Я, очевидно, не был таким уж положительным героем. Окно под натиском моего летящего тела лопнуло, резанув в районе шеи и правой руки. И едва я плюхнулся в лагуну, меня подхватило искусственное течение – поток управляемой магнитной жидкости понес мое тело прочь от виллы.

Все закономерно, незваный гость получил заслуженный пинок под зад. Из потока не вырваться. Жидкость, мало похожая на воду, была трясинно-вязкой. Кровь, вытекающая из раненой руки, не растворялась, а чертила трассу, состоящую из красных шариков. Я лишь старался не утонуть. Это было все сложнее, поток ускорялся и вскоре стал заливать меня с головой. При такой динамике я удержусь на плаву едва ли еще пять минут. Однако и пяти минут у меня в запасе не было...

Марево рассеялось и передо мной вздыбилась огромная волна, настоящее цунами. Вот она уже надо мной. Но меня не захлестнуло, а потащило вверх.

Несколько секунд шарики-ролики в моей голове перенастраивались. Никакая это не волна – на искусственных космических телах сразу ничего не поймешь, – просто я доплыл до края таитянской «сковородки», который вздымался под углом в сорок пять градусов к плоскости лагуны. Еще одна скоротечная перестройка мозгов, и край стал для меня горизонталью, а вот сзади поднялась водяная стена, на которую лучше не смотреть, а то обделаться можно – так представлялась теперь таитянская лагуна.

Вперед смотреть тоже страшно, там конец сковородкообразного мира. Совсем, как на миниатюре из средневековой книжки. На самом краю – алмазный кристалл небосвода, за ним бездна, в которой плавают звезды, похожие на глаза глубоководных хищников.

Вместе со мной на край мира плывет всякий мусор, начиная от обрывков туалетной анимэ-бумаги и кончая кусками пленочных дисплеев, которые все еще показывают рекламные мультяшки. Над головой жужжат то ли мухи-мутанты, то ли роботы-инсектоиды.

Я думал, сейчас врежусь башкой в небосвод, я уже видел на этой алмазной стене свое отражение, поэтому вытянул руки вперед. Но отражение исчезло, а в небосводе раскрылся люк – и я вместе с мусором оказался в шлюзе, в промежуточном пространстве между жизнью и смертью. Уютная теплая емкость острова осталась позади...

Давление начинает падать. Боль, расширяясь, выходит из глубины груди. Наверное, у меня есть несколько секунд на то, чтобы вспомнить свою биографию, если не всю, так что-нибудь особенно хорошее. Однако все хорошее – даже утехи с юными девами Машей и Мариной – словно уже не имеет никакого отношения ко мне.

Быстро отекают, превращаясь в бутылки, мои руки и ноги; набухают, приготовившись разорваться, легкие. Еще немного и боль наполнит меня всего, а потом разнесет мое тело, как газетную бумагу.

Грудь заливается мокротой, из-за которой я начинаю захлебываться, глаза затягиваются тяжелой багровой мглой, в голове что-то бьет изнутри молотками; и вдруг – толчок ветра. Я тщетно цепляюсь пальцами за глянцевые жирные поверхности. Боже, меня выносит наружу, в ад!

Какая-то лепешка шмякнулась мне в лицо и залепила все, за исключением левого глаза.

Ручейки кислорода чистили мои легкие; маска, налипшая на лицо, впитывала извергавшуюся из моих дыхательных путей мокроту – а я кашлял как Зевс Громовержец. Одним глазом я видел, как техманн хозяина, похожий сейчас на здоровенную бабочку, натужно машет своими крыльями, сотканными из кремниевых нитей. Он вытаскивает меня и себя обратно к свету. В какой-то момент света стало слишком много, его излучал виртуальный многогранник, похожий на граненый стакан. Я увидел свое изображение на одной из граней и схемы своего тела на других гранях. Некоторые схемы были тревожно красного цвета. А потом стакан треснул, и от его резкого звона я перестал что-либо соображать...

Сегодня катался на катамаране по акватории виллы. На обратном пути попал в почти настоящий шквал. Раны на шее и плече залеплены «второй кожей» и не мешают мне управляться с гиком и парусом.

Вокруг меня идеальный курортный мирок. Жидкомагнитные потоки, напоминающие морских змей, снабжают виллу, вернее ее матсборщики, всем необходимым. Пару раз в сутки с неба, точнее, с ползущей по небосводу электростанции, падает молния и заряжает аккумуляторы Нановилля.

