Искусственный осенний ветер гнал облетевшие листья по направлению к мусоросборнику, напоминающему огромный совок. Мы с Лозинской стояли на летучем островке, как двое влюбленных из снов о погибшей любви.

– Вера, напоследок я хочу услышать что-нибудь по-настоящему интересное. Учтите, времени у нас мало. Когда мы попадем в мусорный шлюз, нам будет не до лирических бесед.

– Что-нибудь интересное. Пожалуйста, – с готовностью отозвалась Вера. – Ты выглядишь так, будто не умывался лет двадцать. Еще? «Омега» имеет каналы воздействия на твой неокортекс. Еще? У тебя коронки на седьмом и восьмом зубах.

Ну что ж, попадание. Однако для этого не надо слишком глубоко копать, достаточно иметь доступ к полицейской базе данных.

– А еще я умолял дантиста дать больше анестезии, когда он ставил эти коронки. Вот это вам уже неизвестно. Так же как и то, что «каналы воздействия» принадлежат другой стороне моей личности. Все слова уловили, дамочка?

– То, что ты называешь «другой стороной» своей личности, когда-то лежало на моем столе в виде проектного задания. Довольно толстая стопка документации. – Она показала рукой толщину стопки, и у меня в этот момент перехватило сердце от того, какие у нее были пальцы. Нежные и сильные. – Так что не надо басен. Программный клиент, с помощью которого «Омега» компостирует тебе мозги, не «другая сторона» личности, а всего лишь служебная программка.

– Допустим, поверил. Интересно, Вера, а без моей скромной персоны при составлении проектных заданий можно было обойтись?

– Наверное, компьютер, который выбрал тебя из длинного списка кандидатов, имел чувство компьютерного юмора. Твоя кандидатура представляла практически идеального неудачника, интеллектуального авантюриста, терпящего поражение за поражением на всех фронтах.

– А если бы компьютер не был таким юмористом?

– Тогда бы тебя выбрала я. Я была за наиболее сложные начальные условия эксперимента.

Если честно, мне приятно смотреть на Веру, что бы она ни говорила (можно в принципе и уши заткнуть). Она совсем другая, отличная и от бунтующей девчонки Макаровой-Нильсен, и от подпольной секс-бомбы Мириам Хайле. В каждой ее черточке, в движении зрачков под ресницами, в подрагивании уголка рта, в танце, который исполняют ее пальцы, в пряди, опускающейся на бледную щеку, было что-то опасное и родное, что-то долгожданное, мучительное и радостное. Что касается обратного, приятно ли ей смотреть на меня, потрепанного человека в одних трусах, тут меня терзают сомнения – но лучше быть вообще неодетым, чем плохо одетым. Поиграем в «голого факира», в блаженного товарища Ганди, который таки победил великую Британию.

– Ну и чем закончился ваш эксперимент, Вера? Вроде провалился.

– Для того чтобы этого не случилось, я прилетела сюда, вслед за тобой.

– Вы прилетели за куклой, которой управляет «Омега»? Прямо жена декабриста. Декабристка в квадрате. А учитывая, что вы вытворяли пять минут назад, когда едва не зарезали меня, то получается декабристка в квадрате и с большим приветом.

– Если уж я кого-то режу, то без «едва». Но я действительно не знала, чего от тебя ожидать. С одной стороны, ты – кукла, с другой – ты человек, соединенный с искусственным интеллектом, который был специально создан для работы с тобой. Так что тебе надо выбирать.

– Вы про выбор между «Омегой» и Симулакром, между Ужасным и Кошмарным? Даже у средневековой невесты диапазон возможностей был шире. Она хотя бы могла уйти в монастырь.

– Надо, дружок, выбирать между чужим и своим. Чужое – это клиентская программа, которая делает тебя рабом «Омеги». Свое – Симулакр, который не что иное, как продолжение твоей личности, твоя подлинная «другая сторона». Это я тебе как проектировщик говорю. Эволюция Симулакра от программного пакета, имитирующего твою личность, до искусственного интеллекта, который сознательно хочет быть с тобой в симбиозе, была предусмотрена изначально. Предусмотрена и заложена мной в алгоритмы его развития. Хотя «Омега» об этом и не знала.

