У самого Руперта тоже были на сей счет некоторые сомнения.

— Ну и что из того? — тем не менее возразил он. — Впрочем, вряд ли это произойдет. Нагрузка на каждого социального работника очень велика, так что они уделяют свое время лишь самым тяжелым случаям, а вас, Флоренс, вряд ли можно отнести к ним.

Почти машинально он вновь коснулся ее руки. Однако ему хотелось большего, хотелось заключить ее в объятия и пообещать, что все кончится хорошо. Какое имело значение то, что будущее выглядит совершенно неопределенным? Желание утешить ее было слишком сильным, почти столь же сильным, как стремление прижать к себе как можно крепче.

Руперт слегка погладил тонкие длинные пальцы.

— Позвоните миссис Пибоди и скажите, что завтра, когда вас выпишут, у вас найдется, куда пойти, и дело с концом. Можете оставаться в моем доме так долго, как вам этого захочется.

Флоренс вырвала руку.

— Нет!

— Только до той поры, когда к вам вернется память.

Поднявшись со стула, он пересел на край ее кровати. Но при виде мгновенно поджавшихся губ Флоренс замер в неподвижности.

— Нет, — повторила она, правда уже не так уверенно. — Я не могу.

— Конечно, можете. Послушайте, разве врачи не сказали, что память вернется к вам самое большее через несколько дней? Неужели вам действительно хочется надолго застрять в стационаре?

Она отчаянно замотала головой.

— А может быть, через несколько недель или несколько месяцев, а то и вообще никогда! Вы и так сделали мне много добра, Руперт. Я не вправе рассчитывать на большее.

— А вы и не рассчитываете, — возразил он. — Это я предлагаю вам.

Ее страхи были ему понятны — во всяком случае, Руперту хотелось так думать. Действительность была далеко не столь проста, как он желал это показать. Брат, узнав о том, что он привел домой совершенно незнакомую женщину, без сомнения, решит, что на этот раз здравый смысл покинул его окончательно.

Что ж, в данном случае он, возможно, будет прав. Разве его прежние попытки завести отношения с женщинами не окончились крахом? Так что его аргументы, вероятно, окажутся не такими уж беспочвенными… Да, но ни одна из этих женщин не была Флоренс. К тому же она отчаянно нуждалась в его помощи и то, что он предлагает, являлось решением временным, а отнюдь не постоянным.

— Случаи длительной амнезии являются не правилом, Флоренс, а скорее исключением, — продолжил настаивать Руперт.

— Даже не знаю…

— Побудьте у меня хотя бы до тех пор, пока мы не выясним, кто вы на самом деле такая. Место там тихое и спокойное, рядом с пляжем. В доме есть свободная спальня… Черт побери, это гораздо лучше, чем лежать в безликой палате, где вы будете одной пациенткой из многих!

— Но я, возможно, вообще живу в другом городе, — возразила Флоренс. — А то и в другом штате. Может быть, я просто не вовремя оказалась не в том месте? Или приехала сюда кого-нибудь навестить?

— Тогда почему вас никто не разыскивает, не обращается за помощью в полицию? И почему, когда вас нашли, рядом никого не было?

Откинувшись на подушки, она устало закрыла глаза.

— Я предлагаю тихое, безопасное убежище, где вы сможете набраться сил. А в свободное от работы время постараюсь помочь вам выяснить, кем вы на самом деле являетесь.

Флоренс вновь открыла глаза.

— Но… как же я могу? — спросила она почти что шепотом. — Мы с вами абсолютно незнакомы, я вас совсем не знаю.

— Если уж на то пошло, то вы не знаете даже саму себя, — сухо заметил Руперт.

— В том-то и дело. — Она приподнялась повыше. — А что, если мой предыдущий образ жизни оставлял желать много лучшего? Что, если я мошенница или сексуальная маньячка? Вы ведь даже не будете знать, на кого заявлять в полицию!

Руперт хмыкнул.

— Сексуальная маньячка… Звучит заманчиво.

— Это вовсе не смешно.

Подняв руку, он провел пальцами по ее теплой шелковистой щеке.

— А какая еще возможность у вас есть, Флоренс? Либо мой дом, либо государственная клиника.

— Вы оставляете мне не слишком большой выбор, не так ли, Руперт?

