— Черт бы побрал эту живность. И вообще, если эту гагару вспугнули мы, вряд ли Оливия где-то поблизости. Думаю, своим превращением из волчицы в девушку она наделала бы шуму побольше нашего.

В ее словах было рациональное зерно. К тому же я до сих пор не придумала никакого способа объяснить внезапное возвращение Оливии в Мерси-Фоллз, так что в глубине души испытала некоторое облегчение.

— Ну как, теперь мы можем ехать пить кофе?

— Угу, — отозвалась я.

Однако ноги сами понесли меня через заброшенное патио к озеру. Теперь, когда я знала, что под ногами у меня мозаика, казалось странным, как я могла не замечать, насколько неподатлива поверхность, по которой я ступаю, насколько не похожа она на мягкий лесной ковер. Перед скульптурой женщины я остановилась и ахнула при виде открывшейся мне картины. Лишь потом, когда зеркальная гладь озера с плывущей по ней черноголовой гагарой в обрамлении голых деревьев успела отпечататься в моем сознании, до меня дошло, что я безотчетно скопировала позу застывшей в вечном изумлении статуи.

— Ты это видела?! — не удержалась я от восклицания.

Изабел подошла ко мне.

— Пейзаж как пейзаж, — пожала она плечами. — Купи себе открытку с видом. Поехали.

Я перевела взгляд на подножия деревьев и обомлела.

— Изабел, — прошептала я.

Позади статуи в куче палой листвы лежал волк; его серая шкура почти сливалась с мертвыми листьями. Я различила краешек черного носа и торчащее из вороха листьев ухо.

— Он дохлый, — сказала Изабел, не потрудившись понизить голос. — Видишь, у него на морде лист. Похоже, он здесь давно.

Сердце у меня продолжало колотиться; мне пришлось напомнить себе, что Оливия превратилась в белую волчицу, а не в серую. И что Сэм благополучно перезимовал в человеческом обличье. Этот волк не мог быть кем-то из них.

С другой стороны, это мог быть Бек. Меня волновали только Сэм с Оливией, но Бек много значил для Сэма. И он был как раз серый.

Только бы не Бек.

Сглотнув, я опустилась перед волком на колени; Изабел принялась ворошить листву. Я осторожно сняла с волчьей морды прикрывавший ее лист и даже сквозь перчатку ощутила под ладонью колючий волчий мех. Когда я отняла руку, примятые черные, серые и белые волоски распрямились. Я осторожно приоткрыла один глаз. Тускло-серый, совсем не волчий, он смотрел куда-то в неведомые мне дали. У Бека глаза были не такие. Вздохнув с облегчением, я отодвинулась от него и взглянула на Изабел.

— Интересно, кто он такой, — сказала я, и одновременно со мной она произнесла:

— Интересно, от чего он умер.

Я погладила волчью шкуру; зверь лежал на боку со скрещенными лапами и распластанным, точно приспущенный флаг, хвостом. Я закусила губу.

— Крови вроде не видно.

— Переверни его, — посоветовала Изабел.

Я осторожно взяла волка за лапу и перевернула на другой бок; тело почти не окоченело; несмотря на то что на морде у него лежал лист, волк был мертв не так уж и давно. Я поморщилась, ожидая увидеть неприглядную картину, однако и на другом боку никаких видимых ран не обнаружилось.

— Может, он умер от старости, — предположила я.

Когда мы только познакомились с Рейчел, у нее был пес, дряхлый золотистый ретривер с седой от старости мордой.

— Да не похож он на старого, — усомнилась Изабел.

— Сэм говорит, волки умирают лет через пятнадцать после того, как перестают превращаться, — сказала я. — Может, это как раз такой случай.

Я приподняла волчью морду и принялась разглядывать ее в попытке обнаружить предательские седые щетинки. Изабел у меня за спиной с отвращением фыркнула, но я не сразу поняла, что послужило тому причиной. Волчью морду покрывали пятна засохшей крови. Поначалу я решила, что это кровь его последней жертвы, однако потом увидела, что и та сторона морды, которая покоилась на земле, тоже окровавлена. Это была волчья кровь.

Я снова сглотнула; меня слегка замутило. Однако мне не хотелось, чтобы Изабел сочла меня неженкой, и я сказала:

— Может, его сбила машина и он приполз сюда?

