Он встал рядом с ней, стараясь не отрывать глаз от своего собственного отражения. Его пальцы были длинными, руки художника. Он никогда не замечал этого ранее, но на фоне ее кожи он мог видеть их форму и размеры.

— Ты прекрасен, Байрон, — она наблюдала, как ее руки скользнули вверх, как ее пальцы запутались в его длинных черных волосах. — Я не могу поверить, что на самом деле вижу нас. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Я собираюсь пройти перед тобой. Не отрывай взгляда от зеркала, твое сознание прочно слилось с моим. Ожидай расплывчатости и дезориентации, но это долго не продлится, — он прошел перед ней, наблюдая за собой через плечо. Он видел, как сокращаются и расслабляются твердые мускулы его ягодиц, почувствовал в ней всплеск влажного тепла и усилившиеся удовольствие. Его взгляд упал на ее грудь.

Антониетта покачнулась, закрыв глаза, но она не могла избавиться от странного головокружения, накатившего на нее. Тени и контуры картин смешались. Ей захотелось закричать в знак протеста. Его язык ударил по ее соску. Раз. Второй. Он втянул ее грудь в свой рот, с силой посасывая, дразня ее сосок своим языком. Ее тело практически забилось в конвульсиях и она обхватила руками его голову и уставилась в серо-черные тени в зеркале, в то время как волна за волной чувственных ощущений омывала ее.

Она видела их совместное отражение невероятно отчетливо в его сознании. Байрон питался от ее груди. Поглощал ее тело. Испытывал к ней ненасытный голод и не извинялся. Его руки прошлись по ее, его пальцы широко раздвинулись, чтобы прикоснуться к ее коже везде, где это только можно. Он поглаживал и ласкал ее, его руки обхватили ее грудь, потом ягодицы, затем соскользнули по ее животу, чтобы зарыться пальцами в густые черные завитки.

— Меня не волнует, если я кошка в период течке, — сказала она, раздвигая для него ноги в приглашении.

Он не спеша расточал внимание ее груди, в то время как жидкое тепло стекало по внутренней стороне ее бедра. В то время как она была жаркой и влажной и не в силах остановить движение бедер в явном разочаровании. Когда его рот покинул ее грудь, она протестующе вскрикнула, но затем как зачарованная наблюдала, как его рот словно перышко начал спускаться вниз по ее телу к талии и ниже — к пупку. Там он на мгновение задержался, нежно пройдясь языком, его рука обосновалась меж ее бедер.

— Я не могу дышать, — так сильно она хотела его. Ее руки беспрестанно двигались, находя каждый мускул, жаждая касаться его, в то время как ее сознание желало видеть их вместе. — Я горю, Байрон.

Она смотрела, как он опустился перед ней на колени и без колебаний, обхватив руками ее бедра, привлек ее тело к себе. Ее сознание почти взорвалось от запаха и вкуса, и ощущений, стремительно пронесшихся через их слившиеся чувства, через их соединенные умы. Она услышала свой собственный тихий крик, когда его язык проник глубже, проталкиваясь внутрь нее.

Антониетта вцепилась в его волосы, стиснув их в кулаках, удерживая его рядом с собой, подаваясь бедрами ему навстречу, слезы бежали по ее лицу. Их общая близость усиливала ее сексуальную потребность десятикратно. Она чувствовала его тяжелую полноту. Собирающееся давление, которое грозило разорвать его головку. Она чувствовала его собственническую натуру. Непримиримую решимость удержать ее рядом с собой, привязать навечно. Две половинки одного целого. Его голод к ней. Его потребность в ней. Его потребность обратить ее, полностью привести в свой мир.

Она попыталась удержать эту странную мысль, но ее тело разрывалось от порочного дикого оргазма, который уносил ее в другое измерение. Ее зрение пропало, как только он подхватил ее на руки и понес через комнату в спальню. Антониетта судорожно вздохнула, ее мускулы конвульсивно сжались, когда он вошел в нее.

Он заполнил ее полностью, погружаясь все глубже, его руки сжимали ее бедра, удерживая ее на месте, пока он неустанно и беспощадно подавался вперед, требуя, чтобы она приняла каждый его дюйм. Кожа к коже. Сердце к сердцу. Он брал ее тело и отдавал ей свое, словно одержимый. Страстно жаждая ее. Никогда не получая достаточно. Словно этого никогда не будет достаточно.

