— Что ж… отлично, — проговорила она наконец. — Счастливого пути.

В последних ее словах даже глухой расслышал бы: «Скатертью дорожка!»

Несколько мгновений лишь громовой стук сердца в ушах нарушал тишину.

— Спасибо, — ответил он, и от его холодной, саркастической усмешки внутри у Грейс все перевернулось.

На миг ее охватило безумное желание — взорваться криком, броситься к Дейву, вцепиться в рубашку, молить и требовать любви…

Что-о-о?! С ума сошла, что ли? Какой еще любви? Ты ненавидишь Дэвида Бертона, презираешь его всем сердцем и душой! Он тебе отвратителен — запомни хорошенько и не забывай!

— Дом твой.

Она подняла на него непонимающий взгляд.

— Ты сделала все, чего я хотел.

— Этот дом моим не будет, — заявила Грейс, метнув на Дейва враждебный взгляд. — Он принадлежит семье Бенедикт. Я верну его сэру Эдмунду.

Дейв сухо улыбнулся — но глаза остались холодными.

— Почему-то меня это не удивляет.

— Деньги и вещи — еще не все в жизни, — болезненно поморщившись от его сарказма, ответила Грейс. — Некоторые люди, когда отдают, становятся богаче. Счастья не купишь за все золото мира — раньше я думала, что и ты это понимаешь, но теперь вижу, что никогда не поймешь!

— Я понимаю, — Дейв усмехнулся, — только это еще не значит, что я с этим согласен. Ладно, не будем спорить — просто прими мои поздравления. И посмотрим, — добавил он с внезапной, почти нескрываемой яростью, — что даст тебе твоя доброта, когда ты останешься без куска хлеба и без крыши над головой!

— Благодарю вас, мистер Бертон, — с не меньшей яростью отозвалась Грейс, до глубины души уязвленная его словами. — Надеюсь, ваше богатство обеспечит вам такое счастье, какого вы заслуживаете!

Глаза его вспыхнули гневом — но он промолчал. Выждав секунду, Грейс снова бросилась в бой:

— Неужели так и уедешь, не заполучив «Бенедикт Лимитед»? — Наконец-то, думала она со злой радостью, Стервятник остался без добычи!

Дейв засунул руки в карманы брюк; полночные глаза его горели каким-то трудноопределимым чувством.

— Из твоего праведного негодования я заключил, что ты уже слышала новости, но, видимо, ошибся.

— Какие новости?

— Об этом говорили по телевизору и по радио.

По спине Грейс пробежала холодная дрожь.

— О чем ты?

Словно рябь прошла по лицу Дейва; на мгновение он прикрыл глаза — когда же открыл, лицо его было бесстрастным.

— Сегодня утром правление корпорации «Бенедикт Лимитед» продало мне контрольный пакет акций.

— Ч-что?.. — прошептала Грейс. Мозг ее отказывался воспринимать ужасную новость.

На миг ей показалось, что в глазах Дейва что-то блеснуло — неужели печаль? Но в следующее мгновение взгляд полночных глаз снова стал холодным и непроницаемым.

— Правление корпорации продало мне контрольный пакет, — бесстрастно повторил он. — Теперь «Бенедикт Лимитед» принадлежит мне.

— Ты… ты купил компанию… пока сэр Эдмунд в больнице? Как? Как ты мог…

Осознание страшной истины поразило ее, словно удар кулаком меж глаз, а в следующий миг Грейс ощутила, что задыхается от гнева.

— Так ты мне лгал? Использовал меня, чтобы за спиной у сэра Эдмунда сговориться с его подчиненными?

— Правильно. И ты мне очень помогла.

Не понимая, что делает, она бросилась на Дейва, пытаясь вцепиться ногтями в лицо. Дейв поймал ее руки за запястья и мягко отстранил Грейс от себя.

— Мне очень жаль, Грейс, — тихо произнес он. — Постарайся понять. Таковы законы бизнеса.

Несколько секунд она не могла выговорить ни слова — слезы обжигали ей глаза, в горле стоял ком гнева и отчаяния.

— Тебе жаль! — выкрикнула она наконец срывающимся голосом. — Тебе жаль — подумать только! Ах ты ублюдок! И еще смеешь говорить, что тебе жаль!

Она вырвала руку.

