— Что это за ужасная музыка? У меня от нее голова раскалывается.

— Гавайская гитара Дона Хо.

— Что? Это звуки гавайской гитары?

— Ну да.

— Это и есть гавайская гитара? Какой ужас. Как будто кота за хвост тянут!

— Трень-трень-трень! «И-лей-ка-лей-лей!» Я помню, как Джина все время крутила эту пластинку, когда мы сюда спускались.

Мистер и миссис Кайт сидели бок о бок на кушетке, застеленной красно-желтым батиком. Они попивали землянично-банановые дайкири, которые мистер Кайт приготовил из белого рома и свежих фруктов, купленных специально ради этого случая. Оба они были обнажены. То есть за исключением одинаковых фуксиновых шлепанцев на ногах — миссис Кайт настояла на том, чтобы они их надели, потому что немного нервничала из-за жуков, которые могли сюда заползти.

Дети лежали в постели, телефон был отключен, крутилась их любимая пластинка. Сцена была подготовлена для того, чего Кайты с нетерпением ждали всю неделю, — к вечеру «пу-пу» в зале «Бум-Бум».

На шатком бамбуковом столике перед кушеткой стояло деревянное блюдо, до краев наполненное разнообразными аппетитными закусками и едой, предназначенной для того, чтобы ее ели руками. Всякий раз, когда Кайты посещали ресторан «Вик», они заказывали блюдо «пу-пу», а это было их домашней версией того же самого.

Долмадакия из виноградных листьев и греческий сыр, купленный сегодня в бакалейной лавке, маленькие колбаски и золотистые булочки, только что вынутые из духовки, картофельные чипсы и кусочки моркови под крабовым соусом, приготовленным по рецепту миссис Кайт, сельдерей и венгерская паприка…

Лин в шкафу принюхивалась к воздуху. Бен сидел на корточках лицом к двери, пытаясь разглядеть что-нибудь через замочную скважину.

— Что вы видите?

— Ничего особенного.

— Что?

Неудобно изогнув шею, он поднял взгляд на Лин.

— Единственное, что я могу отсюда увидеть, — это ее лобок. Пах, если угодно.

— Ну и ну! Брр, нам и в самом деле надо отсюда выбраться.

— Ну да, вы же привидение. Как насчет магических приемов? Сделайте нас невидимыми или еще что-нибудь в этом роде.

Она помотала головой.

— Не могу.

— Почему?

— По техническим причинам. Вы не поймете.

В дверь шкафа долетел аромат марихуаны, который невозможно было с чем-либо спутать. Вот к чему еще раньше принюхивалась Лин — к конопле.

У Бена расширились глаза:

— Они курят травку! Значит, родители Джины баловались марихуаной?

Он порадовался своему новому открытию.

Гавайская гитара перестала тренькать и через несколько секунд была заменена на проигрывателе классическим альбомом «Days of Future Passed» группы Moody Blues. Бен не слышал его уже много лет. Покуривая дурь и слушая Moody Blues, родители Джины сидят голышом в «Бум-Буме», пока она спит наверху. Бен смаковал эту картину. Он был очень рад оказаться там, жаль только, что в этот момент не мог остаться один.

— Мы не можем ничего изменить, раз сюда попали.

Внимание Бена было полностью сосредоточено на Кайтах, когда Лин сделала это заявление. Потребовалось некоторое время, чтобы он обратил внимание на то, что она только что сказала.

— Что вы имеете в виду под «изменить»?

— Я могу перенести вас в любую точку вашей истории, любой отрезок вашего прошлого. Но есть два условия: когда бы вам ни захотелось вернуться, вы должны найти выход из этих мест самостоятельно. Я не могу вам помочь. Второе условие состоит в том, что, какое бы место прошлого вы ни захотели посетить, вы не можете иметь каких-либо контактов с людьми и не можете чего-либо изменять, как бы сильно вы того ни желали. Это невозможно.

— Ты ничего не слышала? — спросил мистер Кайт угрюмым голосом. Музыка прервалась, и последовало продолжительное молчание.

Затем из комнаты донеслись звуки лихорадочной суеты — Кайты в одно и то же время пытались и натянуть на себя купальные халаты, и разогнать дым от марихуаны.

— Что теперь будем делать? — беззвучно, одними губами спросил Бен у Лин.

