— О чем вы задумались?

Встрепенувшись от голоса Майкла, Бриджет снова вернулась к реальности. Ричарда не было рядом, но здесь был друг, и он заслуживал внимания.

— Я думала о том, что никогда никто не произносил в мою честь такого чудесного тоста. Огромное вам спасибо. Обещаю жить достойно моего новообретенного богатства.

— И получать от него радость, — ласково напомнил ей Майкл.

— И радость, — повторила она. — Но сейчас я должна идти домой. Я совсем закоченела, Майкл, да и день был долгий. Вам не покажется ужасным, если мы уйдем прямо сейчас?

— Вовсе нет. Если вы пообещаете прийти сюда вместе со мной как-нибудь солнечным днем. А я обещаю вам не бросать больше ваши туфли в залив.

— Ну, тогда я клянусь, что приду сюда вместе с вами, — рассмеялась Бриджет.

Они оставили полупустую бутылку вина для других искателей приключений, и Бриджет позволила ему осторожно отвести себя обратно туда, откуда они пришли. Босиком она шла рядом с Майклом, пока они не поймали такси. Было уже почти одиннадцать, когда Майкл легко поцеловал ее в щеку и распростился с ней у дверей знакомого дома Килбернов.

Такси рвануло с места в ночь, словно машина знала, что Майкл Пэйн терпеть не может двигаться медленно. Когда Майкл уехал, Бриджет подняла взгляд на темный дом. Дом, который семь лет был для нее родным, сейчас — черный, без единого огонька — казался зловещим.

— Ричард, — прошептала Бриджет, хотя была уверена, что только подумала о нем, но не собиралась произносить его имя. Он должен был быть сейчас здесь, чтобы вместе с ней войти в темный и пустой дом.

Повернув ключ в замке, Бриджет перешагнула порог и тотчас же включила свет в прихожей. Закрыв входную дверь, она постояла, прислонившись к ней, пока глаза не привыкли к яркому свету. Все так, как она оставила. Дом безупречно чист, картины на месте, мебель в идеальном порядке. Она снова оказалась в том мире, которому принадлежала, но дом перестал быть ей домом — без спавшей наверху Моры Килберн, без миссис Рейли, сидевшей в своей комнате у телевизора. Если бы сейчас она была в объятиях Ричарда, и они вместе бы говорили о будущем, зная, что теперь могут сделать все, что хотят, и стать тем, чем хотят, благодаря Море Килберн, то жизнь казалась бы прекрасной. Но, в пустой тишине дома Бриджет Девлин ощущала себя невероятно, отчаянно одинокой.

Направившись к себе в комнату, она подавила острое желание подойти к телефону и позвонить в особняк Хадсонов. Ричард сам скоро позвонит. Но сейчас ей нужен был другой собеседник. Она быстро взбежала по лестнице в свою комнату, села, скрестив ноги, на кровати и набрала такой знакомый номер. На третий звонок ответил сонный голос.

— Ой, я забыла, который сейчас час! — сказала Бриджет. — О, папа, это Бриджет. Прости, что разбудила тебя, папа, но мне нужно так много рассказать тебе. Так много…

— Прошу прощения, я не смог прийти раньше, — извинился Брэндон, проходя в дверь. — За последние два дня мне пришлось пять раз являться в суд. Как я понимаю по вашему лицу, вам следовало бы сказать моей секретарше, что у вас срочное дело. И если бы мне не хватало такта, я бы спросил, кто умер.

— Такт нас заботит менее всего. — Ричард, усталый и несчастный, разговаривал с Брэндоном, ведя его по обширному дому своих родителей в Марине. В отличие от миссис Килберн, Хадсоны обладали склонностью к эклектике. Вид современного двухэтажного здания был обманчив. Архитектура дома, построенного на двух акрах земли на берегу залива, казалась скромной. Но тому, кто входил в дверь, предстояло очаровательное путешествие по комнатам, созданным почти полностью из стекла. Отовсюду лился свет. Дом был полон произведений искусства — бронзовые и каменные статуи взирали на посетителя из самых неожиданных мест или стояли, словно застыв посреди огромной комнаты. Мебель расставлена небрежно. Некоторые предметы были старинными — дерево теплых тонов и гобелены резко контрастировали с современными произведениями искусства. Полы в одних комнатах были застелены толстыми коврами, в других местах паркет остался открытым, так что шаги идущих молча Ричарда и Брэндона звучали то приглушенно, то гулко.