Меня не сдали в полицию, даже не побили. Более того, весь Нановилль подвластен моей воле. Молекулы, из которых он состоит, работают как маленькие машинки, которыми я управляю через открытые для меня интерфейсы. Достаточно нескольких нажатий пальцев на клавиши вездесущей виртуальной клавиатуры, мигом сработают процессоры на сверхпроводящих джозефсоновских контактах и на месте пальмы может возникнуть баобаб. Обратиться снова в пальму – тоже пожалуйста. Не то чтобы мгновенно, однако все будет достаточно быстро, как в мультике.

Я могу превратить полинезийский дом в готический замок (как раз в шкафу стоит техманн хозяина с собственной головой в руках), могу сделать небо серым, воду свинцовой, а катамаран дракаром. И даже могу сотворить горный хребет. Горы, конечно, бутафорные, однако как фоглетовый аэрозоль – вполне материальные. Я могу и то и се, но это – не моя свобода. Все эти превращения и прочие чудеса, за которыми стоят миллиарды матсборщиков, наноактуаторов, фоглет, атомных силовых матриц, созданы под одного типа, который зовется Андреем Грамматиковым. Он, конечно, хитрый и жадный, как сто рокфеллеров, но такой же тупой раб модных прибамбасов, как и простая домохозяйка...

Через три дня все виды превращений мне совсем осточертели. Ну, если честно, не до конца осточертели, я добровольно ушел в аскезу, чтобы кто-то не подумал, что меня можно так легко купить.

Думал усилить свою аскезу хорошей выпивкой и наркодом, всю виллу перерыл, как боевая свинья, натасканная на поиск трюфелей. По нулям. И как ни колдуй, не произведешь даже рюмки коньяка. Сигары – это есть, сколько хочешь, но я от всех сортов чихаю и кашляю, как заведенный, потом слюни и сопли не собрать.

Что катамаран, что дракар удаляются от виллы не более чем на три-четыре кабельтовых. Я – узник. Хотя и всемогущий.

Мне доступны все виды сообщений с внешним миром, от обычной электронной до осязаемой хаптик-почты. Но кому напишешь, что я в заточении на космическом элитном курорте, на шикарной вилле сверхчеловека? Чушь ведь, да и писать некому. Глеб погиб, а все мои собутыльники или отправлены на мусоропереработку в Элизиум, или грустят в пивняке над возможно последней кружкой. Раньше люди слали жалобные письма в редакции газет. Сегодня газета – это пара компьютеров, подключенных к искину, называемому «Фридом наномайнд», который и выдает все, начиная от «хедлайнс» и кончая «аналитикс». Если сильно нажалуешься, он пришлет тебе на дом робота-психотерпевта, у которого в ящичке на груди, помимо брошюр на тему «Как стать счастливым», еще куча шприцов и электродов...

Из виртуальных персонажей на вилле особо активен мимоид «английский слуга», который быстро задолбал своим «йес, сэр» и предложениями откушать. Так что приходится то и дело гонять его. На слова «сгинь, нечистый» он даже обижается. «I am not the NECHISTY, I am a poor electromagnetic creature», – сообщает он всякий раз с упорством, достойным лучшего применения. Еще носятся тут стайки виртуальных поросят, мышат и утят с копирайтом «Дизни Инк». – Задалбывают мое бедное сознание. Ну, как не вздрогнуть, когда что-то розовое захрюкает и кинется на тебя прямо из холодильника.

Из музычки на вилле одна попса для домохозяек. Кому-то такой музон – приятное дополнение к мелодиям тостеров и кофеварок, а мне лишь нагрузка на уши. А если отказываешься от попсы, будет тебе из Сети тысячу видов дискотечной трескотни и миллион наименований R’n’b, Rock’n’Roll и Fuckin’n’Fuckoff. А вот «Ой, да не вечер» найти сложнее, чем гитлеровские марши. Из-за «националистического подтекста».

Можно, конечно, покрыть лицо боевой раскраской и выйти на тропу войны.

Например, поиграть с «английским слугой» в пиратов. Он легко меняет ливрею на кожаную безрукавку и черную бандану, после чего начинает возникать в разных темных углах и бросаться на тебя с криком «Жизнь или кошелек!». Кричит он до тех пор, пока не разрубишь его мимоидом сабли. И хотя он безбожно поддается во время драки, но своими воплями сильно действует на нервы, поэтому эти фокусы я ему запретил.