белоснежную, стройную шею.
Марта украсила белокурые волосы Серафины несколькими бриллиантовыми звездочками, и Кельвину Уорду его жена показалась одной из звезд, спустившейся с неба. Светила полная луна, которая серебрила ровную гладь моря.
Стояла благоговейная тишина, нарушаемая лишь шумом моторов и приглушенными звуками скрипки, доносившимися из салона первого класса.
Однако внизу, на корме, пассажирам было явно не до музыки. К расположившимся там индийцам с детьми приблизилась шумная группа солдат.
У них оказался футбольный мяч, и им вздумалось сыграть в футбол. Толкаясь и отпихивая друг друга, они принялись гонять злополучный мяч по палубе, громко хохоча и сквернословя.
— По-моему, в пиве у этих ребят явно не было недостатка, — сухо заметил Кельвин Уорд.
— Вы хотите сказать, что они пьяны? — спросила Серафина.
— Не то чтобы очень, однако настолько, чтобы шуметь и вести себя вызывающе. А индийцы, которые вообще не употребляют спиртного, не понимают, чем вызвано подобное поведение белых людей.
Серафина перегнулась через перила.
Солдаты между тем разошлись вовсю — соленые шуточки неслись без перерыва.
Один из них подкинул футбольный мяч слишком высоко в воздух, тогда другой подпрыгнул, чтобы не дать ему упасть за борт, и, не удержавшись на ногах, свалился прямо на маленькую девочку-индианку, с любопытством наблюдавшую за игрой.
Девочка, пронзительно вскрикнув, упала на палубу.
— Смотрите, солдат ушиб ребенка! — воскликнула Серафина, наблюдет, как товарищи помогают солдату встать на ноги.
Веселая и шумная компания удалилась с палубы.
А девочка так и осталась лежать на том месте, где упала, и Серафина видела, что она не шевелится.
— Девочка, похоже, потеряла сознание, — заметила она.
— Уверен, скоро это обнаружат, — проговорил Кельвин Уорд.
— А по-моему, никто не видел, что произошло.
И действительно, пассажиры четвертого класса сидели с другой стороны корабля, где не было ветра.
Ребенок по-прежнему лежал на палубе без движения.
— Мы должны пойти и сказать родителям, что ребенок разбился. Я в этом просто уверена! — воскликнула Серафина.
— Я схожу, — ответил Кельвин.
— Прошу вас, разрешите и мне пойти с вами.
— Это совершенно излишне, — возразил Кельвин. — Я сделаю все необходимое.
— Но я хочу пойти! Я буду очень беспокоиться за девочку, если сама не прослежу, что ей была оказана помощь. Ну пожалуйста, возьмите меня с собой!
Кельвин Уорд сначала был непреклонен. Но потом он сдался и, улыбнувшись, проговорил:
— Ну хорошо, пойдемте. Только, Сдается мне, зря вы так сильно беспокоитесь.
Серафина поспешно взяла его за руку:
— Пойдемте побыстрее.
Держа жену за руку и посмеиваясь про себя, он провел ее кратчайшим путем по крутой лестнице на нижнюю палубу.
Это заняло некоторое время, и наконец Серафина, подобрав свои пышные юбки, ступила на корму.