Капли стекали по коже, охлаждая ее. Она представила, как Мэддокс слизывает их, снова вздрогнула и едва не застонала. Взяла полотенце и вытерлась, прежде чем обернуться пушистой белой тканью, укрываясь от груди до колен. Жаждя любви, она вышла из ванной в облаке пара.
Мэддокса не было в спальне.
Она насупилась…пока кончики ее пальцев не коснулись чего-то мягкого и она глянула вниз. Фиолетовые шелковые шарфы изображали воздушный след, ведущий из спальни в соседнюю комнату. Дойдя до входа, она запнулась от восхитительной неожиданности.
Она бывала в этой комнате раньше, когда пробиралась на террасу и через окно, но так комната не выглядела. Тогда пыль покрывала все. Даже покрывала. Теперь эта комната была предназначена для удовольствий. Подсвечники мерцали на стенах, золотой свет лился на ложе из черного шелка. Мэддокс убрался здесь. Для нее. Сердце распирало грудную клетку, неистово колотясь.
Где же он?
Дверь на террасу была открыта, впуская свежее холодное дыхание зимы. Она приблизилась, разогретая кровь делала ее безразличной к морозной температуре. Мэддокс держался за поручни, спиною к ней, его темные волосы – влажные, отметила девушка – были в беспорядке. Плечи мужчины были широкие, загорелые и обнаженные.
Она никогда не видела его голую спину прежде.
На ней была огромная татуировка в виде бабочки, что тянулась от одного плеча до самого пояса его штанов. Она была красная, почти светящаяся неоном, и выглядела сердито. Злобно. Будто бы могла спрыгнуть с его спины и разорвать ее в клочья. Странно, подумала девушка. Бабочки были такими нежными созданиями, она и не представляла, что одна из них может казаться такой угрожающей. Или что у такого мужественного мужчины, как Мэддокс, будет такая замысловатая татуировка.
«Мэддокс» едва слышным шепотом позвала Эшлин.
Он обернулся так стремительно, как если б она закричала. Его губы были сердито поджаты. В этот миг он не был тем возлюбленным, что отправил ее в душ и готовился к часам любви. Он был воином, который пытался покинуть ее одну в лесу.
«Все в порядке?»
«К той террасе привязано покрывало» Он указал направо, но не отвел хмурого взгляда от ее лица. «Ты знаешь что-нибудь об этом?»
Помимо той ночи в лесу этот мужчина редко одаривал ее сердитым взором. Тот обычно предназначалось кому-то другому. То, что эти фиалковые глаза – в этот миг обрамленные красным, светящимся оттенком его татуировки – тыкались в нее подобно обвинительному пальцу было немного непривычным.
А хорошие новости? Он мог быть рассержен, но та страшноватая костяная маска не проступала сквозь его черты. Ободренная этим Эшлин вздернула подбородок и шагнула к нему.
«Да. Я знаю нечто про это покрывало»
«Не будь это ты» напряженно произнес он «Я бы подумал, что ты привязала его к поручням, чтоб Ловцы могли пробраться внутрь крепости»
«Но ты же не думаешь этого про меня?» Если б у вопроса были зубы, то он укусил бы его. Сильно.
«Нет» ответил он и она расслабилась. Немного. «Так скажи» продолжил он «Для чего ты использовала это?»
Время для признаний.
«Я рассказала тебе, что Торин спрятал меня, правда? Ну, так он запер меня, чтоб остальные ваши дружбаны не смогли найти меня, чего я до сих пор не понимаю, так что и не спрашивай. Я слышала твои крики и сделала необходимое, чтоб добраться до тебя»
Он грозно шагнул к ей, потом остановился, словно побоялся приблизиться к ней.
«Ты же могла разбиться насмерть» тихо проговорил он.
«Но не разбилась»
«Ты болталась в воздухе, Эшлин»
Не отступай. Не в этот критический момент. Они только что выяснили, что нравятся друг другу и что оба желают перевести их отношения на следующий уровень. Что бы ни произошло здесь, это положит начало будущим спорам. А они непременно будут. Он был слишком упрям, а она слишком решительна.
«Да» согласилась она. «Болталась»
«Больше никогда – никогда! – не делай так» Он преодолел остаток расстояния меж ними и склонился, вторгаясь в ее личное пространство. «Понятно?»
Ее сердце неистово трепыхалось и подскакивало.
