О, боги! Значит все, сказанное отцом – правда?! Он, Асотль, и впрямь – ацтек?

Мало того – сын вождя ацтеков!

О великий Тескатлипока! О Кецалькоатль, о боги! Грязный дикий ацтек! Какая уж теперь женитьба…

– Друг! Да отзовись же!

Юноша поднял голову: Шочи.

Нет, не хочется никого видеть!

– Шочи… уходи.

– Я только сказать… Боюсь, потом не придется…

– Не говори загадками, Шочи!

– Твой отец… Он умер не сам!

– Я знаю. Его смертельно ранил пленник. Веревка лопнула…

– Веревка лопнула не сама… Ее перерезали.

– Что?!

– Да! Твоего отца убили! Все подстроили специально, – Шочи, похоже, трясло. – Мне рассказал об этом служка… Мы дружим… Он предупредил, чтобы я уходил… Я больше не нужен храму Кецалькоатля… разве что в качестве жертвы. У них теперь новый верховный жрец, все давно знают… Лишь твой отец…

– Новый жрец? – Асотль удивленно хлопнул глазами. – Вот это новость… Не успели похоронить, как… И кто же он?

– Ты не поверишь! Тесомок!

– Кто?

– Тесомок! Наш старый добрый приятель… – эти слова Шочи произнес с язвительной ухмылкой.

– Но он же еще слишком юн!

– Это и хорошо! Он куда больше устроит могущественных жрецов Тескатлипоки, нежели твой несговорчивый отец! Тесомок уже пригласил многих на пир… И послал самую лучшую в городе сваху… Тебе сказать – к кому?

– О, боги… Неужели…

– Да! К Ситлаль! И ее отец уже ответил согласием!

О, боги!!!

Асотль зашатался, словно пришибленный, показалось, что весь его привычный и родной с детства мир рухнул. Да так оно, в общем, и случилось. И это еще было только начало!

С утра снова сжало сердце. В последнее время такое происходило все чаще и чаще. Наверное, слишком уж много волнения, выборы…

Вдруг подумалось – как пуста и банальна до тоски жизнь! Все эти фирмочки, предприятия, Леночка… К чему? Единственное, что осталось настоящего – наверное, джаз…

Геннадий Иваныч смотрел в окно: неслышно опадали с деревьев последние листья. Поздняя осень… И настроение было такое же – осеннее, грустное.

Впрочем, особо-то грустить сейчас некогда!

Леночка еще спала – он не стал будить, заглотил прописанные доктором Мишей таблетки из красно-синей приметной коробочки, тут же ее спрятал – не хотелось, чтоб Ленка знала о его немощи, тихонько заварил чай – терпеть не мог кофе, уселся на диван с книжкой…

Вроде отпустило… Чуть-чуть…

Ацтеки… Они же – мешики, они же – теночки. Мешики – от имени легендарного предводителя Меши, отсюда и Мехико, Мексика. Теночки – от другого вождя – Теноча или Теночка… Теночтилан – тоже от его имени.

Зазвонил мобильник, наигрывая «Караван» – известный и любимый многими джазовый стандарт, Геннадий Иваныч нарочно долго не брал трубку, слушал… Потом все же нажал кнопку.

Звонил Михалыч. Что-то опять зудел про подставы, про провокации… Господи, как надоело все! Да, еще сказал, что, похоже, конкуренты меж собою договорились, договорились на будущее.

– То есть, как это – на будущее? – тут же сообразив, Перепелкин не стал продолжать разговор – велел Михалычу ждать личной встречи.

Допив чай, быстро оделся и снова посмотрел в окно – во дворе ждала машина. Спустился вниз, поздоровался с охранниками и водителем. Поехал…

Господи… Каждый день одно и тоже! И кому все это нужно? Плюнуть на все, все продать, оставить одну лишь «Джаз-банду», там играть каждый вечер – денег не будет, зато хоть какое-то счастье.

Во, доработался! Геннадий Иваныч тряхнул головой: ну и мысли в голову лезут. Ага, избавься от всего… Тут же сожрут, только слабину дай! Дадут они спокойно поиграть, как же! И так-то…

Начальник службы безопасности ждал, нетерпеливо прохаживаясь в холле. К удивлению, перегаром от него не пахло, зато разило недешевым одеколоном – снял, верно, вчера какую-нибудь тоже недешевую девку. Ну да, ну да, снял – ишь, вышагивает этаким петухом, гоголем…

Коротко здороваясь с персоналом, Геннадий Иваныч быстро прошел в кабинет, обернулся на пороге:

– Ну, заходи, Михалыч. Рассказывай.

