— Не оставляй меня, Ютта, — попросила она, — а не то я рехнусь.

Под конец я уломала ее прилечь на диване в кухне. Укрыла ее и заставила выпить травяной настойки, которая обнаружилась в шкафу. Откуда она у нас, я уже не помнила. Наверное, подарил кто-то.

Я и сама отхлебнула, прямо из горла, но мне не стало ни легче, ни теплее.

— Только не уходи, — попросила Мерли с такой безысходностью в голосе, что мне не оставалось ничего другого, как взять стул и сесть рядом.

— Это не Каро, — сказала вдруг Мерли, сжимая мои пальцы. — Это ее тень. Понимаешь, о чем я? Или нет — оболочка. А сама Каро давно уже покинула свое тело.

Мерли увлекалась темой жизни после смерти и перечитала об этом массу книг. Мы с Каро порой не могли уснуть, наслушавшись ее жутких историй.

— Она уже там, наверху, — Мерли сделала многозначительную паузу, как обычно в таких случаях, — а это непросто, когда ты умираешь насильственной смертью. Ее душа сейчас мается, не знает, куда ей приткнуться, потому что она к этому не готовилась.

— Перестань, Мерли! — не выдержала я. — Будто не хватило ей земных мучений, она, по-твоему, должна мучиться еще и на том свете. Я не хочу ничего об этом слушать.

Мерли заплакала. Я погладила ее по руке — все, на что была способна. Я обреченно ждала той минуты, когда пройдет шок и сама расклеюсь.

— Может быть, матери позвонить? — спросила я.

Моя мать была для Мерли роднее, чем ее собственная. Невероятно, но факт. Там, где жили ее родители, все было скучно и стерильно. Их дом, деревня, палисадники под окнами — точно кладбище. Они приезжали к нам лишь однажды. Переступив порог, остановились в прихожей и глазели вокруг, как в магазине, подыскивая слова. Слов для нашей квартиры они не нашли. Даже когда мы все уютно сидели на кухне и пили кофе с тортом, нарочно испеченным нами к их приезду. Потом они, конечно, все высказали Мерли. Как оказалось, в квартире у нас было грязно, Каро была неподходящей подругой для Мерли, равно как и я — испорченная богачка. Мерли их больше не приглашала.

— Да, — кивнула она, — позвони.

Свалить весь груз ответственности на мою родительницу — вот что мы хотели сделать. Но для чего еще существуют родители? С этой мыслью я стала набирать номер. Услышав голос матери, почувствовала себя так, будто мне пять лет. Со мной случилось нечто ужасное, и я нуждалась в утешении.

Слова давались с невероятным трудом.

— Каро. Она умерла, — чужим голосом проговорила я и подумала: нет, это не я говорю и не о нас. Это не имеет отношения ни ко мне, ни к Каро и Мерли.

Через полчаса раздался звонок в дверь. Мы обе вскочили и побежали встречать ее. Мать обняла нас обеих и плакала вместе с нами. Тушь растеклась у нее по щекам, оставив черные полосы. Она стала похожа на клоуна. Потом она отпустила нас и отправилась на кухню.

— Первым делом нам нужно выпить кофе, — заявила она, — и что-нибудь съесть. Закажем пиццу?

Мы не могли даже подумать о еде.

— Мерли, дай мне номер пиццерии, где ты работаешь, — велела мать. — Вы увидите, от горячего вам станет легче.

Ее деловой тон не мог скрыть тревоги за нас. Я видела это в ее глазах, метавшихся от Мерли ко мне и обратно.

Вскоре на столе перед нами лежали три пиццы. Мы с Мерли и не догадывались, что умираем с голоду. Мы молча принялись за еду. Моя мать, зная, что, кроме дешевого портвейна, у нас ничего не бывает, привезла две бутылки бордо и заставила нас выпить по бокалу. И хоть вино быстро ударило в голову, легче мне от этого не стало.

Мерли, съев половину пиццы, вдруг уставилась на остатки вина у себя в бокале.

— Кровь, — пролепетала она дрожащими губами.

Отныне мы не сможем спокойно произносить некоторые слова — например, кровь, смерть и бледный как смерть. И красное вино пить не сможем.

— Подозреваемые есть? — спросила мать.

