— Узнаю тетушку…

— Она всегда искала повод поскандалить с Люси, а та все терпела. Я позвонил в «Норманди» и сообщил, что с их американской гостьей все в порядке… А потом пришла Люси, чтобы забрать ее. — Оноре неожиданно замолк, потом снова стал рассказывать, с трудом подбирая слова: — Я полюбил ее сразу, как только увидел. Мне показалось, что дом мой наполнился солнечным светом. Это звучит довольно высокопарно, но это было именно так. Я не знал, красивая она или нет, но понял, что это женщина моей жизни. Рядом с ней просто не оставалось пространства ни для кого больше.

Эмили молчала. Оноре абсолютно точно описал ее чувство к Клоду.

— Думаешь, я скрывал, что у меня семья? Я сказал, но это было неважно. Наши чувства были так сильны, что остановиться мы не могли. Через несколько дней мы стали любовниками. Она даже согласилась переехать в мой дом. Правда, вместе с сестрой.

— Значит, тетя Рейчел жила вместе с вами?

— Нет, — лицо его омрачилось, — через пару дней она переехала в отель.

Странно, что она с самого начала не возражала переехать в особняк Горгульи, подумала Эмили, вспомнив холодное лицо тетки.

— Но это уже совсем другая история, — вздохнул Оноре и замолчал.

Когда Эмили вернулась в свою комнату после прогулки, ей было о чем подумать. Она и теперь не изменила своего намерения покинуть виллу как можно скорее, но убедить себя, что сегодня ей было так же плохо, как вчера, она не могла. На самом деле, будь она не его дочерью, а невесткой, общество Оноре Горгульи могло бы доставить ей массу удовольствий. В нем чувствовалась неизбывная мужская притягательность, которая с годами отшлифовалась.

Как-то само собой получилось, что она стала звать его по имени. Месье Горгульи было бы претенциозно, папа — нелепо. Вариант имени устроил обоих, в этом была одновременно близость и отстраненность.

Может быть, придет время — и они смогут стать друзьями, но видеть в нем отца она не сможет никогда. Слишком большой была ее привязанность к человеку, который ее вырастил и с которым она со скорбью простилась. Надо отдать должное матери, их семья действительно была идеальной. Но даже если бы это было не так, любовь к Клоду и разлука с ним всегда стояла бы между ними.

Эмили с тоской думала, что ей надо уезжать отсюда и похоронить в душе все воспоминания о своей неудавшейся любви. Но это было не таким простым делом, как ей казалось. Оноре ни за что не хотел с ней расставаться и просто обезоруживал ее своей простотой и нежностью.

Как-то утром, спустившись к завтраку, Эмили увидела возле своей тарелки небольшой плоский футляр, внутри которого лежало жемчужное ожерелье. И когда она попробовала отказаться, он небрежно заметил, что это такой пустяк, о котором он не желает говорить. Оноре даже предложил Эмили быстренько слетать в Париж, чтобы обновить гардероб.

— Я самая обыкновенная американка из маленького городка в Новой Англии, — привела Эмили свой последний аргумент. — Мне не нужны платья от Диора. Я просто не смогу их никуда надеть.

Оноре стремился быть с ней как можно чаще. Сначала Эмили думала, что она единственный человек, с которым он может говорить о свой потерянной возлюбленной, но скоро их беседы приобрели другое направление. Он хотел знать о ней все: мечты, планы, привязанности. Он не сомневался, что Эмили его дочь, и просто старался наверстать упущенное. К тому же он понимал, что жить ему остается совсем немного и общение может быть очень коротким.

Когда наконец Эмили объявила, что ей пора возвращаться домой, он повел настоящую осаду, ненавязчивую, но целеустремленную, пытаясь убедить ее остаться подольше.

— Когда ты рядом, я гораздо лучше себя чувствую, — говорил он, намекая на возможность третьего инфаркта.

Честно говоря, она и сама начала колебаться. Было приятно, жить в доме, где исполняется каждое твое желание. Двери раскрываются сами собой, невидимые руки каждый день меняют белье, каждая трапеза превращается в волшебное пиршество. Надо сказать, что Эмили не была избалована и готовить для себя еду, заниматься уборкой, приводить в порядок вещи и копаться в саду было для нее не в тягость, а привычным делом. Здесь же она поняла, что можно массу времени отдавать удовольствиям, не заботясь ни о чем. Это расхолаживало, но вносило в обиход острый вкус роскоши. Все-таки в богатстве есть свои преимущества.

