Антониетта не могла поверить в то облегчение, которое пронеслось через ее тело, через ее сознание.

—  На какой-то миг я подумал, что что-то ужасно не так, — она провела рукой по полу в поисках своей расчески. Ее пальцы нашли гладкую рукоятку. Полотенце развязалось, открывая ее тело холодному воздуху. Снаружи, по витражным окнам снова застучал дождь. Антониетта прошлась по полу. Мраморные плитки приятно холодили босые ступни. Ее тело было разгоряченным и неожиданно покрасневшим от мысли о нем, внезапно вошедшим к ней. Она не понимала, почему всего лишь звук его голоса заставлял ее чувствовать себя такой сексуальной. Заставлял ее желать соблазнить и заманить его. Он всегда был таким холодным и спокойным, что ей хотелось вывести его из себя.

—  Оказывается, я сегодня раздражена и не в духе, — призналась она. Девушка в обнаженном виде встала перед витражным окном, слушая льющийся дождь, и подняла руки кверху, словно делая подношение богам фантазии. Мечты. — Приведите его ко мне. Позвольте ему прийти этой ночью. Позвольте мне узнать, что он смотрит на меня как на женщину, а не как на банковский счет.

—  Ты должна находиться в постели. Под теплыми одеялами, а не порхать по комнате. Идея состояла в том, чтобы сохранить твое здоровье.

Как мог всего лишь голос так сильно на нее воздействовать? Заставлять тело пылать в огне и желать лишь одного единственного мужчину. Она не видела в этом никакого смысла. Антониетта отвернулась от окна и безошибочно направилась к высокому комоду. Некоторое время назад, пребывая в одном из своих немногих настроений щедрости, Таша купила ей белую кружевную ночную рубашку, которую Антониетта еще ни разу не надевала. Она скользнула по ее коже словно живая, усиливая ее чувства и невыносимые желания тела. Эта рубашка была создана с целью соблазнения. Искушения. Она обтекала каждый изгиб и открывала ее кожу. Она заставляла Антониетту чувствовать себя красивой соблазнительницей.

—  Сохранить мое здоровье? Как прозаично.

—  Не только ты раздражена и не в духе. Я тоже. Это может оказаться опасной комбинацией.

Антониетта заплела волосы в косу, наслаждаясь тем, как кружевной материал ласкает ее кожу.

—  Ты так думаешь? Вероятно, ты прав. У меня такое странное настроение, что я едва узнаю саму себя, — она со вздохом откинула покрывала и скользнула под простыни.

Байрон склонился, чтобы проверить пульс Жюстин. Она была в порядке, всего лишь легкое головокружение. Он монотонно зашептал ей, внушая мысль вернуться в свою комнату и забыть о визите к Полу. Жюстин как лунатик повиновалась, подпадая под его гипнотическое внушение, и вышла, даже тихо закрыв за собой дверь.

—  Это неудивительно, Антониетта. Я не сомневался, что в течение некоторого времени, ты будешь выбита из колеи, и это вполне нормально. — Байрон еще раз склонился над Полом. Ее кузеном. Предателем, который возможно мог принимать участие в заговоре с целью лишить Антониетту жизни. На краткий момент желание сдавить его шею своими сильными руками поднялось и почти захватило его. Он наклонился ниже, его клыки удлинились, когда он оказался вблизи его сильно бьющегося пульса. Если он возьмет кровь Пола, то будет довольно легко читать его мысли.

—  Байрон! — голос Антониетты был резким и напуганным. — У меня ужасное чувство, что ты хочешь причинить вред моему кузену. Скажи, что это не так.

Байрон закрыл глаза, сделал глубокий вдох, успокаивая дыхание, чтобы осадить демона, требующего свободы. Слияние было слишком близко. Она бы узнала. Она бы почувствовала его.

—  Твое воображение слишком разыгралось, Антониетта.

— Почему ты всегда называешь меня «Антониетта»? Все остальные зовут меня «Тони».

Байрон сосредоточился на звуке облегчения в ее голосе. Антониетта, его спасательный круг здравого смысла и контроля, когда его эмоции были такими же сильными, как и бушующее море.

