— Тогда вам не повезло.
От небесных явлений невозможно скрыться нигде — потихоньку занималась заря.
В оставшееся до восхода время надо было что-то предпринять, причем в темпе вальса. С позиции был виден приличный кусок крепостной стены и проходящей мимо дороги. В шесть утра по ней проехал микроавтобус — и стена открылась в том месте, где, вроде, и ворот никаких. Створки невидимых ворот разошлись в стороны, через образовавшуюся прореху был даже виден охранник вместе с постом электронного контроля.
Интересные мысли возникли еще минут через двадцать, когда к крепости стала подкатывать другая машина. Василий заметил, что на повороте она, сильно сбавив ход, проезжает впритык к кусту орешника, даже задевает его бортом. А от куста до ворот остается совсем немного, полминуты езды.
— Как ты думаешь, бодин сын, можно ли уцепившись за днище проезжающей машины, продержаться там полминуты-минуту? Тогда сезам откроется и для меня.
— Конечно. На днище полно неподвижных деталей. — поддержал идею бодик и вывел в виртуальное окно наглядную схему автомобиля. — Уголки крепления и так далее. Напомню на всякий случай, что сгодится для этого лишь грузовик и под передний мост лучше не соваться. Еще не советую цепляться за редуктор, он слишком большой, и за рессоры — может пальчики раздавить…
Василий Савельич прополз в кусты орешника обыкновенного — Corylus avellana, как любезно сообщил бодик, выводившие на лекторы принципиальные схемы днищевой части разнообразных грузовых машин. Лазутчик не особо успел их поизучать, как заметил подъезжающий автомобиль, и был это грузовик с парой задних мостов. Теперь оставалось сделать одно движение — и либо быть раздавленным как безвестный таракан, либо продолжить славный путь.
И вот уже шины вкрадчиво прошуршали по щебенистой дороге.
Рядом, но рано, еще рано, чуть-чуть рано, пошел! Бросок и перекат через бок. Неплохо получилось. Правда, не обошлось без накладок. Задняя шина едва не отутюжила ботинок вместе со ступней. Зато бодик успел просканировать «живую» картинку и подсветил виртуальными контурами неподвижные выступающие части. Василий ухватился руками, рывком подтянув ноги, и вновь вступил в обязанности ниндзи…
Есть контакт, сумел уцепиться за крепежные детали отсутствующего запасного колеса, хотя конечности едва не сорвались и не превратились в бесконечности. А надо еще поскорее закинуть ноги на задний мост, чтобы на дороге не осталось две параллельные борозды.
Если раньше Майкову хотелось, чтобы машина ехала помедленнее, то теперь совершенно наоборот. Амуниция и тело в момент стали свинцовыми и начали отрываться от быстро изнемогших рук. Вскоре уже непонятно было, где руки и суставы — желал разорваться весь организм.
Но вот машина, наконец, затормозила — значит, доехала, однако надо держаться, ворота еще только открываются.
Видно, как охранник топает своими ногами-столбиками. Ну, быстрее, скотина. Еще разговаривает, жопа, медленно и вяло. Так хочется растечься уставшей спиной по земле, а руки — те просто воют с надрывом. Водитель, наконец, помилосердствовал и двинул вперед. Когда это произошло, Василий подумал, что и охранник — хороший парень, ведь мог и под днище заглянуть. И вот конечная остановка. Хлопает дверца, водитель шаркает ногами, обутыми в обписанные кроссовки «Пума», по гравию — они удаляются вместе с остальным телом. Руки и ноги Василия расслабляются, спина шлепается на грунт, отсчитываются секунды райского наслаждения. Он сам себя вырывает из рая, за несколько перекатов сместившись к мусорному баку.
С другой стороны бака какие-то люди разговаривают на языке, малопонятном даже для бодика, различающего тысячу наречий. Если они сейчас зайдут на эту сторону, ниндзя-любитель окажет сопротивление с мощностью котёнка, потому что выдохся на двести процентов; однако же те удалились с миром. Василий прополз еще немного вперед, а затем осторожно выглянул из-за бака. Взгляду предстал довольно большой двор, прикрытый маскировочной сеткой, ячейки которой все время расширялись и сужались, имитируя шевеление листвы. И здесь была бетонная стена с дверью. Между тем торопиться на вход было рано. Ниндзя, как известно даже детсадовцу, это ночное животное.
