Она была недалеко. Площадка перед дверью была заполнена женщинами, разговаривающими, плачущими и кричащими. Байрон подумал, что покроется потом, если его в скором времени никто не спасет. Марита тяжело прислонилась к нему, цепляясь обеими руками, которые дрожали.
— Антониетта, пошевеливайся! Я знаю, ты идешь так медленно, как это только возможно.
Ворвавшийся в холл Франко мгновенно увидел свою жену, покрытую кровью и повисшую на руках Байрона, который поддерживал ее. Не раздумывая, он метнулся к Байрону, набросившись на него с кулаками и чуть не ударив Мариту по голове, когда она возникла на его пути, отчаянно стараясь ухватиться за него.
— Достаточно, — сквозь стиснутые зубы отдал приказ Байрон. Его голос был невероятно низким, но его мощь и сила захлестнули комнату, их можно было ощутить вплоть до самих потолков. Покачнулись вазы. На стене дрогнули и замерли картины.
Все мгновенно замолчали. Никто не двинулся и не заговорил. Ветер пронесся по комнате, поднимаясь воплем протеста. В комнату вошла Антониетта, к ее ногам жался Кельт.
— Байрон, закрой дверь. Воздух холодный, а бедная Марита пребывает в шоке. Хелена, быстро, проконтролируй, чтобы Марите наполнили ванну. Франко, забирай ее наверх, а я тем временем проинформирую власти об ужасном происшествии в нашей роще.
Мир уменьшился и искривился, так что его зрение сузилось, а комната пропала. Исчезли женщины. Сгинул Франко. Осталась одна Антониетта, направляющаяся к нему. Байрон не мог не глядеть на нее. Ее голос всегда был уверенным, но сейчас его тон был непреодолимым. Она, казалось, сияла. Его карпатская кровь, текущая в ее венах, уже начала усиливать ее природную красоту. Антониетта несла власть, словно мантию, величественно и бесстрашно, несмотря на царивший вокруг нее хаос. Она заставляла его чувствовать себя мягким. Счастливым. В мире с самим собой. Целостным.
Ее семья тотчас же среагировала на ее голос. Марита рухнула на руки мужа. Пол и Жюстин, пришедшие вместе, стояли, запыхавшись, с широко раскрытыми глазами. Таша поджидала под аркой, кидая в Байрона подозрительные взгляды.
— Он спас меня, — Марита уткнулась лицом в грудь Франко. — Мне противно ощущать на себе кровь этого мужчины. Это было ужасно.
Франко посмотрел на Байрона.
— Grazie. Я ваш должник.
Байрон зашагал — прямо, целенаправленно — к Антониетте. И на глазах всей семьи притянул ее в свои объятия, крепко прижимая к себе, пока их сердца не забились в одном ритме. Ничем не прикрытое обладание сквозило в его позе, ясный сигнал другим, что он рядом с Антониеттой, чтобы остаться. Она мгновенно откликнулась, обхватывая его руками и поднимая лицо для поцелуя.
Он склонил свою голову к ее. Ее губы были теплыми, мягкими и радушными. Ее рот был жарким, влажным и экзотичным. На какой-то миг все и вся отступили далеко. У Антониетты был вкус меда и специй. Любви и смеха.
— Забавно, что он всегда оказывается там, где нужно, когда один из нас в опасности, — пробормотала Таша, достаточно громко, чтобы услышал каждый. Она впивалась взглядом в Байрона.
Байрон поднял голову и взглянул на нее, его черные глаза полыхнули красным, его клыки обнажились, когда он улыбнулся. С него было достаточно кузины Таши и ее мерзких игр с Антониеттой. Если она хочет играть без правил, он более чем рад угодить ей. Она частенько затрудняла жизнь Антониетты. Не помешало бы ей ощутить, каково это, на собственной шкуре.
Таша резко вздохнула и отступила назад, крестясь. Когда она моргнула, улыбка Байрона была нормальной, лицо красивым. Красное пламя, мерцающее в глубинах его глаз, было не более чем отражением множества горящих свечей, расставленных то тут, то там возле входной двери.
Таша вздрогнула, но все равно решительно направилась к своей кузине, ее огромные темные глаза были сердиты.
— Как вам посчастливилось оказаться рядом с Маритой и мертвецом, Байрон? — в ее голосе был вызов.
