— А можно мне выходить из палаты, если я буду сообщать вам, где нахожусь? — кротко осведомился он.

Не то чтобы у него имелись какие-то планы: все его запасы энергии истощились, и он даже не думал о повторении утреннего приключения.

— Если только вы не будете выходить за пределы здания, — твердо ответила медсестра. — Вам очень повезло, что в наши дни уже нет должности сестры-хозяйки. Эту должность когда-то занимала моя тетушка. Она бы вас привязала за шаловливые места. — На полпути к двери она остановилась. — Да, почти забыла. К вам заходила мать. Тоже была не очень-то довольна.

Тони почувствовал тяжесть.

— Она не сказала, когда вернется?

— Сказала, попытается заглянуть сегодня днем. Так что никуда не отлучайтесь.

Предоставленный самому себе, Тони сжал пальцы в кулак и ударил по матрасу. Ему совершенно не нужно раздражение, которое непременно вызовет мать. Он и так действует далеко не на полную мощность. А ведь ему сейчас как раз требуется вся острота ума, чтобы по-настоящему сосредоточиться на взрыве и на отравлениях.

Несмотря на обещание, данное медсестре, он решил, что, быть может, днем совершит еще одну вылазку.

Но пока необходимо восполнить запасы энергии, полежать, не занимаясь ничем, кроме чтения. Он вернулся к блогу, на который его вывел Санджар. Знакомство со всеми сообщениями Юсефа Азиза изумило его. Перед ним как бы предстал молодой человек, достаточно умный, но не всегда умеющий ясно выражать свои мысли. Несколько заметок он написал, отвечая тем, кто не понял его, только потому, что ему не удалось внятно изложить свои мысли.

В итоге у Тони сложился образ человека, которого расстраивает неспособность людей мирно сосуществовать. Азиз с уважением относился к людям, имеющим иной, чем у него, взгляд на жизнь, и удивлялся, почему не всем понятно, что это и есть самый благоразумный способ сосуществования? Почему некоторые люди тратят жизнь на конфликты?

При первом, поверхностном изучении ничто особенно не поразило Тони. Но когда он перечитал первые заметки, еще хорошо помня последние, то ощутил некоторое различие. Он несколько раз пролистал их туда-сюда, почти беспорядочно. Да, действительно, с Юсефом что-то происходило. И это согласуется с тем, что ему сказал Санджар. Теперь-то уж неизбежно придется разобраться, в чем дело.

Крупного теракта недостаточно, чтобы остановить игры в премьер-лиге. Пола обнаружила это, когда явилась к Стиву Моттисхеду, чтобы поговорить о его старом школьном приятеле, чей снимок он отправил в полицию.

— Я смотрю футбол, — раздраженно заявил он. — «Челси» — «Арсенал». Я уже рассказал вам все, что знаю о Джеке Андерсоне.

— Но мы же можем побеседовать, пока вы смотрите матч? — нежно спросила Пола.

— Наверно, да. — Он с неохотой придержал дверь и впустил посетительницу.

Дом Стива Моттисхеда, некогда являвшийся муниципальной собственностью, располагался на окраине Даунтона. Комнатки были маловаты, зато задняя часть дома смотрела прямо на поле для гольфа — естественную границу между Муртопом и Даунтоном, так что вид из гостиной, куда он ее провел, открывался великолепный.

Впрочем, пейзаж интересовал лишь Полу. На диване перед гигантским телевизором раскинулись двое мужчин, явно его братья по духу. Все трое болельщиков, считая и Стива, были в тренировочных штанах и в громадных кроссовках. Каждый сжимал в руке банку пива; в воздухе висел густой сигаретный дым. Ох уж эта спортивная жизнь, подумала Пола, пробираясь между их вытянутыми ногами в дальний конец комнаты, где находился шаткий обеденный стол и четыре хлипких кресла.

— Отсюда игру только в бинокль разглядишь, — проворчал Моттисхед, почесывая живот и усаживаясь в кресло. Пола могла бы поклясться, что оно не выдержит его веса, но все обошлось. Он шмякнул на стол банку с пивом и вытащил из кармана сигареты. — Думаю, вряд ли вам разрешают пиво в рабочее время?

Он закурил, и Поле самой захотелось сделать то же самое. Но она старалась не дымить во время бесед со свидетелями, даже если сам свидетель курил.

