Наступило долгое молчание.

— Они будут преследовать нас, что бы мы ни делали, — наконец произнес Спартак. — Захотят отомстить за претора. — Я собирался обменять жизнь претора на нашу свободу.

— Галлы, германцы, кельты, фригийцы, пастухи, гладиаторы, рабы и свободные люди — каждый из них стремится к чему-то своему, — возразил Иаир. — Если ты позволишь им делать все, что они хотят, то лучше сразу подставить горло и руки под римский меч!

Аполлония схватила Спартака за руку.

— Слушайся Диониса, — сказала она. — Он ослепил римлян, наслал на них сон. Он позволил нам победить и защитил тебя!

Спартак оттолкнул Иаира и Аполлонию на край мощеной дороги, пересекавшей Кампанию.

В долине они не встретили ни одного препятствия. Виллы были покинуты. Рабы рассказывали, что хозяева бежали в Нолу, Нуцерию, Абеллин. Некоторые направились в порт Кумы.

Рабы кричали, что теперь они свободны и больше не позволят заковать себя в цепи, что хотят сражаться.

Некоторые гнали перед собой быков и баранов, говоря: «Они наши! Все наше, нужно только взять это!»

— Они похожи на стадо диких зверей, — заметил Иаир. — Ты должен сделать из них армию свободных людей.

Спартак замедлил шаг, будто на него внезапно навалилась усталость.

— Единый Бог, — продолжал Иаир, — и Владыка Справедливости говорит, что человек должен стать тем, кто он есть. Стань тем, кто ты есть, Спартак: пастырем стада. Веди их!

Спартак смотрел на распростертые тела, которые лежали среди мраморных статуй и цветников.

Он стоял на террасе виллы. Сад и виноградник были такими обширными, что казалось, будто они простираются до горизонта, к Везувию и морю. От горы их отделяли ряд кипарисов и несколько раскидистых сосен.

Он прислонился к балюстраде, опустил голову, будто это зрелище вызывало у него тошноту. На земле валялись рабы, гладиаторы и женщины, многие были нагие. Некоторые сидели, опершись спиной о цоколи статуй с отрубленными руками и головами.

Спартак долго стоял, глядя перед собой, затем вошел в дом.

Повсюду он видел перевернутую мебель, разлитое по мозаичному полу вино, смешанное с кровью сторожей, которые пытались остановить рабов, ворвавшихся на виллу, чтобы разграбить ее.

Они погибли, так и не успев понять, что ничто не может помешать этому натиску. Их тела были истерзаны, каждый стремился вонзить в кинжал в тех, кто прежде бил, насиловал и унижал рабов. Рабы отрубили стражникам головы и бросили их вместе с головами статуй — они хотели показать, что стали свободны.

Спартак пересек атрий, затем комнаты, где в полумраке обнимались парочки. Мужчины, закрыв глаза, продолжали пить, хотя у них уже не было сил поднять сосуд и поднести его к губам. Они валились набок и засыпали в лужах блевотины.

Спартак перешагивал через их тела.

Люди это или дикие звери?

Армия или шайка?

Он вернулся на залитую солнцем террасу. Ослепленный, в первый момент он различил лишь Везувий и море. Там, в нескольких днях плавания, находились леса Фракии, стаи волков, зимняя охота, небо детства.

Ему захотелось сжать кулак, грозить богам за то, что они оторвали его от земли, лесов и неба родины и бросили сюда, в гущу этого стада. Нужно спуститься к берегу, захватить корабль, заставить моряков взять курс к берегам Фракии, к ее бухтам и заливам, которые видны от храма Кибелы.

Или лучше встать во главе армии, победить легионы, которые отправит за ней Рим, перейти через реки и горы и увидеть вдалеке мрачные леса Фракии, услышать песни и речь его народа?

Нужно бы…

Он спустился по ступенькам, ведущим в сад.

Тел было так много, что земли и выложенных плитками дорожек почти не было видно.

Повсюду вокруг костров сидели люди. На огне жарились бараны, козлята, куски говядины. Ветви фруктовых деревьев были обломаны, гроздья винограда растоптаны. Все статуи изуродованы, не осталось ни одной целой. Животных резали ради одного куска мяса. Их туши валялись на земле. Птицы клевали внутренности.