—  Твоя семья называет тебя «Тони». Все остальные зовут тебя «синьорина Скарлетти», выказывая большое уважение.

— Это не объясняет, почему ты не желаешь звать меня «Тони».

—  Твое имя «Антониетта», и оно красивое, — ответил он просто, без прикрас.

Антониетта позволила своим ресницам опуститься вниз. Она устала, а ровный ритм дождя усыплял ее. Байрон не сказал ничего романтичного или умного, даже ничего поэтичного, но она решила посчитать его слова такими.

—  Твой голос такой завораживающий. Я могла бы слушать его вечно.

—  Это хорошо. Приятно знать, что в наших отношениях наметился прогресс.

— Не знаю, почему я вдруг заговорила об этом. Но я была в курсе с того самого первого момента, как только услышала твой голос. Я могла бы просто сидеть и вечно слушать тебя. А после того как ты уходишь, я слышу музыку, звучащую в моей голове и в моем теле, и я знаю, что это твоя музыка. Она в большей степени принадлежит тебе, чем мне.

— Это самый милый комплимент, который кто-либо когда-либо говорил мне. —Байрон покинул комнату Пола и направился на третий этаж, который занимал Франко Скарлетти со своей женой и двумя детьми. — Я пришел к выводу, что тебе нужна собака, Антониетта.

Антониетта разразилась смехом.

—  Только тебе могло прийти в голову, что мне нужна собака. Я слепая. Как я смогу заботиться о ней? И не намекай на собаку-поводыря. Я совершенно ничего не знаю о животных. Они всегда избегали меня.

Несмотря на все ее старания, он услышал в ее голосе заинтересованность и улыбнулся.

—  Тебе еще не повстречалась правильная собака. Животный мир удивительный и поразительный. Правильная собака может стать бесценным компаньоном. Они могу быть любящими и верными. Правильная собака выбирает тебя, оказывается связанной с тобой и работает с тобой.

—  И какая собака, по твоему мнению, подходит мне?

Байрон склонился над маленькой девочкой, спящей так невинно и мирно в своей постели. При мысли о злоумышленнике, проникшем в комнату к ребенку, рычание поднялось в его горле. В этой комнате запах дикой кошки также был очень сильным. Как только Байрон определил, что в организме девочки нет ни яда, ни снотворного, он исследовал окна на наличие следов проникновения. Кто-то мог спуститься по веревке с расположенного чуть выше парапета. Или кошка могла спрыгнуть с парапета в открытое окно. Он не смог найти никаких следов проникновения и в следующей детской комнате. Байрон перешел в комнату родителей, делая все, чтобы быть невидимым для человеческого глаза.

—  Конечно, борзая. Они известные охотники, да и порода остается неизменной на протяжении столетий. Они славятся верностью и, определенно, будут чувствовать себя как дома в палаццо.

Борзые охотятся на волчьи стаи. Как-то раз, будучи молодым карпатцем, еще не вошедшим в полную силу, он практиковался в изменении облика вместе с Жаком, своим лучшим другом. Их выследили две борзые, когда они на поле превратились в волков. Борзые оказались стремительными и молчаливыми охотниками, без устали преследуя их. Ни один из них в то время не был быстр в изменении формы, и они едва успели добежать до деревьев, неуклюже изменить форму и взобраться на высокие ветки. Тогда Жак от смеха едва не свалился с дерева. Им обоим потребовалось несколько минут, чтобы успокоить сердцебиение и связаться с борзыми. С тех пор Байрон испытывал к ним большое уважение. Они обладают храбростью льва и нежной натурой ягненка.

Он никогда не встречал животных равных борзым и считал королеву Викторию очень умной за желание держать этих животных в своем королевском дворце. Его чрезвычайно опечалила массовая резня этих умных, смертельно-опасных, хотя и нежных животных, когда крестьяне восстали и начали уничтожать все, что было отмечено королевской властью. Возможно, он идентифицировал себя с ними, поскольку его расу также преследовали, и он также мог быть как смертельно-опасным, так и нежным. Байрон не знал почему, но борзые всегда присутствовали в его мыслях. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Антониетта почувствовала привязанность и верность, а также получила защиту одного из этих прекрасных животных.