— Удивляюсь, что после вчерашнего все равно играют, — заметила Пола.

— Это футбол, золотко, — произнес один из тех, что расположились на диване. — Сила духа, натиск. Вот что сделало нашу страну великой. Две минуты молчания — и представление продолжается. Никакой долбаный бомбист-пакисташка не сможет остановить нашу национальную игру.

— Он не хотел так выражаться, — вставил Моттисхед. — Просто мы все расстроились из-за того, что вчера случилось. Мы ведь там были.

— Ну да, были, — подтвердил его говорливый товарищ. — Почему ж вы не ищете подельников этого хренова бомбиста, а терзаете Стива?

— Потому что я слишком занята поисками того, кто убил Робби Бишопа, — ответила Пола. — Я полагаю, вы должны это одобрить.

Он хмыкнул и демонстративно уткнулся в экран. Пола снова повернулась к Моттисхеду:

— Я благодарна вам за то, что вы уже сообщили. Это нам очень помогло. Но сейчас я хочу, чтобы вы мне рассказали, какой был Джек Андерсон. Не о фактах из его жизни, а о его личности. Что он был за парень.

Моттисхед поскреб свою щетинистую голову и ухмыльнулся:

— От него можно было всего ждать, от Джека. После того как помер его отец, он малость съехал с катушек. Словно при жизни папаши ему приходилось зажиматься и во всем себе отказывать. С девчонками он обращался дико грубо. Если они ему сразу не давали, он их бросал. А если давали, то наскучивали ему уже через неделю. Поговаривали, что он любил всякое — и втроем, и садо-мазо… Уж такая у него была натура. А если ему что понравится — он это проделывает снова. Выпивка, курево, наркота — можно подумать, он всегда должен был все попробовать первым. У него словно отказали тормоза, когда умер его отец, и с тех пор они у него не работали.

Будто какой-то наследный принц, подумала Пола. Моттисхеду повезло, что их пути, в сущности, никогда не пересекались.

— А никто не пытался его утихомирить? — спросила она. — Его мать? Учителя?

Моттисхед выпятил губы и покачал головой:

— Его мамаша половину времени проводила в каком-то своем собственном мире. Теперь мне кажется, что она тогда глотала валиум горстями, как драже с витаминами. А учителей не интересовало то, что творится за пределами класса. Джек был чересчур смышленый, чтобы плевать на учебу. Он знал, что получить специальность — единственный способ вырваться из Брэдфилда. А вырваться ему хотелось.

— Он никогда не говорил о том, как он намерен это сделать? Не думал о будущей профессии?

— Никогда не говорил, чем собирается зарабатывать на жизнь. Но всегда распинался насчет того, как высоко взлетит. Оставит, мол, всех нас внизу, а сам заберется на верхушку. — Он наморщил лоб, вспоминая. — Однажды у нас был урок обществознания, и мы говорили об амбициях. Учитель вещал насчет того парня из тори, его еще прозвали Тарзан…

— Майкл Хезелтайн?

— Он самый. Ну так вот, этот Майкл вроде бы еще в детстве составил список того, чего планирует добиться в будущем. Первая строчка там была — «премьер-министр». Ну, премьером Майкл так никогда и не стал, но чертовски близко к этому подобрался, да и потом, остальные-то свои пункты он выполнил. Вот учитель и распространялся насчет этого: насчет того, как человек ставит перед собой цель. И мы все придумывали: работа, подружка, сезонный абонемент в «Виктория-парк» и тому подобное. А что еще-то? Но Джек — другое дело. Он написал что-то в таком роде: «Обзавестись „феррари“. Купить дом на Данелм-драйв. К тридцати годам заработать миллион». Мы все над ним потешались, но он это писал серьезно.

— Довольно амбициозные планы, — заметила Пола.

— Такой уж он был, Джек. — Моттисхед тоже посерьезнел. — Если вы подумаете, что это Джек убил Робби Бишопа, я не стану возмущаться. Много лет назад Джек ступил на такую дорожку, на которой убийство было просто еще чем-то таким, через что надо переступить, чтобы добиться своего. И он бы переступил. Он бы чертовски хитроумно провернул это дельце. Вам бы пришлось наизнанку вывернуться, чтобы его поймать, не говоря уж о том, чтобы упечь за решетку.