Мы с Мерли прилично опьянели и не сразу поняли вопрос, лишь тупо вытаращили глаза. Спустя некоторое время до нас дошло, что она имеет в виду, но ничего вразумительного ответить мы не могли.

Имке не стала ждать, пока доберется до дому. Она позвонила ему прямо из машины.

— Мельциг слушает, — рявкнул он в телефон. Было за полночь, и все нормальные люди спали, а не сидели за столом на работе, ожидая звонка.

— Это Имке Тальхайм.

Услышав ее имя, он резко вздохнул, будто от удара.

Она не стала тратить время на вежливые хождения вокруг да около, а сразу бросилась в атаку.

— Как вы могли?! — воскликнула она. — Вы подвергли детей этой ужасной процедуре!

Он и не думал оправдываться.

— Мне очень жаль. Как они сейчас?

— А вы как полагаете? — Имке была вне себя от злости. Голос предательски задрожал. — Я только что от них. Они были совершенно разбиты, истерзаны, сломлены.

— Ничего — они молодые, оклемаются.

Она знала, что он прав. Ее бесили его спокойствие и рассудительность в то время, когда она рвет и мечет.

— У вас замечательная дочь. Не беспокойтесь о ней, она сильная и справится.

Почему же его слова вызывали у нее такое возмущение? Потому, наверное, что она злилась на него попусту, без причины.

— Хорошо вам говорить, — воскликнула она, — ваших детей — если они у вас есть — не таскали на опознание их убитой подруги. Вашим детям не будут сниться кошмары по ночам. И ваши дети, — прибавила она, чувствуя холодок леденящего ужаса, — в безопасности.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что убийца Каро мог посещать квартиру девочек. Разве это настолько невероятно?

— Нельзя этого исключить!

— Нельзя исключить? Ах, какая прелесть! И что вы намерены предпринять? Вы собираетесь защищать девочек?

— Я сказал — нельзя этого исключить. Но вероятность весьма мала. Поверьте, фрау Тальхайм, если им будет угрожать опасность, то мы обеспечим им охрану.

Имке дала отбой и убрала телефон в сумку. На глаза наворачивались слезы, которые она больше не могла сдерживать. В темноте своей машины она плакала, пока не почувствовала облегчение. Затем высморкалась и задумалась. Правильно ли она поступила, оставив их одних в квартире? Не стоит ли их забрать с собой на мельницу, пока дело не раскроют? Но Ютта буквально вытолкнула ее за дверь, сказав, что они с Мерли теперь справятся сами, а на мельнице слишком безлюдно и далеко от города, а значит, опасно.

Имке взглянула на темные окна квартиры. Они, конечно, уже спят спокойным, глубоким сном, поскольку вино и усталость взяли свое. Им ничто не угрожает в центре города. В доме еще десять населенных квартир. Что с ними может случиться?

Она снова высморкалась, включила зажигание, фары и тронулась в путь. Улицы были безлюдны, словно страх разогнал всех по домам. С другой стороны, где еще быть в час ночи, как не дома? Бары и рестораны закрылись. Моросил прохладный мелкий дождь, чересчур прохладный для середины июля.

Она выехала за город. Темнота на дороге была черная и густая. Из соображений безопасности Имке заблокировала все двери машины. Кто его знает. Совсем недавно на женщину напали, когда она остановилась перед светофором на перекрестке. Грабитель открыл дверь и сел к ней на пассажирское сиденье, вот как. Она включила радио, надеясь, что музыка поможет ей отвлечься от ужасных мыслей и чувств.

Мельница возникла из темноты так внезапно, что у Имке перехватило дыхание. Нервы были на взводе. Нужно отдохнуть, выспаться.

Поставив машину в гараж, Имке пошла в дом. Каждый ее шаг по гравийной дорожке скрипучим эхом отдавался в ночи. Она усилием воли сдерживала шаг, чтобы не выдать своего страха на тот случай, если кто-то наблюдает за ней из темноты. Ей казалось, что это должно подействовать. Никто еще не видел Имке Тальхайм испуганной.

У двери ей под ноги бросилась какая-то тень. Сердце на мгновение замерло. Она зажала рот рукой, чтобы не закричать.

Тень жалобно замяукала и потерлась о ее ноги.

— Эдгар! — воскликнула с облегчением Имке. Она наклонилась и взяла кота на руки. — Как ты меня испугал!