«Скажи своим друзьям, чтоб не сажали меня под замок, и тогда я в этом поклянусь»
Его глаза расширились от недоверия. Ожидал ли он, что она слезно будет вымаливать прощение?
«Я убью их» удивляя девушку, взревел он. «Ты могла тут погибнуть»
Пока он обходил ее, она заметила смерть в его глазах. О нет, нет, нет. Он не покинет ее. Не будет драться с друзьями. Не сейчас. Эшлин потянулась без колебаний, без опаски, и схватила его за широкий, плотный бицепс. Рыча, он обернулся лицом к девушке.
«Этот день не будет испорчен новой болью» сказала она ему.
«Эшлин»
«Мэддокс»
Он мог бы оттолкнуть ее. Мог отказать ей, проклясть. Ударить. Вместо этого, он перенаправил свои эмоции.
«Ты могла погибнуть» С низким звериным рыком он впился в ее уста. Его язык проник в ее ротик, минуя зубы, глубоко погружаясь.
Наконец-то. Благодаренье небесам, наконец-то. Она вкусила смесь ярости и страсти и жара, и это был самый грешный привкус из когда-либо ею испробованных. Опьяняющий. Ее кровь мгновенно вспыхнула.
«Не хотел…причинить…тебе боль» прорычал он между поцелуями.
«Не можешь»
«Больно…»
«Не будет»
Его голова склонилась на бок, когда он углубил поцелуй, завладевая ее ртом, утоляя глубоко гнездящийся в ней голод. Ей это нравилось. Мэддокс был страстью, абсолютно отбирающей дыхание страстью, он неистово давал и брал. Как она и хотела; как нуждалась.
«Я дам тебе то, чего ты жаждешь, и богами клянусь, что не причиню тебе боли» проговорил мужчина.
«Я хочу все, что ты можешь дать. Все»
Он сжал ее ягодицы и потянул девушку на себя, лишая ее легкие воздуха. Бездыханная, она обвила ногами его талию. Он прижал ее к стене. Холодный камень впился в голую спину, но ее это мало заботило.
Дикость никогда не была частью ее жизни. Дом, работа, дом, работа. Это все, из чего действительно состояла жизнь. Она поведала Мэддоксу, что была рада своему одиночеству, но правдой было и то, что временами она жаждала прикосновения. Любого прикосновения.
А это было больше, чем она когда-либо мечтала.
Его плоть вжалась меж ее разведенных бедер, не проникая, еще нет, но твердая и горячая даже сквозь штаны, сквозь полотенце, касаясь ее как раз там, где ей больше всего хотелось. Стон вырвался у девушки. Она вцепилась в любовника, ногтями погружаясь в грудную клетку. Его соски были так тверды, что царапали ее кожу.
«Так приятно» произнес он, накрывая ладонью одну из ее грудей. Его касание не было нежным, скорее грубым, предлагая идеальный баланс меж наслаждением и болью. Он вздрогнул, словно беря себя в руки.
«Да» Да. Ее живот трепетал, посылая импульсы благословенного, растапливающего тепла по всему телу. Снова и снова она выгибалась вперед, назад, вперед, потираясь о его естество. Она еще никогда так не увлажнялась. Не испытывала такого стремления, такой нужды. Никогда не стремилась утонуть, умереть, жить, взмывать – и все это одновременно – но желала этого сейчас.
«Хочешь этого… так, как в прочитанных книжках?» Он куснул ее подбородок, спускаясь вниз по шее.
«Уже сказала. Хочу тебя. Только тебя» Укусы жалили, но он оглаживал языком после каждого, пока это не стало так чувственно, еще сильнее разжигая ее страсть. Он приспустил полотенце и ущипнул ее соски, его пальцы были немного грубее чем зубы. В его груди клокотало, звук первобытного инстинкта, что отражал ее собственный.
«Полотенце. Прочь» Не дожидаясь ее ответа, мужчина сорвал его и забросил себе на плечо.
Ледяной ветер поцеловал ее кожу. Вместо того, чтоб взять ее в свои объятия, согреть, он отпрянул и оглянул девушку. Просто осматривал, сверху донизу, медля, нежа и смакуя. Почему-то его взор был жарче касаний, прогоняя холод.
Когда он так на нее таращился, она чувствовала себя богиней. Сиреной. Королевой.
«Прекрасна» констатировал он. «Так прекрасна» Его руки последовали тем же путем, что и глаза. Он притрагивался ко всему ее телу, не оставляя неисследованных местечек.
