В руке его сверкнула сталь, и Николя почувствовал, как острый клинок полоснул его по ребрам. Ударив Николя головой об стену, бандит разжал руку, отскочил в сторону, прыжками спустился с лестницы и исчез.

Цепляясь за каменные выступы, чтобы не упасть, Николя стоял, не в силах избавиться от безжизненного взора тусклых зеленых глаз. Такие глаза он видел у рептилий. Однажды в Геранде, еще мальчишкой, он сидел на корточках возле болота, пытаясь поймать лягушку. Выследив зазевавшуюся зеленую красавицу, он уже приготовился схватить ее, как из травы вылез чудовищных размеров уж и холодным недвижным взором уставился на Николя. Мальчик бежал, оставив рептилии добычу.

Новое покушение на Николя, хладнокровно совершенное под сводами цитадели правосудия, свидетельствовало, что его расследование стало угрожать интересам высокопоставленных особ, чувствовавших себя настолько недосягаемыми, что они среди бела дня подослали к нему убийцу.

С бешено бьющимся сердцем Николя кое-как дотащился до конца лестницы и остановился, переводя дух. Его приятель привратник сидел в приемной за столом из еловых досок и натирал табачные листья. Полученный в результате этой операции порошок он заботливо, стараясь не потерять ни крошки, ссыпал в маленькую оловянную коробочку. Полностью поглощенный любимым занятием, он не заметил, как вошел Николя. Услышав учащенное хриплое дыхание молодого человека, он поднял голову. Увидев Николя, по щеке которого струилась кровь, он растерянно воскликнул:

— Господи, кто это вас так отделал, господин Николя? Чем я могу вам помочь? Господин Бурдо вас ищет, он где-то здесь поблизости. Мария-Иосиф, да что с вами случилось?

— Ничего. Ударился головой, рана открылась, и кровь никак не остановится. Мне надо немедленно поговорить с господином де Сартином. Он у себя?

У Николя закружилась голова, и он обеими руками уперся в столешницу, чтобы не упасть. В глазах у него потемнело, пол начал медленно уходить из-под ног. Не долго думая, привратник вытащил из кармана стеклянную фляжку, огляделся и, убедившись, что они одни, сунул ее Николя:

— Выпейте, вам станет лучше! В такие морозы у меня всегда под рукой небольшой запас рома, как и положено старому моряку. Давайте, пейте, это придаст вам силы!

От отвратительного пойла Николя закашлялся, но крепкий алкоголь согрел его, и лицо его порозовело.

— Вот и чудненько, вот вы уже и молодцом! Вы хотите видеть господина де Сартина? И он хочет вас видеть. Приказал, как только вы появитесь, так сразу к нему. Он, конечно, был не в духе, но он всегда такой. Словом, еще одному парику каюк, уж так он его терзал…

Решительно, сегодня утром всем хотелось увидеть Николя!

Секретарь осторожно поскребся в дверь, подождал, пока из кабинета выйдет посетитель, и впустил Николя.

Знакомый кабинет пустовал. Царившую в нем тишину нарушали только шелест огня в камине да шипение искр от распадавшихся на угольки прогоревших поленьев. От тепла, разлившегося по всему телу, Николя захотелось спать. Блаженное ощущение покоя вернуло ему уверенность в себе, утраченную после разговора с Антуанеттой. Борясь со сном, он оперся о заваленный папками рабочий стол и только тогда заметил, что над поставленными по другую сторону стола креслами торчат макушки двух париков. Не в силах сдвинуться с места, он, сам того не желая, стал слушать протекавшую в его присутствии беседу.