— Благодарения Dio, ты нашел ее, Байрон, — сказала Антониетта. Она легонько дотронулась до Таши. — Ты должна сейчас же позвонить властям. Скажи, что в роще произошел ужасный несчастный случай. Попроси прибыть доброго капитана. Сообщи ему, наши люди уже привыкли к его присутствию, и поскольку все нервничают, я буду очень признательна, если он приедет лично. Я чувствую ее тревогу. Что ты делаешь с ней?
— Что я делаю с ней? Она практически обвинила меня в нападении на Мариту!
Антониетта сделала небольшой жест принятия его слов.
— Это в ее духе, наносить удар, когда она расстроена или боится.
Байрон стиснул зубы.
— Кузина Таша нуждается в хороших манерах.
Таша практически помчалась к телефону, забывая о своей решимости спасти Антониетту от ее собственной глупости, в надежде увидеть красивого капитана.
— Конечно, Антониетта.
— Пол, отправляйся к nonno и сообщи ему, что произошло. Я не хочу, чтобы он расстраивался без всякой необходимости.
Франко повел рыдающую Мариту прочь, рядом с ним шла Хелена, кудахтая успокаивающие глупости и обещая немедленно наполнить ванну.
Вот оно, решил Байрон. Антониетта была слепа, однако точно знала, кто находится в комнате, и решительно начала командовать. Она была потрясающа. Его сердце громко забилось, и он успокоил его. Гордый за нее. Его одновременно и удивило и встревожило, что он смог прочитать ее спутанные мысли по поводу их отношений. Она верила, что у них кратковременная связь, что он пойдет своей дорогой, а она будет продолжать свою жизнь. Она медленно подходила к осознанию того, что не хочет, чтобы он уходил, но все равно ожидала от него этого. Ни у одного из них не было выбора, но у нее не было возможности узнать об этом, а у него не было намерения усугублять ее сопротивление, просвещая ее об этом.
Антониетта придвинулась поближе к нему, вжимаясь своим телом в его, опираясь на его силу в эпицентре истерики, охватившей всех. Она потерлась своим лицом об его грудь, потом замерла как вкопанная и отошла от него.
— Ты был с другой женщиной, — обвинение было констатацией факта, слова замерцали в его сознании, оранжево-красные от пламени. Это было еще одно предательство и оно надломило ее. Он смог почувствовать волны гнева, смешанные с ужасной грустью.
— Никогда не будет никого другого. Никогда. Во всяком случае, для меня, — он говорил искренне, будучи не в состоянии произнести неправду.
— Антониетта, — проговорила Жюстин, — мы должны поговорить, все мы. Пол, ты, даже Байрон и я. Мы не можем позволить, чтобы так продолжалось и дальше.
Антониетта вздернула подбородок, ее тело слегка качнулось в сторону Байрона, словно ища защиты или утешения. Небольшой, предательский жест превратил его внутренности в кашу. Байрон обнял ее и притянул под защиту своего широкого плеча, защищая ее от боли, от вероломства Жюстин и Пола. Он чувствовал, что Антониетта хочет поверить ему, сражаясь с чистотой тона его голоса и своими собственными чувствами.
— Сейчас мне трудно найти здравый смысл в том, что ты сделала, Жюстин. Я слишком зла и обижена, чтобы выслушивать кого-то из вас. Что касается выстрелов Пола в нас, я до сих пор не знаю, что делать. Предлагаю ему держаться подальше от властей, когда те прибудут, — едва заметные нотки неприступности слышались в ее голосе, которые, как начал узнавать Байрон, были скорее защитой, нежели вызовом.
— Я все еще чувствую на тебе ее запах.
Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
— С нашей родины прибыла моя сестра. Она, ее Спутник жизни и их сын сняли неподалеку от города виллу с видом на море. Если я не ошибаюсь, мы уже обсуждали Джозефа и его своеобразие. Он желает рисовать, поэтому они предоставили ему такую возможность.
Подозрительность в ее сознании сразу же рассеялась. Антониетта обхватила руками его шею.
— Я сожалею. Не знаю, почему усомнилась в тебе.
— Предательство — это образ жизни твоей семьи, Антониетта. Но не моей. Я говорю это затем, чтобы успокоить тебя, поскольку это вполне естественная реакция, когда ты проснулась в одиночестве, а я вернулся с запахом другой женщины на себе.