– Дамочка, заканчивайте с рекламой программной обеспечения. Когда мне осталось жить, может быть, пять минут, я хочу знать – между мной и вами что-то было? Что-то человеческое, непрограммное. Или я присутствовал в вашей жизни лишь как стопка проектной документации? «Мы спиной к спине у мачты, против тысячи вдвоем». С кем вы были вдвоем, со мной или с виртуальным призраком?

И пусть времени у нас было в обрез, Вера с ответом не торопилась. Лишь излучала взглядом лукавство. И взгляд такой – искоса, из-под ресниц, который любого мужика заденет за живое, даже если у него от железок остались одни чехольчики. А вдруг у меня эрекция случится? Я ж в одних трусах. Тогда я, блин, пропал. Одно дело эрекция у Аполлона Зевесовича, другое дело у чмура; ничего, кроме активной антипатии, это не вызовет.

И тут Вера улыбнулась. Так улыбаются только старому знакомому, а может, и не просто знакомому...

От резкого торможения я покатился кубарем и моя голова фактически оказалась между ног у севшей на попу женщины. Отлетевший лист застрял на полпути, напоровшись на разветвление в форме рогатины. По большому счету здесь был затор из множества застрявших листьев.

Вера основательно, но без излишней жестокости отпихнула меня и вскочила на ноги. А я увидел полную луну – она просвечивала сквозь мглу, пыль и мусор, который уносился в сторону мусоросборника. На луне просматривались большие буквы «Space Taxi» – а это значит, что мы практически добрались до входа на стоянку флаеров. Всего-то метров двести по ветке: она почти без наклона и даже с ограждениями.

Если бы на ступе, то вообще не успеешь чихнуть и долетел. Неужели спасены?..

Не порыв ветра, а чувство тревоги толкнуло меня в спину. Кто-то приближался к нам, пробираясь через завал из листьев. И этот «кто-то» был опасен. Сегодня, впрочем, опасным было все.

– У нас гости, Вера. Вам срочно на стоянку, дуйте наиболее прямым курсом на эту самую луну, а я с ними пообщаюсь.

Но было поздно. Появившийся Вурдалак уставился на Веру, как Торквемада на ведьму, злобно, но деловито. Затем, переглянувшись с теми, кто стоял у него за спиной, двинулся вперед, явно перерезая дорогу госпоже Лозинской.

За спиной Вурдалака была Мири. Она выпустила, как доисторическая тигрица, пять дециметровых когтей, а между ее ладоней дрожал голубоватый цветок – вероятно, пучок наноцепей. Этого хватит, чтобы пошинковать целый танк в окрошку. Вид Мири намекал на серьезность намерений, гримаска показывала, что она не в духе. Надо ж еще учесть, что черная богиня очень недружественно относится ко всем бабам, которые хотят со мной дружить. Впрочем, приодета была Мириам на все сто: в короткое платье с высокой талией, которое показывало прелести в наилучшем виде и прекрасно контрастировало с шоколадной кожей.

За «богиней» выкатился Борис Дворкин в классической инвалидной коляске, с сигарой и в белом костюме-тройке – типичный крестный отец мафии, Дон Корлеоне.

К эфиопской дамочке я не рискнул обратиться.

– Бонжур, маркиз. Здравствуйте, Боря. Я так рад, что с вами поработали визажисты.

– К сожалению, не могу ответить встречным комплиментом, хоть бы трусы подтянул, бесстыдник, – строго сказал Дворкин. – Ты прилично наломал дров, Негр. И зачем ты только сорвал исполнение нашей программы Майклом Зайтсефым?

– Я боялся за свою девушку, за Нину. А вы уж думали, что я буду только и делать, что исполнять ваши программы.

– Бомжара, – рявкнул Вурдалак. – Я же говорил, что он полностью деградировал.

– Конечно, деградировал, я ж не Кощей Бессмертный, чтобы быть всегда одинаковым. Но, похоже, вы подстраховались и лайнер все равно впилился в Дримлэнд. Только парк аттракционов был уже гантелью, а не сферой. Жизнь продолжается, друзья.

– Боюсь, я тебя разочарую, Негр. Дримлэнд, вместо того, чтобы сгореть дотла в космосе, падает на Землю, – сказал Дворкин, светясь информационным превосходством. – Только уместнее его называть сейчас не «страной грез», а «ящиком Пандоры».