Изабел снова фыркнула — не то с отвращением, не то презрительно.

— Нет. Глянь на его нос.

Она была права: из волчьих ноздрей сочились тонкие струйки свежей крови.

Я смотрела на них, как завороженная, не в силах отвести глаз. Если бы не Изабел, не знаю, сколько бы еще я сидела на корточках, держа в ладонях волчью морду и глядя на этого волка — на этого человека, — который умер в луже собственной крови.

Но Изабел стояла рядом, и я бережно опустила голову волка обратно на землю. Не снимая перчатки, я одним пальцем погладила мягкую шерстку на боку волчьей морды, и меня немедленно охватило извращенное желание снова взглянуть на другую ее сторону, ту, что была окровавлена.

— Может, он чем-то болел? — высказала я предположение.

— Думаешь? — хмыкнула Изабел и пожала плечами. — Может, у него просто пошла кровь из носа. У волков бывают носовые кровотечения? Когда из носа идет кровь, можно даже подавиться, если запрокинуть голову.

Под ложечкой у меня засосало от дурного предчувствия.

— Грейс. Хватит. Возможно, кровотечение вызвала травма головы. Или его обглодали какие-нибудь звери уже после того, как он умер. Или были еще какие-нибудь причины, слишком неаппетитные, чтобы думать о них перед обедом. Он мертв. Все.

Я посмотрела на безжизненный серый глаз.

— Наверное, нужно его похоронить.

— Наверное, можно сперва выпить кофе.

Я поднялась и отряхнула колени от грязи. Меня не отпускало тягостное чувство, какое бывает, когда оставляешь что-то несделанным, какое-то гнетущее беспокойство. Может, Сэм что-нибудь подскажет?

— Ладно, — нарочито легкомысленным тоном сказала я. — Поедем погреемся, я заодно позвоню Сэму. Может, он тоже захочет взглянуть.

— Погоди. — Изабел вытащила свой сотовый телефон, нацелила его на волка и сделала снимок. — Попытаемся подключить к делу голову. Добро пожаловать в мир высоких технологий, Грейс.

Я взглянула на экранчик ее телефона. Волчья морда, заскорузлая от крови, на экране мобильного телефона казалась ничем не примечательной и невредимой. Если бы я не видела этого волка своими глазами, ни за что бы не заподозрила, что с ним что-то не так.

Я сидел в «Кенниз» уже минут пятнадцать, глядя, как официантка снует между другими кабинками, когда Грейс постучала по стеклу с той стороны. Подсвеченная сзади ярким солнцем, она казалась темным силуэтом; я различил лишь ее белозубую улыбку и воздушный поцелуй, который она послала мне, а потом они с Изабел завернули за угол и двинулись ко входу в закусочную.

Миг спустя Грейс, разрумянившаяся от холода, плюхнулась на обшарпанное красное сиденье; ткань джинсов со скрипом скользнула по вечно засаленной поверхности. Когда она приблизилась, чтобы поцеловать меня, я шарахнулся от нее.

— От меня что, воняет? — осведомилась она беззлобно и, положив мобильник и ключи от машины на стол, потянулась взять меню.

Я отодвинулся и кивнул на ее перчатки.

— Вообще-то воняет. От твоих перчаток пахнет волком. И ничего хорошего этот запах не предвещает.

— Спасибо за поддержку, человек-волк, — сказала Изабел. Грейс протянула ей меню, она решительно покачала головой и добавила: — Вся машина пропахла мокрой псиной.

Я не стал бы так уверенно утверждать про мокрую псину; да, от перчаток Грейс исходил самый обычный мускусный волчий запах, но к нему примешивалось что-то еще — какая-то неприятная нотка, раздражавшая мое все еще обостренное обоняние.

— Пфф, — фыркнула Грейс. — Пойду отнесу их в машину. Только не надо делать вид, будто вас обоих сейчас стошнит. Если подойдет официантка, возьмите мне кофе и что-нибудь с беконом, ладно?

Пока она отсутствовала, мы с Изабел сидели в неловком молчании; из динамиков лилась какая-то песенка, а из кухни доносился звон посуды. Я разглядывал искривленную тень от солонки на контейнере с пакетиками сахара. Изабел внимательно изучала объемистые манжеты своего свитера.