Крикс то и дело подходил к Спартаку, качая головой. Спутанные волосы спадали ему на лоб.

— Мы сломаем себе шею, — говорил он. — Им останется только перерезать нам горло.

— Я спущусь первым, — ответил Спартак.

Дождавшись безлунной ночи, они начали спуск.

Сброшенные вниз веревки раскачивались вдоль скалы в тылу римского лагеря, который никто не охранял.

Разве претор мог предвидеть, что обнаженные гладиаторы спустятся по скале с кинжалами в зубах и нападут на легионеров, мирно спящих после веселой пирушки?

— Я за тобой, — сказал Крикс.

Эномай спустился последним, предварительно скинув вниз копья.

Аполлония оказалась внизу вместе с остальными. Она сказала:

— Я тоже хочу убивать. Я умею!

Был слышен только гул ветра. Он дул с моря, поднимался по склонам Везувия, уносил с собой звуки: удары тел и веревок о скалу, приглушенный возглас, звон упавшего в траву оружия.

Плато, на котором претор Клавдий Глабр велел разбить лагерь, было покрыто плодородной рыхлой почвой, среди скал били родники. У подножия креста, на котором был распят Генуэзец, тек ручей. Иссохшее тело казненного терзали черные птицы. Острыми клювами они рвали остатки от его плоти.

Спартак пригнулся, сжимая в левой руке кинжал, а в правой — копье. Он указал на большую палатку претора Клавдия Глабра, расположенную в центре лагеря.

— За меня, — сказал он.

— И за меня! — поддержал его Крикс.

К ним присоединился Виндекс.

Иаир сидел, скрестив ноги. Он покачал головой и сказал, что не станет убивать.

— А я буду! — повторила Аполлония.

Ее волосы были покрыты землей. Она подняла руки, в каждой был зажат кинжал.

— Вперед! — приказал Спартак.

Ликторы спали у входа в палатку претора Клавдия Глабра.

Они умерли, не успев издать ни звука.

Претор спал, раскинув руки.

Спартак зажал ему рот ладонью, коленом наступил на грудь. Глабр в ужасе открыл глаза.

— Я свободный человек из Фракии, — сказал Спартак.

Глабр попытался вырваться, но затем вытянулся и замер. Спартак обернулся. Крикс и Виндекс вонзили свои кинжалы в бока претора, хлынула кровь. Фракиец встал. Он хотел что-то сказать, но вдруг раздался крик, который, становился все громче:

— Убей! Убей! Убей!

Гладиаторы и рабы выкрикивали слово, которое слышали на арене от жадной до зрелищ толпы. Теперь пришла их очередь убивать.

Воины римской армии, охваченные ужасом, бросались вниз с высоких скал.

Гладиаторы опрокидывали палатки, разбивали сундуки, погружали головы в глиняные плошки с вареным ячменем. Вино из амфор пили так жадно, что оно текло по груди, оставляя борозды на серой пыли, покрывавшей тела.

Спартак ходил по лагерю, переступая через убитых.

«Убей! Убей! Убей!»

Он опустился на землю рядом с Иаиром. Тот словно окаменел. Сидел неподвижно, закрыв глаза, сжав руки и опустив голову на грудь.

— Запах крови, — сказал он. — Как на арене. Человек становится похожим на дикого зверя.

— Здесь кровь проливается ради жизни, — ответил Спартак. — А там, в Капуе…

Иаир положил руку на колено Спартака:

— Человеческая кровь всегда одного цвета. Это цвет страдания.

Спартак резко оттолкнул Иаира, подошел к кресту и крикнул, что нужно предать погребению тело Генуэзца. Он принялся разрезать веревки и отгонять птиц. Ему нужна была помощь. Он пытался остановить проходивших мимо гладиаторов, но они делали вид, что не слышат, не понимают его.

Он взвыл от отчаяния. Занимался рассвет, и десятки птиц кружили над лагерем.

Иаир подошел к Спартаку, и тот сел у подножия креста, обхватив колени руками. Рядом он почувствовал плечо Иаира.

— Таковы люди, — сказал целитель. — Лишь немногие помнят о смерти и уважают ее.