Он ушел. Вокруг раздавались громкие голоса, но он не понимал этого языка. Наверняка это германцы, раз они сидят возле Эномая.

Спартака окликнули. Ему протягивали амфору и кусок только что зажаренного козленка.

Пусть он ест! Пусть пьет!

Галлы во главе с Криксом приглашали его подсесть, выпить вместе с ними. Держась за распухшие животы и запрокинув головы, мертвецки пьяные, они смеялись.

Если бы из-за кипарисов и раскидистых сосен внезапно появилась горстка римских всадников в сопровождении центурии, то галлы, кельты, фракийцы, даки — гладиаторы, сбежавшие из Нолы и Кум, пастухи и рабы, бросившие стада, поля, рабство, — превратились бы, даже не успев услышать скачущих лошадей и шаги врагов, в трупы и лежали бы среди изуродованных статуй, искромсанных туш, сломанных деревьев, растоптанных фруктов и цветов.

Спартак долго бродил по винограднику и саду.

Эти мужчины и женщины напоминали ему огромный поток, вышедший из берегов, поток, куда стекаются все реки, который вскоре затопит все вокруг, унесет деревья, быков и людей, разрушит стены вилл. А потом обмелеет, иссякнет, высохнет.

Кто тогда вспомнит о его былой мощи?

Спартак остановился. Среди амфор и осколков статуй он заметил римский барабан, захваченный в лагере Клавдия Глабра. Высокий цилиндр, обтянутый кожей, опоясывали ремни; за них были заткнуты палочки. Спартак принес барабан на террасу, где сидел Иаир, скрестив ноги и опершись спиной о стену, и поставил перед ним барабан.

— Бей, — сказал он, — бей!

Иаир ударил в барабан. Люди, лежавшие в винограднике и в саду, поднялись. Некоторым удалось дойти до виллы, и они уставились на Спартака, который, опершись о балюстраду, смотрел вдаль, на Везувий, на море.

Он подал знак Иаиру, и тот прекратил бить в барабан.

— Вы как дикие звери! — прокричал им Спартак. — Вы почти мертвы!

Он поднял руку.

— Мне нужны свободные люди, которые умеют сражаться, убивать и умирать!

— Тебе нужны гладиаторы! — крикнул кто-то.

Раздался смех.

— Ты хочешь занять место Лентула Батиата, стать нашим ланистой, нашим хозяином!

— Ты всего лишь один из нас. У нас больше нет хозяина!

Внезапно на балюстраду запрыгнула Аполлония. Она вскинула руки над головой. Выставляя груди и бедра, раскачиваясь, она трясла головой, и длинные волосы летели вокруг ее лица. Она кричала, что умеет читать знаки и предзнаменования.

— Все, что случается с людьми, происходит по воле богов!

Аполлония протянула руку к Везувию, и все, пастухи и гладиаторы, галлы и германцы, кельты и фригийцы, обернулись туда, куда она указывала.

— Кто считает, что Дионис, живущий на Везувии, не вел Спартака? Кто не верит, что Дионис усыпил римлян? Что он сплел веревки, вдохнув жизнь в наши руки, и подал нам мысль сбросить их со скал? Мы подчиняемся богам, и Спартак исполняет их волю! Спартак — ваш предводитель и воля Диониса!

Аполлония сбросила тунику и остановилась в наступившей тишине.

Над толпой взметнулись кулаки. Народ ревел и потрясал копьями, кольями и мечами.

Спартак обернулся к Иаиру.

Барабанная дробь заглушила крики.

В сумерках тело Аполлонии было похоже на статую, одетую в бордовую тунику.

Она прислонилась к одной из легких порфировых колонн, окружавших атрий и виллу.

Иаир стоял у стены, синеватые фрески таяли в темноте. Маленькая ниша, в которой прежде находились статуэтки ларов [5]и светильник, зияла черной дырой.

Все вокруг было разграблено, разбито.

Голоса Крикса, Эномая и Виндекса звучали в атрии, как в колодце.