Спустя некоторое время Эми услышала звук отъезжающей машины. Он заказал такси? Или договорился с Хэрри, чтобы тот его подбросил?
Какое это имеет значение? С его отъездом все потеряло смысл.
Эми уже несколько недель покупала «Ливерпуль эко», пытаясь подыскать себе работу, когда поняла, что, возможно, беременна. Она пропустила одну менструацию, но такое с ней уже бывало. Теперь задерживалась вторая. Эми расположилась с календарем на колене и произвела несложные подсчеты. Выходило, что со времени ее последней менструации прошло девять недель и один день.
Как она относилась к перспективе родить ребенка? С радостью. С огромнойрадостью. Эми осмотрела свой живот в высоком зеркале на дверце шкафа. Плоский, как доска, но прошло ведь всего два месяца. Вряд ли что-нибудь может быть видно.
— Я напишу Барни и сообщу ему об этом, — вслух произнесла она. Эми достала блокнот, но передумала, еще не начав писать. Она ничего ему не скажет, пока факт беременности не подтвердит врач.
Ее бывшие соседки по поводу своих «личных» проблем консультировались с миссис О'Дойер с Корал-стрит, но Эми подумала, что Барни предпочел бы, чтобы она посетила настоящего врача. Он даже как-то раз упомянул врача, являющегося также другом семьи, но она забыла, как его зовут.
Эми отложила блокнот в сторону, подошла к окну и встала возле него на колени. Она часто так делала с тех пор, как Барни уехал во второй раз. Она не хотела пропустить его, если он еще раз неожиданно нагрянет домой.
Достаточно ли у нее смелости, чтобы пойти и спросить у миссис Паттерсон имя их семейного врача? В конце концов, эта женщина — ее свекровь. Ее сын — отец ребенка, которого почти наверняка носит Эми. Это будет ее первый внук или внучка. Мать Барни не может от нее отвернуться. Вполне возможно, Барни преувеличивал, говоря о своей матери. Эми с пониманием относилась к тому, что ее свекровь не любит католиков. Многие знакомые Эми терпеть не могли протестантов. Но не может быть, чтобы подобные предрассудки могли повлиять на отношение к своей собственной плоти и крови, к своим внукам!
— Сегодня я никуда не пойду, — вслух произнесла Эми. — Я подожду еще шесть дней и пойду, когда задержка будет уже десять недель. — Она также не скажет о беременности своей маме, пока не убедится в этом. Мама будет страшно взволнована, и Эми не хотела, чтобы она разочаровалась, если окажется, что произошла ошибка.
Шесть дней спустя Эми лежала в ванной и пальцем рисовала на животе круги. Сегодня живот казался ей не таким уж плоским. Теперь он был несколько округлым, и она представила себе крошечного ребенка, свернувшегося внутри. Может быть, у него уже даже есть ручки и он сжал их вместе и подложил под щеку, как подушку, или сосет большой палец.
— Привет, малыш, — прошептала Эми и представила себе, как ее ребенок улыбается в ответ и шепчет: «Привет, мамочка».
Как только она примет ванну, она отправится к миссис Паттерсон.
Эми вылезла из ванны, вытерлась и начала изучать содержимое платяного шкафа в поисках подходящей одежды. Она выбрала синее платье, которое больше всего нравилось Барни, и короткий пиджак кремового цвета.
Когда-то Барни возил ее в Калдерстоунс и показывал ужас какую шикарную улицу и такой же шикарный дом, в котором живет его семья, но Эми понятия не имела, как добраться туда самостоятельно. Насколько ей было известно, в такие районы трамваи не ходят. Девушке ничего не оставалось, как вызвать такси, что, наряду с шелковыми чулками, ей раньше представлялось невообразимой роскошью. Она позвонила и попросила подать ей такси через десять минут. В ожидании машины она сделала себе чашку крепкого чая, чтобы успокоить нервы.
Менее чем через полчаса Эми выбралась из машины у дома Паттерсонов. Здание выглядело так, как будто ему была уже не одна сотня лет, но Барни рассказывал ей, что его построили непосредственно перед Великой войной [9]из кирпича и балок настоящего тюдоровского дома из Честера. Паттерсоны купили его у промышленника, которого посвятили в рыцари, после чего тот переехал в Лондон.