В этом доме исполнялся каждый ее каприз. И не то чтобы Эмили капризничала, но приятно сознавать, что столько людей стремятся уловить твое желание и исполнить его даже без просьбы.

Но искушение отдаться течению роскошной жизни и ни о чем не думать разбивалось об один неоспоримый барьер: она не могла найти в окрестностях ни одного места, которое не напоминало бы ей о Клоде. Он снился ей каждую ночь. А днем ей все время казалось, что стоит повернуть за угол или обогнуть вон то дерево, как она увидит его. Каждое шевеление шторы на окне вызывало у нее сладкую дрожь предчувствия его появления.

Все это сводило ее с ума. Нет, надо возвращаться домой, в Америку: новая работа, перемена места жительства, незнакомые люди — все это отвлечет ее, поможет забыть. Надо заставить себя жить заново. Эмили понимала, что, оставаясь в доме с Оноре, она невольно продлевает агонию их отношений с Клодом.

— Я бы хотела съездить в Порт-Луи, если вы не возражаете, — сказала она однажды утром как можно небрежнее. — Хочу купить подарки друзьям и моей бывшей соседке.

Она приготовилась к тому, что Оноре будет искать предлог не отпускать ее, но он согласился неожиданно легко.

— Прекрасно, девочка моя. Тем более что у меня в городе важные дела. Пока ты ходишь по магазинам, я ими займусь, а потом просто погуляем по городу. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась Эмили.

Когда «роллс-ройс» привез их в город и Оноре вышел, Эмили попросила водителя отвезти ее в «Норманди». Во-первых, она исчезла из отеля, даже не попрощавшись, а во-вторых, хотя Эмили была уверена, что ее счет оплачен, чувствовала, что должна попытаться как-то объясниться с хозяйкой. В конце концов, Жюстин была к ней добра. Хотя, что она сможет ей объяснить, Эмили не представляла.

Когда Эмили вошла в вестибюль отеля, она первым делом увидела Жюстин. Та ахнула, покачала головой и закатила глаза, как это умеют делать только француженки.

— О-ля-ля! А я все утро собираюсь с силами, чтобы позвонить месье Горгульи. Тут к вам кое-кто приехал и дожидается с раннего утра.

Сердце Эмили затрепетало. Нет, этого не может быть. Не надо тешить себя бессмысленными надеждами. Она взяла себя в руки и спросила довольно спокойно:

— Дожидается? Меня? Вы уверены?

— Он сейчас должен спуститься к обеду, можете подождать его здесь, — заговорщицки улыбнулась Жюстин. Затем наклонилась к самому уху Эмили и горячо зашептала: — Это правда? То, что рассказал нам отец Дидье?

Эмили тяжело вздохнула:

— Оноре Горгульи уверен, что это правда. — Что касается меня — не знаю. Я не могу ничего сказать. Просто не чувствую, что мы с ним родственники. И все!

— А вы и в самом деле не знали этого, когда летели сюда? — настаивала Жюстин.

— Конечно, — возмутилась Эмили. — Если бы знала, ни за что бы не прилетела.

— Не могу поверить, — недоверчиво прищурилась Жюстин. — Кто же отказывается от такого отца, как месье Горгульи? Да эта встреча может перевернуть всю вашу жизнь.

Эмили помрачнела:

— Уже перевернула.

— Ой, дорогая, ради Бога, простите… Я не хотела вас расстраивать, — виновато сказала Жюстин и легко коснулась руки Эмили. — Но вы должны понимать, что он в любом случае не позволил бы Клоду жениться на вас. Поэтому, может быть, все повернулось к лучшему. В другом случае разочарование было бы сильнее.

Эмили непонимающе смотрела на Жюстин.

— Дело в том, — объяснила она, — что Клод уже давно помолвлен. У нас все об этом знают. Ее зовут Джилл Стюарт. Она американка, как и вы, а ее отец крупнейший партнер Оноре Горгульи. Планируется могучий коммерческий союз, и постель в этом случае не самое главное, если верить отцу моего Дидье. Хотя я бы так не смогла. По-моему, без любви не нужны никакие деньги.