Сорвав печати, Николя открыл дверь. Высек огонь и, подобрав с пола огарок свечи, зажег его. Протянул огарок Бурдо и попросил его зажечь канделябры, чтобы в зале можно было хоть что-нибудь разглядеть. Сартин в растерянности взирал на ужасающий беспорядок, царивший в доме. Смахнув рукавом какие-то мелочи с рабочего стола Декарта, Николя положил на него три клочка бумаги. Потом, придвинув кресло и стул, предложил спутникам сесть. С непроницаемым лицом Сартин исполнил приказ.

— Сударь, — начал Николя, — когда вы оказали мне честь, доверив государственную тайну, я дал себе слово сделать все возможное и оправдать ваше доверие. На всем протяжении расследования уголовного дела я пытался понять, как оно связано с интересующей нас загадкой и как отыскать то, что вы поручили мне найти. Исходных данных имелось крайне мало. Вы сообщили мне, что комиссар Ларден, в силу своих обязанностей принимавший участие в опечатывании бумаг недавно скончавшегося полномочного посла, украл несколько документов государственной важности. Опубликование этих документов угрожает безопасности королевства. Владея ими, Ларден мог, во-первых, обеспечить себе безнаказанность, а во-вторых, заняться шантажом. Но он проиграл крупную сумму в карты, и его взял за горло Моваль, правая рука комиссара Камюзо, отвечающего за соблюдение законности и порядка в игорных заведениях, человека продажного и… неприкасаемого.

Сартин со вздохом посмотрел на Бурдо.

— Риск был немалый: бумаги могли попасть в руки иностранных держав. К тому же арестовать преступников, виновных в оскорблении величества, полагаю, вряд ли смогли бы. Уверенный, что исчезновение комиссара Лардена тесно связано с бумагами государственной важности, которые, скажем так… заблудились…

— В чем вы усматриваете эту связь? — перебил его Сартин.

— Моваль постоянно совал нос в дела следствия, шпионил, угрожал, покушался на мою жизнь. Для этого он, видимо, имел веские причины. Ларден умер, но его убийцам не удалось наложить лапу на документы. Комиссар сумел спрятать их.

— Объясните мне, каким образом они узнали об их существовании?

— Сговор, господин начальник полиции, сговор. Когда Ларден с женой готовил спектакль по устранению Декарта, он сообщил супруге об имевшихся у него бумагах государственной важности, которые можно выгодно продать. И уточнил, что они являются главной гарантией их безнаказанности. Бумаги, добавил он, спрятаны в доме ее родственника Декарта. В самом деле, где лучше спрятать документы, как не в доме, который отойдет Луизе Ларден, естественной наследнице его хозяина и супруге его предполагаемой жертвы? Однако он остерегся сообщить жене точное местонахождение бумаг.

— Николя, вы кудесник? Вы подслушивали под дверью, лежали под кроватью, стояли под окнами? На чем основаны ваши утверждения? Почему вы с такой уверенностью рассказываете нам эти подробности? Неужели ради своих фантазий вы решили притащить меня в это Богом забытое место?

— Мои утверждения, сударь, основаны на интуиции и знании людей, которых я имел честь вывести на чистую воду. Но есть вещи непредвиденные и непредсказуемые. В прекрасно отлаженный механизм попала песчинка и стала для преступников камнем преткновения…

— О! Вот мы уже и вознеслись в эмпиреи! О чем вы говорите, сударь?

— О совести, сударь, о совести. Комиссар Ларден долгое время был одним из лучших комиссаров вашей полиции. Он служил много лет, отдавая все свои силы и время борьбе с преступлениями. И у него еще остались понятия о чести. Он сомневался в лояльности женщины, заблуждения которой он прекрасно знал, хотя и принимал как должное. Он терпел ее связь с Мовалем, но доверять демонической парочке, ввязавшейся вместе с ним в опасное предприятие, не мог. Впрочем, неважно, какие у него были побуждения. Уверен, в минуту просветления, когда он вспомнил о долге, а быть может, и предчувствуя скорую кончину, он постарался оставить указания, позволявшие отыскать украденные бумаги. И эти указания перед вами, господа, на этом столе.