— Послушайте, дорогой мой, как мы с вами до этого докатились? — спрашивал Сартин. — Сегодня утром мне принесли письмо, откуда я узнал, что в Лондоне уже говорят о капитуляции Лалли, [23]осажденного в Пондишери! Год назад мы потеряли наши владения в Канаде, а теперь история угрожает повториться в Индии…

Ехидный дребезжащий голос прервал начальника полиции:

— Что вы хотите, едва мы начали воевать с Англией, как на нашу голову свалился союз с Австрией. К войне на море прибавилась война на суше. А гоняться сразу за двумя зайцами… Война, знаете ли, требует денег, много денег. И полководцев. Прежде всего полководцев. А откуда им взяться, если в армии царит хаос? Законов у нас много, да толку от них… Нижние офицерские чины незаслуженно унижены, младшие офицеры разочарованы, а непомерные амбиции придворных шаркунов порождают только склоки…

— Но ведь прежде чем начинать кампанию, кто-то же о чем-то думал?

— И думал, и взвешивал. Но сладкоголосая сирена оказалась сильнее. Сами понимаете, куда нам угнаться за этой птицей… а господин Кауниц [24], посол его императорского величества и придворный любимчик Версаля, с удовольствием забавлял публику своими лакеями в обсыпанных мукой париках…

Над кипой досье показалась рука. Вцепившись в макушку парика, она подергала его, проверяя, прочно ли сей парик сидит на голове.

— …Он полюбезничал с красоткой [25], поманил ее императорской благодарностью. Она тут же открыла в себе дипломатический талант и решила сыграть новую для себя роль. Спектаклей в малых апартаментах ей уже недостаточно. Как только королевские фаворитки начинают стареть, они сразу принимаются выставлять напоказ свое благочестие и немедленно лезут в политику! Если непредвзято оценить положение дел во Франции, я бы сказал, что королевство держится только чудом. Его дряхлый, пришедший в негодность механизм развалится при первом же потрясении. А еще дерзну предположить, что наше самое большое зло заключается в том, что никто не видит масштабов нашего хаоса. Еще хуже, никто сознательно не хочет его видеть.

— Друг мой, однако вы неосторожны.

— Здесь никого нет, а с вами, Сартин, я разговариваю как с самим собой. Мы с вами старые приятели. В Париже прошел слух, что красотка приказала собрать все, что когда-либо писали о госпоже де Ментенон…

— Это не слух, а чистая правда.

— Вам виднее, какая это правда… Но я отвлекся. Фактически пришлось выбирать между войной с Англией и сопряженными с ней тяготами и дерзкой сменой союзников, сопряженной с риском ввязаться в войну на суше. Эта легкомысленная особа вообразила, что война будет короткой. Вечный ветер в голове…

— Что вы имеете в виду?

— Сами знаете! Ох уж это французское легкомыслие… Красотке захотелось подергать за ниточки мировой политики. Союз с извечным врагом Габсбургом назвали образцом дальновидной политики. Заговорили о мире, об упрочении союза… Кое-кто спешно бросился ваять статуи и чеканить медали… И все это не считаясь с англичанами и «северным Соломоном» [26], которого превозносит Вольтер. Впрочем, для господина де Вольтера кровь, пролитая французами, является всего лишь предлогом для очередной эклоги.

— Война с Англией от нас не зависела, — заметил Сартин.

— Вы правы, они не оставили нам выбора. Эти англичане самые настоящие пираты, да, черт побери, именно пираты…

Стук кулака по закраине стола вывел Николя из дремотного состояния, и он опять оказался перед вопросом, стоит ли ему выдавать свое присутствие или нет.

— Они без объявления войны захватили триста наших кораблей и шесть тысяч моряков, — продолжал язвительный голос. — А наш флот, как вам известно, находится под командованием совершеннейшего ничтожества. Ваш предшественник Беррье, сделавший карьеру исключительно потому, что поощрял мелкие страстишки красотки, пересказывая ей городские сплетни и разоблачая несуществующие заговоры, теперь является полномочным министром морского департамента. А господин де Шуазель по-прежнему хочет высадиться в Шотландии. Один из моих друзей, служивших на королевском флоте, наглядно доказал мне бессмысленность подобного проекта. К тому же…

Один из париков исчез, и голос зазвучал доверительно.

— К тому же нас предали.

— Как предали?

— Увы, Сартин. Один из моих сослуживцев, чиновник в департаменте иностранных дел, продал наши планы англичанам.