— Вернее, у вас имеется не слишком большой выбор, — возразил он.

— Похоже, вы все-таки правы, — со вздохом ответила она. — Постараюсь оправдать ваши ожидания. Хотя, честно говоря, плохо представляю, чего вы от меня ждете.

Швейцар в ливрее с подобострастным видом распахнул перед ней двери. Не удостоив его взглядом, она прошествовала по ковровой дорожке, тянущейся от входа в отель к стоящему у тротуара белому автомобилю с откинутым верхом.

Узкое серебряное платье обтягивало ее фигуру. Конец пушистого черного боа свисал чуть ли не до земли, задевая и щекоча точеную лодыжку при ходьбе. Она знала, что заставляет замирать в восхищении мужские сердца. Но ей не было дела до всех мужчин на свете… Кроме одного.

Но совсем не того, кто шел рядом, с видом собственника поддерживая ее под локоть. Красивый, уверенный в себе итальянец в белой шляпе, белом смокинге и черной шелковой рубашке пребывал в полном согласии с окружающим миром и с самим собой. Не считая, конечно, полицейских нескольких стран, существования которых он позволял себе не замечать.

Остановившись у машины, она повернулась к своему спутнику и протянула руки. Губы ее сложились в обольстительную улыбку, в глазах сияло обещание, в сердце… А вот о том, что было в сердце, она не разрешала себе даже думать. Так было меньше риска выдать себя.

Сцена трогательного прощания двух влюбленных могла бы растрогать любого, кто оказался бы ее свидетелем. Только не крепкого парня с крутым затылком, который сидел за рулем белого автомобиля. Подождав, пока красотка в боа усядется на красных кожаных подушках сиденья, он встретился глазами с боссом, чуть заметно кивнул и отъехал от отеля.

Приняв изящную позу, она любовалась проплывающими мимо красотами Неаполя — ренессансными и барочными церквями и дворцами, уникальными архитектурными ансамблями. Казалось, ничто не может остановить плавного движения автомобиля… Как вдруг он резко затормозил, заставив ее вздрогнуть.

Недовольно поморщившись, она посмотрела на шофера. Тот, словно почувствовав ее взгляд, обернулся… Но вместо парня в черном, несмотря на жару, костюме на нее сурово взирал толстячок с намечающейся лысиной в сером и ритмично постукивал по рулю пальцами с коротко остриженными ногтями. Тук-тук-тук…

О Боже, только не это! — пронеслось в ее мозгу.

Очнувшись от сна, Флоренс почувствовала, как неистово бьется ее сердце и липнет к покрывшемуся холодной испариной телу хлопчатобумажная больничная рубашка. Она попыталась вспомнить детали своего странного сна. Совершенно не улавливая смысла увиденного, она, тем не менее, подозревала, что это может дать ключ к разгадке тайны ее личности. И не просто личности, подумала Флоренс, стараясь взять себя в руки, но, возможно, и обстоятельств моей жизни.

Кто она такая? Откуда взялась? И, что более важно, чем зарабатывает себе на жизнь? Сцена, увиденная во сне, наводила на пугающие мысли.

Висящие на стене часы напоминали о том, что вскоре появится Руперт, чтобы отвезти ее домой. Не домой, разумеется, но подальше от этой больницы и угрозы неизвестности. С ним ей повезло несказанно. Кто другой принял бы к себе совершенно незнакомую женщину, причем не просто незнакомую, но и саму не знающую, кто она такая? Очевидно, Руперт относился к редкой категории хороших людей. Однако по не совсем понятным ей самой причинам эта мысль вселяла в Флоренс некоторую тревогу.

Нет, разумеется, она была ему безмерно благодарна за все. Но что, если смутные, неопределенные страхи действительно не безосновательны? Что, если она совсем не та женщина, которую он себе вообразил, а авантюристка высокого полета, отнюдь неспроста оказавшаяся на том складе? Взять, к примеру, сон…

Флоренс решительно приказала себе не думать об этом, иначе все окончится очередным приступом ужасных болей, от которых голова просто раскалывается на части. Врачи рекомендовали не напрягать память, но, по ее мнению, это было гораздо легче сказать, чем сделать. В конце концов, никто из них не терял воспоминаний о своей прошлой жизни.