Сартин буквально выпрыгнул из кресла и принялся жадно вчитываться в разложенные перед ним листочки.

— Объясните, Николя, в чем тут дело? Я не вижу в этих строчках никакого смысла.

— Сначала я расскажу, каким образом записочки Лардена попали ко мне. Первую я нашел в кармане собственного фрака, вторую вместе с подарком вручили де Ноблекуру, а третья оставлена Мари Ларден. Отец попросил ее сохранить листок, ибо он очень важен. На первый взгляд, толку в этих записках действительно нет.

— А на второй?

— Они достаточно красноречивы, сейчас я вам докажу. Вы, естественно, заметили, что речь идет о каком-то долге королю.

— И вам это кажется достаточным?

— Нет, достаточным не кажется, но наводит на размышления. Я долго сидел над бумажками, раскладывал их в разном порядке, как в свое время мой опекун каноник раскладывал передо мной буквы на картонках. И в конце концов сделал выводы.

— При чем здесь ваш опекун?! — воскликнул Сартин. — Вы хотите, чтобы нас всех от нетерпения удар хватил?

Бурдо опасливо ретировался в тень.

— Я раскладывал и перекладывал записочки Лардена, — невозмутимо продолжал Николя, — пытался прочесть их справа налево и сверху вниз.

— Ну и что значит вся эта галиматья? — спросил Сартин. — Мы собрались, чтобы поиграть в буриме, ребусы или шарады?

— Посмотрите, сударь, на заглавные буквы каждой строчки. Что получается?

— Д… Е… К… А… Р…Т… Черт возьми, я прочел «Декарт». Но куда это нас ведет?

— Ведет сюда, в Вожирар. Комиссар Ларден не просто так придумал эту хитрость, не просто так доставил записки адресатам. Он понимал, что все равно тайна будет раскрыта, и он решил облегчить поиски, направив тех, кто ищет, в нужный дом.

— А на каком основании вы считаете, что единственно понятное слово «Декарт» приведет нас к цели?

— На основании созерцания кабинета редкостей господина де Ноблекура.

— Вот увидите, — произнес Сартин, обращаясь к Бурдо, — теперь он потащит нас туда! Вы говорили, вчера его ранили. Видимо, вместе с кровью из него вытекли остатки разума.

Настал черед Николя сердиться и проявлять нетерпение.

— В этом кабинете, хорошо известном парижским знатокам…

— А также и мне, как это ни покажется вам странным, — ехидно вставил Сартин. — Послушайте, сударь, я не раз становился жертвой невинной мании нашего друга, любящего после роскошного пиршества попотчевать гостей ужасами.

— В этом странном месте, сударь, несколько дней назад появилось огромное распятие со сложенными руками, выточенное из черного дерева. Культовое распятие янсенистов. Оно поразило меня, ибо однажды я уже видел подобное. Я расспросил Ноблекура, и тот ответил, что фигура подарена ему совсем недавно — к великому его удивлению — комиссаром Ларденом. К цоколю скульптуры была прикреплена бумажка со строчками, начинающимися со слов: «А кто захочет открывать». Так вот, производя вместе с Бурдо обыск в доме Лардена, среди бумаг комиссара я нашел счет мастера-краснодеревщика из предместья Сент-Антуан, счет за два заказа. Названия изготовленных вещей там не значилось. Подарок Ноблекура буквально преследовал меня, и я отправился на поиски краснодеревщика. После долгих блужданий я его отыскал, и ремесленник поведал мне, что счет выписан за два распятия из черного дерева…

— Вы ведете нас от Сциллы к Харибде, — произнес Сартин. — Не понимаю, почему я все еще сижу здесь, а не в своей карете.

— Любопытство и надежда, сударь, — улыбнувшись, ответил Николя. — Столяр признался, что был очень удивлен, когда в одном из распятий ему велели полностью выбрать середину креста, а сверху приспособить крышку с секретным замком. Иначе говоря, сделать в кресте своеобразный пенал, куда можно спрятать драгоценности, луидоры, украшения…