Василий юркнул, словно ящерица, в наполовину заполненный бак и зарылся, будто змея, во всякий мусор.
Находится здесь было мучительно. Джихадисты и прочие моджахеды не соблюдали правила раздельного хранения пищевых и непищевых отходов. Они вообще соблюдали только правила шариата, да и то в отношении других, а не себя. Поэтому воняло немилосердно. Вдобавок Василия с нарастающим энтузиазмом садировало поднимающееся солнце, которое усердно разогревало бак, превращая его в сковородку.
Пытка без перерывов продолжалась весь день, и горе-лазутчику частенько казалось, что его иссушает и мумифицирует толпа зловредных древних египтян. Единственное, что порадовало Василия — ему не пришлось мочиться в штаны — высушенные мумии не мочатся. Еще кто-то, время от времени, порывался открыть бак, так что приходилось отчаянно цепляться за крышку.
Когда бесконечная пытка закончилась — а это было вечером — Василий не сразу выплыл из полуобморока. А из бака он выбрался только ночью. И, несмотря на недавний полуобморок, рванулся к запертым дверям. Тут и пригодилась трофейная паста, которая хранилась в кармане штанов номер пятьдесят. Та самая паста, которая применяется голубой полицией для взламывания дверей. Напустил ее в замочную скважину — а через минуту она затвердела, аморфная углеродная структура стала кристаллической алмазоподобной, и замок хрупнул.
Василий оказался в самом подсобном из подсобных помещений, где гнила картошка и прочие овощи. По счастью отсюда имелся выход. В следующем помещении ему повстречался человек, который рылся в коробе с хурмой, выискивая, что посвежее. Этот неприятель принял свирепый удар в затылок и отключился. Для надежности Василий залепил ему рот пластырем и запихнул в ящик с плохими помидорами (боевики явно не умели хранить продукты). Но перед тем стянул с поверженного овощеведа робу, подивившись волосатости оголенного тела и татуировке с изображением имярек в саду с гуриями — религиозный запрет на изображения был, наверное, нарушен из-за скуки. Роба грузного джихадиста пришлась Василию впору, будучи натянутой поверх бронежилета.
Дальше — больше. Возложив на плечо мешок с плохими овощами, чтобы не было видно искаженного волнением лица, Василий вышел в коридор, уводящий куда-то вглубь крепости. В конце коридора, у лестницы, стоял боевик на посту. Сердце заскакало, но боевик только хмыкнул, когда Василий, тщательно маскируясь, прошел мимо. Враг ведь был В СВОЕМ ЛОГОВЕ и потому расслабился. Ниндзя сделал вид, что поднимается вверх, но едва часовой отвернулся, отправился вниз по лестнице. Именно это направление подсказал ему бодик, да и чувствовалось, что самое главное находится ниже поверхности.
Ниже уровнем был еще один коридор, очень модерновый, похожий на те, которые пересекают космические станции, по крайней мере, в фильмах. Фотоническое покрытие несло сообщения арабской вязью или османской латиницей и источало свет.
Василий прошел по коридору метров двадцать и оказался возле какой-то двери с загадочной надписью. Тут его окликнули: «Гюнюню гёрусун сен…» Сзади приближался человек и говорил на одном из языков тюркской группы, более-менее понятном бодику, да и сам Майков, как-то прочитавший русско-турецкий разговорник, различал многие слова.
— Зачем ходишь тут, Мамед? Обкурился, что ли? Тебе куда сказали тащить этот мешок с овощами, сын осла?
В самом деле, человеку, даже опытному, свойственно видеть в непонятном явлении что-то знакомое и безопасное.
«Мамед» проворчал в ответ нечто невразумительное типа «ай, вай, забыл». А когда боевик приблизился достаточно близко, то напоролся. Василий лягнул его ногой в пах, а уже согнувшегося — ударил пыльным мешком по голове. «Вот такие теперь овощи вырастают», шепнул ниндзя поверженному противнику. Затем, тщательно обшарив тело, выудил несколько магнитных карточек. Впрочем, чтобы распахнуть ближайшую дверь, магнитный ключ не был надобен. Элементарно повернув ручку, лазутчик оказался в неприлично грязном — даже для базы джихадистов — сортире, куда и затащил выведенного из строя боевика. Здесь Василий первым делом напился из под крана — последний блестел и выглядел только что привезенным из немецкого магазина.