Хмурый начальник безопасности плюхнулся в кресло и, испросив разрешение, закурил.

– Завтра-послезавтра скажу тебе, где у нас течет, – аккуратно выпустив дым, промолвил Михалыч. – Но сейчас не в этом дело – в договоре. Понимаешь, Степанов уже не только со всеми договорился, но и места начал раздавать… Как будто уже на выборах победил, а ведь это еще бабка надвое сказала – у нас-то шансов побольше будет.

– Хм… – Геннадий Иваныч задумался. – С чего это он меня со счетов сбросил?

– Про худое думаю… – начальник безопасности затушил сигарету в массивной пепельнице толстого темно-голубого стекла. – Затаиться бы тебе на время… Да знаю – не то говорю.

Перепелкин неожиданно рассмеялся:

– Ладно, ладно, живы будем – не помрем! А таятся от врагов только трусы. Нет, Михалыч, мы таиться не будем… наоборот – будем радоваться и любить жизнь! Пусть соперники завидуют, авось, чего-нибудь напортачат, а ты, тем временем…

– Все уже делается, шеф.

– Ну, вот и славненько! Осталось-то – день простоять, да ночь продержаться! Между прочим, в буквальном смысле слова.

И в самом деле – в буквальном: до выборов оставалось всего три дня.

– Вот сегодня и расслаблюсь, – подумав, Перепелкин решительно добавил. – Ребят позову – поиграем.

Позвал. Явились все – Жан, Серго, доктор Миша – последний даже пришел раньше других, и в ожидании наяривал на фортепьяно какой-то регтайм.

– Ну, что, парни? – хватанув рюмку водки, Геннадий Иваныч бережно вытащил из футляра сверкающий золотом саксофон. – Дадим сегодня гвоздя?!

– С чего начнем?

– С Гершвина! А ну… Раз-два-три… Поехали!

Громыхнули раскатом ударные… И тут же зашуршали нежно – щеточками, ухнул, задребезжал контрабас, тренькнули клавиши, и вознеслась высоко-высоко выводимая саксом мелодия – к потолку, к крыше, к звездному небу!

В общем, вечер удался, без дураков, удался, на славу!

Ближе к утру, после закрытия, вспотевшие музыканты уселись за стол – выпить. Конечно, и во время сейшена стопки пропускали, но захотелось теперь спокойно, так сказать, по обычаю. Оно и правильно. – Ты бы не рвал так музыку, – тихонько, на ухо, прошептал доктор. – Береги сердце. Таблетки-то мои пьешь?

– Пью – куда от тебя деваться? – Геннадий Иваныч рассмеялся и наполнил стопки. – Ну, парни, будем! Чтоб – не последняя.

Выпили, заговорили – о музыке, о политике, ну и о бабах. Компания осталась чисто мужская – почему бы косточки не перемыть прекрасному полу? Мужики – те еще сплетники, хлебом не корми!

Одну обсудили, другую… Пятую-десятую, сошлись, что все – ну, почти все – стервы, каких мало… Потом, намахнув еще, пришли к выводу, что и мужики ничуть не лучше, короче – сволочи все кругом редкостные… За то и выпили:

– За сволочей!

И снова принялись трепаться о бабах. Вспомнили к чему-то рыцарей, культ прекрасной дамы, Анну Каренину… В общем, хорошо все выпили, чего уж!

– Уэльбек неплохо о бабах писал! – пьяно размахивая вилкой, орал доктор Миша. – Писал, что… ммм… сейчас, вспомню…

– Мишель, положи вилку!

– О культурных бабах писал, во! Мол, не секс их интересует, а процесс обольщения – вычурный и неэротичный, а в постели они – культурные бабы – вообще ни на что не способны. Потому – лучше любить азиаток!

Уэльбек…

Перепелкина почему-то неприятно кольнуло под ложечку…

Ведь и Леночка тоже Уэльбека читала… И то же самое цитировала… Совпадение? Может быть… Но та же Леночка как-то обмолвилась насчет здоровья… Откуда она знает? От доктора? Или – все просто так?

Совпадение….

И, тем не менее, выйдя в фойе, Геннадий Иваныч позвонил Михалычу…