— Но вы все равно едете.

— Еду, — тяжко вздохнула Элизабет.

— Чтобы угодить семье, — продолжал он.

— Да, и чтобы они не смели больше принуждать меня выйти замуж. Мне очень не хочется это делать, но я поеду и надеюсь вернуться к середине лета. Я так люблю здешнее лето!

— Думаю, вы найдете мужа, — вздохнул Бэн. — Вы так прекрасны в этом платье, Элизабет Мередит, и просто светитесь, когда танцуете!

— Если вы думаете, будто лесть поможет вам сбить цену на овец, то вы ошибаетесь, — поддразнила она его, стараясь скрыть смущение.

Никто не говорил ей, что она прекрасна. Никто не смотрел в глаза с таким обожанием, как Бэн Маккол. И это странное ощущение вызвало у нее легкий озноб.

— Этот розовый жемчуг прелестен, дорогая, — вмешалась Розамунда. — Подозреваю, что это подарок твоего дяди. Не так ли?

Она подошла к ним.

— Да. Дядя подарил мне чудесные драгоценности. Не хочешь ли посмотреть, мама?

— Конечно! — воскликнула Розамунда и, взяв дочь под руку, повела к двери.

Ей не понравилось, как смотрит на Элизабет молодой шотландец. Не может же он иметь на нее какие-то виды? Он должен знать свое место в этом мире. Побочный сын! Да, в семье его любят, это очевидно. Но такой человек не подходит наследнице Фрайарсгейта! А ведь Элизабет, не привыкшая к ухаживаниям, может и не разобраться, достаточно ли благородны его намерения по отношению к ней. Когда они окажутся при дворе, Тому придется постоянно следить за ней. Розамунда предупредит также и Филиппу. Филиппа всегда строго соблюдала приличия, особенно с тех пор, как стала графиней.

Немного подумав, Розамунда решила остаться во Фрайарсгейте до отъезда дочери. В своем желании стать хорошей женой Логану она не уделяла младшей дочери должного внимания. Элизабет была такой хорошей хозяйкой Фрайарсгейта, что мать совершенно упустила из виду ее невежество во всем, что касается мужчин. Это очень опасный пробел в ее образовании!

Бэн смотрел им вслед, мысленно коря себя за то, что заговорил с Элизабет, хотя знал, что этого делать не следовало. Слишком она невинна во всем, что касается мужчин, и не понимает их уловок. Но в этом розовом платье она так дивно хороша! Как роза, ослепительная в своем совершенстве. Английская роза. А он — шотландец и совершенно ей не подходит.

Бэн видел выражение глаз ее матери. Та явно подозревала, как он относится к ее дочери. Подозревала и не одобряла. Еще бы! Побочный сын хозяина Грейхейвена не может быть хорошей партией для наследницы Фрайарсгейта.

Впервые в жизни Бэн стыдился своего происхождения. И молча отчаивался, зная, что влюбился в Элизабет, а это ничем хорошим кончиться не может.

Мрачно хмурясь, он подошел к остальным мужчинам.

— Овец каких пород ты покупаешь? — спросил Логан.

— Шропширов и шевиотов.

— Не понравились мериносы? Если хочешь улучшить отары отца, знай, что у них самая лучшая шерсть.

— Я не видел мериносов, — удивился Бэн, — и, даже не слышал о такой породе.

— Потому что мериносы не продаются, — поспешно вставил лорд Кембридж. — Первые овцы несколько лет назад были привезены из Испании по велению королевы. Она и моя кузина — старые подруги. Отара у нас маленькая, и лишних овец нет.

Он любезно улыбнулся Бэну:

— Полагаю, моя дорогая Элизабет не стала их показывать, поскольку не может продать.

— Разумеется, — кивнул Болтон.

— Очевидно, я вмешался не в свое дело, — вздохнул Хепберн.

— Вовсе нет, дорогой мальчик, — заверил его лорд Кембридж.

Последовало неловкое молчание.

— Когда мы едем домой, па? — неожиданно спросил Александр. — Завтра?

— Скорее всего, парень. Нужно спешить. За поместьем наблюдает Джонни. Надеюсь, он не успеет натворить никаких бед за время нашего отсутствия. Возможно даже, из его головы улетучатся все эти глупости насчет церкви, особенно если он поймет, какие обязанности на него возлагаются.

— У тебя пять сыновей, дорогой мальчик. Если Джон ищет Бога, почему ты пытаешься ему воспрепятствовать? Думаю, Дженни одобрила бы его решение. Она и сама была девушкой набожной и хрупкой. Кузен Ричард с радостью возьмет его в аббатство Святого Катберта, — заметил Томас.