Она подняла руку, давая ему знак не двигаться и ждать, чем все это обернется.

Прежде чем Кайты спустились в подвал, Бен и Лин провели четверть часа в «Бум-Буме» сами по себе. Лин сидела на кушетке, меж тем как Бен медленно ходил по комнате, трогая стены руками. Пальцы помогали ему вспоминать в той же мере, что и разум. Он ко всему прикасался: ему требовалось ко всему прикасаться.

— Это похоже на то, что вы помните? Что-нибудь здесь вам знакомо? — спросила она.

— По большей части да. Но кое-что, несомненно, другое. Запах другой. Я помню, что здесь пахло совершенно не так.

— Или, может быть, запах здесь тот же, но вы изменились. Теперь вы иначе его воспринимаете.

— Верно. Такое возможно. Ведь это было так давно.

Взяв эту мысль на вооружение, он продолжал передвигаться по комнате, разглядывая, дотрагиваясь и вспоминая. Он словно бы оказался в одной из множества комнат Музея Самого Себя.

Поглощенный всем этим, Бен не заметил, как в страхе дернулось лицо у Лин, когда она впервые услышала шаги на лестнице. Выражение ее лица успокоилось, когда она услышала голоса Кайтов. Бен тоже их услышал, быстро указал на шкаф, стоявший в дальнем конце комнаты. Они поспешили укрыться там, прежде чем появилась эта парочка в купальных халатах и приподнятом настроении.

Когда они были детьми, Джина и Бен играли в этом шкафу сотни раз. Они прятали там свои сокровища. Прятались там сами от внешнего мира. В этом крошечном пространстве раскрывались такие тайны, которые иначе никогда бы не были рассказаны при свете дня. Успокоенная неподвижным затхлым воздухом и мраком, Джина переставала помыкать Беном. Для них в этом шкафу находился другой мир, область остановленного времени, в которой не происходило ничего, кроме того, что они воображали. Это было идеальное место, чтобы там прятаться, грезить и притворяться. Когда они оказывались внутри шкафа, прямо за дверью рычали львы и драконы, а бывало и так, что их повсюду искали злодеи, но всегда безуспешно. Внутри они были в безопасности.

Издалека донеслась трель дверного звонка. На этот раз она прозвучала гораздо громче, потому что музыки больше не было. Кайты переглянулись. Кто мог явиться к их двери в такое время?

— Ты кого-нибудь ждал?

— В десять вечера? Нет! А ты?

Обеспокоенная тем, что звонок раздастся снова и разбудит детей, миссис Кайт поспешила из комнаты и пошла вверх по лестнице. Мистер Кайт взял с подноса морковку, окунул в крабовый соус и последовал за женой.

Снова припав к замочной скважине, Бен видел, как Кайт вышел из комнаты, и слышал, как тот поднимается по лестнице. Уверившись, что парочка ушла, Бен открыл дверь. В комнате было пусто и разило марихуаной. Они вылезли из шкафа и покинули подвал через смежную дверь, выходившую на задний двор.

Оказавшись снаружи, Лин взяла Бена за локоть.

— По-моему, здесь что-то не так. Нам лучше подождать и посмотреть, что произойдет.

— Думаете, в дверь звонил тот самый бродяга?

— Не знаю, но вполне может быть, что это он. Давайте обойдем вокруг и посмотрим.

Миссис Кайт, открывшая дверь, теперь стояла за спиной мужа, пока тот разговаривал со Стюартом Пэрришем.

— Так и знала! Я знала, что это окажется он. Но как ему удалось так быстро вас найти?

— Шшш! Я не слышу, что они говорят.

К несчастью для них, Кайт и Пэрриш находились слишком далеко, чтобы можно было отчетливо расслышать их разговор. Вместо этого они вынуждены были полагаться на жесты, которыми обменивались двое мужчин, да на неясные обрывки фраз, долетавшие до них в вечерней тишине.

Стюарт Пэрриш выглядел так же, как раньше в парке, — костюм, оранжевая рубашка, рабочие башмаки. Обе руки он держал в кармах брюк. Разговаривая с отцом Джины, он казался безмятежным.

— Что, если он ударит ножом мистера Кайта?

— Не ударит. Он не может безобразить в вашем прошлом или вредить людям оттуда. Может только наблюдать, как и мы.