— Видала я подлецов, но таких… — Слова жгли ей горло; Грейс казалось, что она умирает. — Нет, мистер Бертон, вы не стервятник! — Воспоминания о том, как прошлой ночью она едва не отдалась этому чудовищу, вонзались ей в сердце отравленными стрелами. — Стервятники питаются падалью, но живых людей не трогают. Они не подползают украдкой и не жалят исподтишка. А вы, мистер Бертон, вы просто ядовитая гадина! — Собственный голос казался Грейс странным — холодным, жестким, чужим. — А теперь убирайся из моего дома. Я не хочу больше тебя видеть. Никогда.

Последнее приобретение Дэвида Бертона — пятнадцать универсальных магазинов корпорации «Бенедикт Лимитед» — стало крупнейшим за всю его карьеру. В течение двух недель имя его звучало в теленовостях и мелькало на первых страницах газет по обе стороны океана. Несколько месяцев спустя, с выгодой для себя распродав акции компании, он должен был стать одним из богатейших людей Соединенных Штатов.

Мог ли подумать Дейв, начиная свою карьеру, что его ждет такой успех? Что он, мальчишка из бедной семьи, поднимется к таким высотам? Дейв всегда знал, что рано или поздно станет миллионером — это была его цель, венец его стремлений. Но сейчас он куда богаче, чем представлял себе даже в самых смелых мечтах. Еще одно, последнее усилие — и состояние его будет исчисляться уже не миллионами, а миллиардами долларов.

Дейв мчался по узкой лесной дороге к дому отца — памятной ему с детства хижине, затерянной в лесах Северной Калифорнии. Здесь, среди вековых сосен, на берегу быстрого ручья с прозрачной ледяной водой, Джеймс Бертон прожил всю жизнь — и, кажется, не жалел об этом.

На последнем повороте Дейв взглянул на часы. Половина шестого. Должно быть, отец уже жарит на костре пойманных в ручье окуньков — свой обычный воскресный ужин. Дейв почти чувствовал запах жареной рыбы, которую не ел с детских лет.

Обычно он не любил вспоминать детство: мысли об убогой жизни в бедном лесном домишке навевали на него уныние. Вот почему в последние годы он избегал встреч с отцом, даже не поздравлял его с днем рождения. Однако сегодня, сам не зная почему, вдруг почувствовал, что должен его увидеть.

А вот и дом. Дейв свернул с дороги и, притормозив, медленно и осторожно повел свой спортивный «ягуар» по узкой тропе, пересеченной древесными корнями.

— Старый дом остался таким, каким Дейв его помнил: белая, потемневшая от времени кладка серая листовая кровля. У крыльца — старенький, кое-где ржавый пикап.

Дейв затормозил рядом с пикапом. Оглядев покосившееся крыльцо, с неудовольствием заметил, что средняя из трех ступенек продавлена. Хорошо, что он догадался приехать в джинсах и рабочей рубахе! Некоторые вещи никогда не меняются, и, видимо, день рождения отца ему придется провести с молотком в руках.

Он открыл окна и заглушил мотор. Глубокий басовитый рокот умер в чреве автомобиля, и воцарилась тишина. Дейв сидел неподвижно. Мгновение спустя он услышал, как шелестит ветер в кронах сосен. Дейв полной грудью вдохнул свежий горный воздух. Снова нахлынули воспоминания — тяжелые, голодные времена, болезнь и смерть матери, собственное горе и бессильный гнев…

Он вздернул голову, услышав пронзительный скрип. Даже дверь скрипит так же, как в былые времена! На пороге стоял Джеймс Бертон в выцветших джинсах и красной фланелевой рубахе. Старик щурился на солнце, как видно забыв о вздернутых на лоб очках. Дейв не сводил глаз с отца. Джеймс постарел, морщины на лбу и в углах рта стали глубже — и неудивительно, ведь сын и отец не виделись два года. Но на правильном лице Джеймса с выразительным ртом и упрямым, как у сына, подбородком, как в былые времена, отражалась доброта и душевный мир.

Наконец Джеймс разглядел, кто к нему приехал, — и темно-синие, как у Дейва, глаза его засветились непритворной радостью.

— Сынок! — Он замахал ему рукой и проворно, словно мальчишка, слетел с крыльца. — Дэвид! Ты как раз к ужину!

Дейв вышел из машины. Отец крепко обнял сына; секунду поколебавшись, Дейв ответил ему объятием.

— Здравствуй, папа, — с невольной грустью в голосе произнес он. — С днем рождения.