— Это та самая его новая квартира… — Пани Ижек округлила глаза. — Она — рядом с тобой?

— Сверху, на четвертом этаже. А я — на третьем.

— Кира! Вот это да! Я же в тот вечер ехала к нему!

— Когда были яблоки?

— Конечно! Надо было тебе поехать со мной на такси. Дотащили бы прямо до квартиры. И заодно познакомились.

— Но мы и так познакомились с Яном на следующий день. В трамвае. А потом — на работе. А потом — у моего начальника дома… А потом нас поселили в одну квартиру в Америке…

Пани Ижек во все глаза смотрела на нее:

— И ты скажешь, что это не Судьба?

Кира сидела на широком подоконнике и смотрела в окно, как благоверный католик смотрит в горячей молитве на Деву Марию. Вот оно! Синее небо и пронзительная оранжевая нереальность. Раннее-раннее утро. Как тут хорошо! Жить без этого — отныне и навсегда — невозможно. Какой, к черту, Нью-Йорк! С тех пор, как уехал Ян, он стал холодный и чужой. А здесь — родное и теплое…

Разбросанные вещи валялись на полу, обозначая траекторию ее пути от входной двери — к окну. Сколько раз она видела это во сне! Сколько раз она представляла, как в замедленном кино: что откроет замок, сбросит сумку и пойдет… словно по лунной дорожке… к своему любимому уголку возле окна. А рядом — книги, а под ними — кресло, а на нем — плед. И уютный маленький светильник в углу. Родное и теплое…

Нет, обратного пути не будет, она не вернется в Штаты. Она бросит эту программу обучения, что бы там ни делал для нее глупый Вальтер. Почему, кстати, глупый? Не важно… Она уволится от Моти и пойдет куда-нибудь. Откроет что-то свое, необычное, интересное, не как у всех… Она будет сама по себе. Она сможет. Мотя сам говорил, что работа экономиста — не для нее. Конечно, не для нее. А что для нее? Кира задумалась, почему-то представив себя в своих веселеньких полосочках. «Пеппи — длинный чулок» — назвал ее Дэвид. Может, ей сказки начать писать? Родное и теплое…

Да, ей нужно мужественно признать свое поражение с Дэвидом. Да, она проиграла. Но что это было на самом деле? Зачем она так отчаянно билась головой о стенку, сражалась, воевала до конца? Умение вовремя отступить — великая вещь! Теперь-то она точно знает, что это не пустые слова. И не только отступить. Что-то еще. Родное и теплое…

В комнате зазвонил телефон.

— Кира, ну что там у тебя? — Голос Петры был слегка сонный и недовольный. — Ты прилетела? Мама волнуется.

— Да.

— А почему не позвонила?

— Думаю.

— Как это думаешь?! Ну есть же правила приличия, в самом деле! Позвони, а потом — думай, сколько влезет.

— Мне это не пришло в голову.

— Ну как всегда. Слушай, приезжай лучше к нам. Скоро завтракать будем, мама пирог испекла.

— А ты что, опять к маме вернулась? А как же Филипп?

— А мы решили, что перед свадьбой несколько месяцев лучше пожить раздельно, как полагается. Чтобы жених забирал невесту из родительского дома. В общем, ты приходи, поговорим.

— Ах, да. — Кира подавила смешок. — Семья Филиппа — очень консервативна в вопросах родственных взаимоотношений.

— Что?

— Ничего, это я сама с собой разговариваю. Хорошо, я сейчас приму душ и приеду. Пирог — это сильный аргумент.

— Конечно. Там-то, небось, одними салатами питалась?

— Нет, — Кира сразу помрачнела, — меня хорошо кормили. Лучше мамы.

— Ну скажешь тоже! Ты что, с девчонками квартиру снимала?

— Нет, с мальчишкой. Но готовил он лучше девчонок.

— Ой, да ладно! Мужчина, который готовит, — это…

— А еще он умел чинить обувь, бытовую технику, сантехнику, мебель; а еще он работал на телевидении и писал замечательные сценарии; а еще он потрясающе составлял букеты и ухаживал как никто! А еще он… — На этом месте Кира заставила себя замолчать и покраснела. — Вот. Кроме всего прочего, он еще и красавец! И, кажется, в меня влюблен.

Петра молчала.

— Эй! Ты там еще?

— Я вот думаю, — медленно проговорила младшая сестра. — Или ты все врешь, или его звали Прекрасный Принц.