Антониетта не желала ослаблять свою хватку над его сознанием. Он был везде, в ней, вокруг нее, часть ее. Когда она была одна, то в своих самых диких мечтах с пальцами на клавишах пианино позволяла силе своей страсти изливаться из нее, рисуя в своем воображение именно такое единение между мужчиной и женщиной. Какая бы странная потребность не мучила ее тело весь вечер, все страдания стоили того, что она испытывала за время, проведенное в его руках.

Она прижималась к нему, крепко обнимая, когда он входил в нее глубоко и сильно. Антониетта хотела ощутить его глубже, там, где собиралось и росло огненное напряжение, пока она не вспыхнула огненной бурей, которую не в силах была контролировать.

— Байрон, — прошептала она его имя, в то время как ее мускулы крепко сжимались вокруг него, конвульсивно стискивая. В то время, как он содрогался от усилий удержаться. Один длинный удар и они полетели вниз с вершины.

Они вцепились друг в друга, жадно втягивая воздух, стараясь успокоить свои колотящиеся сердца. Байрон не двигался, его тело растворилось в ее. Они лежали переплетенные, словно так и должно было быть.

—  Антониетта. Любовь моя. Я так сильно люблю тебя.

Теперь она знала его лицо, даже намного лучше, чем это было раньше. Каждая деталь отпечаталась в ее памяти, как от прикосновения пальцев, так и от видения его глазами. Он что-то прошептал возле ее горла. Его слова нашли путь к ее сердцу. Антониетта боялась, что полюбила своего темного поэта очень сильно. Она пробежала руками по его телу, прижимая его к себе, не желая, чтобы он когда-либо покидал ее. На протяжении всей ночи она обнимала его. Всякий раз, когда он будил ее, чтобы заняться любовью, она отвечала ему с нетерпением. Она любила мягкий шепот и совместный смех и не хотела, чтобы их время когда-либо кончалось.

Антониетта проснулась с ощущением опасности. Крошечные бисеринки пота выступили на теле, сердце колотилось от страха. Она пошарила рукой на прикроватной тумбочке в поисках своих темных очков, одновременно мысленно потянувшись к Байрону. Но вместо спокойствия она почувствовала темную зловещую пустоту. Ее легкие горели от нехватки воздуха. Где он? И что за монстр рыскал у нее за окнами в поисках способа проникнуть внутрь?

—  Байрон, — позвала она его резко. Властно. — Где, черт возьми, мой рыцарь в сияющих доспехах, когда я в опасности? Просыпайся!

Хищные глаза следили за ней, сосредоточившись на единственной цели. Антониетта могла ощущать обжигающую злобу в этом пристальном взгляде.

Медленно, неторопливо она села и спустила ноги с кровати. Одной рукой подтянув простынь до подбородка, вторую она инстинктивно направила к собаке. Борзая сохраняла полнейшее молчание, но женщина могла чувствовать напряжение, вибрирующее в теле животного. Кельт был на стреме, его поза выдавала готовность к охоте. Стояла ночь, Антониетта понятия не имела, откуда она это знает, но совершенно точно была ночь. Она опять проспала весь день. Что-то ужасное и опасное кралось снаружи вдоль ее балкона, ища способ проникнуть в дом. Темная злоба заполонила ее комнату.

—  Я с тобой. Оставайся связанной с Кельтом, — спокойно ответил Байрон.

Нечто тяжелое с глухим стуком ударилось в витражное стекло. Неумолимо, беспрестанно толкаясь, царапая, чтобы оказаться внутри. Пес быстро направился к окну, яростный защитник, оскаливший зубы, всегда наготове. Дыхание, долетающее из-за толстых стен, было ужасным на слух. Оно напоминало воздух, несущийся сквозь туннель. Поступи полагалось быть бесшумной, но Антониетта могла слышать мягкие шаги по балкону, звук когтей, скребущих по ее подоконнику.

— Оно за окном, пытается войти. Я не могу удержать Кельта. Он разгуливает между окон. Я боюсь, Байрон, —Антониетта натянула халат, вдохнув отравляющий запах крупной, тяжелой кошки, от чего ей тут же захотелось заткнуть нос. — Ему нужна я. Не кто-либо другой, а именно я. И у меня нет истерики. Я чувствую, как оно тянется ко мне.