— Ад и проклятие, Том, он мой первенец! — взорвался Логан.

— И станет совершенно неподходящим лэрдом Клевенз-Карна, — отпарировал лорд Кембридж. — Александр — вот кто годится для этой роли. Ты просто упрямишься, дорогой мальчик. Иметь старшего сына, который стремится стать священником, вовсе не оскорбление твоей драгоценной мужественности. А ты что думаешь, Мата?

Отец Мата, внебрачный сын покойного лэрда Клевенз-Керна и брат Логана, все это время спокойно прислушивался к разговору. Теперь он поднял глаза на своего единокровного брата.

— Отпусти Джонни, Логан. Если он хочет стать священником, пусть так и будет.

— Не хочу, чтобы люди думали, будто я отделался от своего первенца ради сыновей Розамунды, — тихо признался лэрд.

— Те, кто знает нас, возрадуются твоему великодушию. Те, кто не знает, пусть болтают все, что в голову взбредет, — откликнулся священник. — Ты подвергаешь опасности свою бессмертную душу, удерживая в миру сына, который ищет святой жизни.

— Ты поговоришь с настоятелем Ричардом? — спросил после некоторого раздумья Хепберн.

Отец Мата ответил:

— Как только Элизабет уедет в Лондон, я отправлюсь в аббатство и попрошу за племянника. Скажи ему это, когда вернешься в Клевенз-Карн, и постарайся как можно скорее уладить все разногласия между вами.

— Обязательно, — кивнул лэрд.

Мужчины еще немного поговорили. Томас Болтон первым поднялся наверх. За ним последовали остальные.

Утром лэрд с сыновьями уехали домой, а Розамунда заявила, что сама должна проводить дочь в ее первое путешествие, и занялась вместе с Элизабет упаковкой вещей, так что девушка почти не виделась с Бэном. Кроме того, Розамунда вместе с Мейбл наставляли Нэнси в ее обязанностях. Нэнси имела настоящий талант в укладке волос и демонстрировала на Элизабет различные стили причесок.

Только вечером все встречались за столом, и Розамунда с радостью замечала, что Бэн держится на расстоянии, оставаясь при этом крайне вежливым. Приятно видеть, что парень знает свое место! Молодому шотландцу не следует влюбляться в нее, чтобы не натворить глупостей. Кража невесты — устоявшийся обычай, который до сих пор практикуется на границах Англии с Шотландией.

Наконец настало утро первого апреля. Предыдущей ночью Элизабет почти не спала. Нельзя сказать, что поездка ее сильно волновала, но все-таки она чего-то побаивалась, а это случалось с ней крайне редко. Раздражало ее и то, что взбунтовался желудок. К тому же мать Мейбл и молодая Нэнси весело щебетали, чем ужасно выводили Элизабет из себя.

— Ты уверена, что в маленьком сундуке есть все необходимое твоей хозяйке во время поездки? — в десятый раз спрашивала Розамунда.

— Да, миледи, — терпеливо отвечала Нэнси.

— Положила зубную щетку из кабаньей щетины?

— Да, миледи.

— Шерстяные чулки?

— Да, миледи.

— Лишнюю фланелевую нижнюю юбку?

— Да, миледи.

— Мама, Нэнси — девушка аккуратная и исполнительная. Не волнуйся, — не вытерпела Элизабет. — Думаю, все в порядке.

— А шкатулка с драгоценностями? — не унималась Розамунда.

— В сундуке с моими корсажами и рукавами. Мама, мне будет плохо, если ты немедленно не прекратишь свои вопросы. Я еду ко двору, чтобы угодить тебе, и ни по какой иной причине. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Ты должна вернуться с надеждой на хорошую партию, Элизабет, — продолжала наставлять Розамунда.

— Да, мама.

— Ты просто нервничаешь, — утешила мать.

— Я хочу пойти погулять на лугу, — внезапно вырвалось у девушки.

— Но солнце еще не взошло!

— Скоро взойдет! Пройдут недели, прежде чем я увижу рассвет над своими полями! — бросила Элизабет и выбежала из комнаты.

Воздух был прохладен и свеж. Небо, ясное и светлое, чуть розовело над холмами. На лугах, окружавших дом, паслись овцы. Глядя на них, Элизабет тихо заплакала. Она не хочет уезжать! И не поедет! Ей все равно, расстроится мать или нет! Фрайарсгейт — источник ее силы. Ей нужно быть здесь.