— Нет. — Кира вздохнула слишком сокрушенно. — Прекрасным Принцем звали другого. Впрочем, Петра, эти истории — не для тебя.

— Мне вообще-то уже исполнилось восемнадцать, если ты не заметила. Что за истории?

— Не важно.

— Кирка, ты меня интригуешь! Ни за что не подумала бы, что на такую недотепу, как ты, могло свалиться такое счастье!

— Спасибо за недотепу.

— Пожалуйста. Но ты и правда недотепа. Ты никогда не видишь настоящего везения!

— А ты думаешь, это везение?

— Ну, знаешь! — Петра поперхнулась. — Если все, что ты о нем рассказала, — правда, то считай, что ты вытянула счастливый билет, и будешь последней дурой, если выкинешь его.

— Спасибо еще раз.

— Кирка, что ты обижаешься?! Ну что ты всю жизнь обижаешься?! Ты вместо этого лучше подумай над моими словами.

— Зачем?

— Вдруг поможет!

— Ладно, я скоро приеду, — сказала Кира и повесила трубку.

Утро перестало быть уютным и умиротворяющим. В ее маленький хрупкий мирок ворвалась суровая реальность в виде родственников. И хочется защиты. Родное и теплое…

Кира со странным чувством посмотрела в потолок над собой. Там, в такой же комнате спит и видит счастливые сны самый дорогой и близкий человек на свете… Она очень скучает по нему, но боится идти… Родное и теплое. А может, это — Ян?

В подъезде стояла гулкая тишина. Время — двенадцать ночи. Когда-то она точно так же пришла к нему без предупреждения… С тех пор прошла целая жизнь.

А может, не стоит?..

Весь вечер она мерила шагами квартиру, она не смогла остаться у мамы, она не находила себе места. Она размышляла, когда пойти к нему, что сказать… и может, вообще — отдать шарф пани Ижек?

А потом, когда ночь вступила в свои права, поняла — что не может больше ждать и сомневаться. Не выдержит больше без него ни дня, ни часа, ни минуты… Дверь никто не открывал. В груди шевельнулось что-то, похожее на ревность. Интересно, почему вечером его нет дома? У него — новая девушка? Кира позвонила еще раз, с усилием надавив на звонок. С тем же результатом.

— Да что же это такое? — беспокойно переступая с ноги на ногу и уже откровенно ревнуя, бормотала она. — Черт побери! Ну где же ты?

В этот момент щелкнул замок, и дверь медленно поползла внутрь. В темной прихожей стоял лохматый Ян и тер полотенцем мокрую голову. Из одежды на нем были только джинсы. По груди красиво стекала капля воды. Кира почувствовала, как сердце проваливается куда-то вниз живота и рождает там знакомое волнение.

— Ну, кому не терпится? — недовольно произнес Ян, и голос его оборвался, когда Кира шагнула к нему. Ее тут же переполнило нежностью, жалостью, а еще — раскаянием из-за того, что он — дома, просто принимал душ, а она подозревала бог знает что!

— Яник… Ян… Ты собирался спать?

Он молчал, настороженно глядя на нее. Полотенце висело у него на шее, создавая невыносимо соблазнительный образ.

— Зачем ты пришла? — Он тяжело задышал, сжимая губы.

— Я… Вот. Ты забыл в Нью-Йорке. — Она протянула шарф.

— Спасибо. — Ян отступил в глубину коридора, стремительно распахивая дверь еще шире. — А ну — заходи!

— Ян, только, пожалуйста, не делай глупостей. — Кира быстро вошла к нему в квартиру, чувствуя, как на щеках загорается румянец.

— Ты имеешь в виду — не набрасываться на тебя и не насиловать?

— Ну… не в этом дело…

Он захлопнул дверь и тут же прижал Киру к стене, нависая над ней, словно убийца над жертвой. В его движениях была ярость и крайнее нетерпение:

— Теперь ты выслушаешь меня до конца и ответишь на все мои вопросы!

— Да, я пришла к тебе именно за этим, — с достоинством отвечала она, чувствуя, как коленки начали мелко дрожать. Кира не понимала, что терзает ее сильней: страх перед его необузданным темпераментом или желание.

Он прерывисто дышал ей в лицо. От него пахло мятой и знакомым парфюмом, который казался ей теперь неотъемлемым составляющим их объятий.