— Сюда, — пригласил Ричард. Он посторонился, и Брэндон очутился в знакомой и любимой им комнате. Три ее стены и потолок были стеклянными.

Эта комната слегка выдавалась над заливом так, что, если сидеть у камина в центре комнаты, то казалось, словно плывешь по воздуху, паря над морем. Брэндон всегда считал, что эта комната — прекрасное место для размышлений. Словно все тревоги дня можно разогнать, просто придя сюда и усевшись в кресло. Ему нравилось шутя говорить своей жене, что если бы у всех мировых лидеров были такие комнаты, в мире не существовало бы ни войн, ни предрассудков, ни всего того, что порождает злоба. Теперь придется сказать жене, что он ошибался. Гнев и, возможно, ненависть были даже здесь.

— Брэндон, как вы любезны, что пришли так рано! Боюсь, что Тед, я и Ричард не смогли бы дождаться другой возможности поговорить с вами.

Кэти Хадсон, великолепно смотревшаяся в простом ярко-красном платье, подчеркивавшем ее идеальную фигуру, сидела, сложив руки на животе, закинув ногу за ногу. Лицо сосредоточенное, она явно контролировала себя. Тед, стоявший спиной к стеклянной стене, грустно смотрел на жену. Брэндон заметил, что Кэти то и дело бросала взгляды на Ричарда, словно ожидала, что он окажет ей какую-то поддержку, которую он не хотел или не мог оказать. Ричард ни разу не посмотрел ей в глаза. В конце концов, она полностью сосредоточилась на Брэндоне, усевшемся напротив нее.

— Хотите кофе, Брэндон? Или чаю? Или, может быть, позавтракаете? — спросила Кэти, изо всех сил стараясь скрыть раздражение, но безуспешно. Брэндон отказался.

— Хорошо, тогда перейдем сразу к делу, — продолжала Кэти, глубоко вздохнув. — Мы хотели бы узнать… особенно я… можем ли мы как-нибудь опротестовать завещание моей матери. Это никоим образом не бросает тени на работу, которую вы проделали для нее. И, полагаю, для того, чтобы разобраться в этом вопросе, мне нужен совет незаинтересованного человека. Но вы составляли это завещание и лучше всех должны знать, как опротестовать его.

— Понимаю, — спокойно ответил Брэндон.

Но Ричард заговорил прежде, чем он успел сформулировать свой ответ.

— Я уже говорил маме, что сомневаюсь в том, что вы оставили какие-нибудь удобные лазейки. Завещание, я уверен, составлено на совесть. Как бы ни было маме неприятно это слышать, бабушка прекрасно сознавала, что делает. Бриджет наследует ее деньги.

— Я не смирюсь с этим! — Кэти как будто выплюнула эти слова. — Бриджет сделала что-то для мамы и умело это скрыла. Другого объяснения нет. Брэн…

— Мама! Этого не могло быть. Мы же много лет знаем Бриджет, — вмешался Ричард.

Но Кэти неотрывно смотрела на Брэндона, не слушая сына, и продолжала:

— Итак, Брэндон, не будете ли вы так любезны ответить на мой вопрос?

Он подался вперед и положил руки на колени. Он говорил для Кэти — только для Кэти. На лице Теда он прочел достаточно. Тед не хотел, чтобы его жене была нанесена рана, но все попытки отговорить ее от встречи с адвокатами оказались тщетными. Ричард казался измученным и растерянным. Он явно не знал, что и думать, но ему было тяжело обвинять Бриджет, несмотря на любовь к своей матери. Кэти, которая всегда спешила там, где следовало бы помедлить, не собиралась тратить ни минуты на обсуждение. Она хотела действовать.

— Ричард прав, вы сами понимаете, Кэти. Бриджет тут ни при чем. Вы зря потратите и время, и деньги, если попытаетесь оспаривать завещание. Оно — без изъянов.

— Но, Брэндон, этого не может быть! Вы обязаны понять…

— Не думаю, что мог бы. Нет, не так. Я понимаю, как несправедливо, по вашему мнению, поступила с вами Мора. Но я никогда не смогу прочувствовать это так, как вы. Это слишком личное, чтобы я хоть сколько-то ощутил, как это, наверное, ужасно. Но вы должны помнить, ваша мать была в здравом уме, когда составляла завещание. Мы с ней подробно обсуждали шаг, который она собиралась предпринять, и во всем проявлялся ее здравый смысл. Если бы меня вызвали в суд, чтобы под присягой подтвердить состояние ее рассудка, я сказал бы то же самое.