Эми приблизилась к двойной, похожей на арку, входной двери и дернула за шнурок болтавшегося сбоку колокольчика. Машина отъехала, и девушка спросила себя, не следовало ли ей попросить водителя подождать, пока она убедится, что дома кто-то есть.
Какая-то женщина в темно-зеленом рабочем халате открыла одну створку двери. Она была пухленькой и жизнерадостной.
— Миссис Паттерсон? — с надеждой в голосе поинтересовалась Эми.
— Нет, дорогуша, она наверху. Сейчас я ей покричу. А что ей сказать?
— Скажите, что это Эми. Эми Паттерсон. Я ее невестка.
Улыбка сползла с лица женщины. После минутного колебания, как будто она не могла решить, что делать, женщина пригласила Эми войти и попросила подождать в холле. Затем поднялась наверх, решив по какой-то причине не кричать своей хозяйке снизу.
Она почти сразу вернулась.
— Миссис Паттерсон выйдет к вам через минуту, — сообщила женщина Эми. Прежде чем исчезнуть во внутренних комнатах, она окинула гостью взглядом, значение которого трудно было определить. Эми показалось, в ее глазах промелькнула жалость, но, возможно, она ошиблась. Где-то хлопнула дверь. Затем воцарилась неестественная тишина, нарушаемая лишь громким тиканьем высоких напольных часов у стены холла.
Совершенно неожиданно Эми почувствовала резкую тянущую боль в животе, как будто у нее начиналась очень болезненная менструация. Она неуверенно переступила с ноги на ногу. Помимо тикающих часов в холле стоял столик с телефоном и полный всяких безделушек шкафчик со стеклянными дверцами. Присесть было негде, хотя именно этого Эми сейчас хотелось больше всего на свете.
Раздался еще один звук, как будто кто-то наступил на скрипящую половицу. Подняв голову, Эми увидела на верхней площадке лестницы женщину, внимательно ее разглядывающую. Сколько времени она там стояла?
Женщина, поняв, что ее заметили, начала медленно спускаться по лестнице. Она так крепко сжимала рукой перила, что суставы пальцев побелели. У Эми создалось впечатление, что женщина не нуждалась в опоре. Перила поглощали из тела свекрови с трудом сдерживаемые гнев и напряжение. Теперь Эми поняла, что ей не следовало приезжать. Она совершила серьезную ошибку.
Эми никогда не пыталась представить себе мать Барни, но никак не ожидала увидеть перед собой такую моложавую и такую красивую женщину. Она была одета в застегивающийся спереди черный бархатный халат и черные бархатные туфли без задника, на высоком каблуке, украшенные сверкающими пряжками. Ее великолепные рыжие волосы были очень длинными и падали на узкие плечи естественными волнами. С такими идеально правильными чертами лица и безупречной кожей миссис Паттерсон могла бы стать кинозвездой, если бы не выражение ее темно-зеленых глаз. Когда она приблизилась, Эми поняла, что свекровь немного не в себе.
— Слушаю? — протянула мать Барни, достигнув нижней ступеньки. Ей удалось вложить столько чувства в это единственное слово, что у Эми не осталось никаких сомнений насчет того, что в доме ее свекрови ей не рады.
Но она твердо решила не позволить себя запугать.
— Я жена Барни, — ответила Эми, вскинув голову. — Я пришла сказать вам, что ожидаю ребенка, но я здесь не задержусь. Я прекрасно поняла, что вы не хотите меня видеть. Всего хорошего.
Она открыла дверь и уже хотела выйти, когда безупречно ухоженная рука легла на ее рукав.
— Ты права, я не хочу тебя видеть. Я больше никогда не желаю видеть тебя в этом доме. Это было безумием со стороны моего сына жениться на тебе. И как Барни может быть уверен, что это его ребенок? Он может быть чей угодно. — Резкий голос с сильным ирландским акцентом звучал прямо в ухе Эми. — Католическая шлюха, — прошипела миссис Паттерсон.
Эми выбежала из дома. Эта женщина была помешанной. Эми, спотыкаясь, бежала по дорожке и проклинала себя за то, что отпустила такси. До конца улицы было очень далеко. Эми молилась, чтобы там ходил автобус или трамвай, на котором она сможет добраться домой. Тянущее чувство в животе стало сильнее и болезненнее. Если бы она только была в Бутле, районе, который она знает как свои пять пальцев, а не в южной части Ливерпуля, с которой едва знакома…