Спартак обернулся. За ним шли Аполлония, Иаир, Крикс, Эномай, Виндекс, а дальше, среди шумной толпы рабов и гладиаторов, — Курий, оружейник гладиаторской школы Капуи.

Вдалеке Спартак увидел скалы Везувия, вершину, уже окутанную легкой дымкой.

Он прищурил глаза. Ему казалось, что он видит черную тучу хищных птиц, которая отбивает у волков тела римских солдат.

Он представил себе претора тело Клавдия Глабра, прибитое рабами к кресту, с которого сняли Генуэзца. Едва они распяли претора, как птицы выклевали ему глаза.

Тогда Спартак побежал по склонам вниз к долине Кампании.

Он не заботился о том, следуют ли за ним остальные. Но едва потянулись первые фруктовые сады, виноградники, ячменные и пшеничные поля, как он увидел мужчин, женщин и даже детей, которые пробирались среди апельсиновых и лимонных деревьев, яблонь и виноградников. Целые толпы шли по обочинам дорог.

Среди них были пастухи и погонщики быков. Они сказали, что бросили стада, чтобы примкнуть к армии свободных людей, победившей армию претора. В Кампании узнали об этом, увидев, как перепуганные римляне бегут в Нолу и Капую.

И пастухи, и погонщики быков заявили, потрясая острыми кольями, что умеют драться — они охотились на волков и смогут отразить врага. Некоторые из них были старыми легионерами, свободными людьми, римскими гражданами, но нищета и голод преследовала их, как рабов.

Они полагали — разгром армии претора Клавдия Глабра свидетельствует о том, что боги защищают рабов и бедняков, желая, чтобы они объединились, поделили между собой богатства — поля, сады и виллы. Хлеб и ячмень, корзины полные сушеного имбиря, амфоры и бочки с вином в запертых амбарах. Богатство повсюду, достаточно лишь завладеть им и разделить между людьми, которые каждый день трудятся на полях, обрезают деревья и побеги винограда, собирают зерно и фрукты, выжимают виноград и получают за это, как собаки, миску дурно сваренной каши и гнилые овощи. А тех, кто поднял голову, в чьих глазах управляющие и хозяева увидели вызов, нещадно бичевали, бросали еще живыми в свинарники и псарни, где свиньи и собаки пожирали их яростней, чем дикие звери.

Спартак выслушал, но ничего не ответил, и они замолчали, оставили его одного.

Через несколько шагов он обернулся и увидел нищих, женщин и детей, смешавшихся с толпой гладиаторов и рабов Капуи, которые следовали за ним, спустившись со склонов Везувия. В первых рядах шли Крикс, Эномай, Виндекс, Иаир и Аполлония.

Спартак опустил голову и улыбнулся.

Позже он увидел, как к его отряду подошли около пятидесяти мужчин, вооруженных трезубцами и сетями, короткими мечами и кинжалами.

Не останавливаясь, он приказал им идти рядом. Они рассказали, что были гладиаторами в городе Кумы и сбежали, чтобы присоединиться к нему и гладиаторам ланисты Лентула Батиата. Даже в Кумах, в порту, расположенном на другом берегу залива, далеко от Везувия, стало известно, что три тысячи римских воинов потерпели поражение от беглых рабов и гладиаторов, претор Глабр был распят, сотням пехотинцев перерезали горло. У победивших рабов теперь наверняка есть оружие, туники и щиты римской армии. Они захватили знамена и искромсали мечами крылья римского орла.

Движением головы Спартак указал на эмблему легионеров, которую волочил один из рабов.

Затем он ускорил шаг, стремясь снова остаться в одиночестве. Кумские гладиаторы, отстав, смешались с его войском.

Обернувшись, фракиец увидел огромную реку людей, в которую постоянно вливались новые ручейки. Мужчины и женщины обнимались на обочине дороги, останавливались, чтобы сорвать с дерева яблоко или грушу, и, едва надкусив, отбрасывали прочь.

Иаир догнал Спартака и пошел рядом с ним.

— Это почти целая армия, — заметил он. — Пастухи, гладиаторы, несчастные, но свободные люди. Многие из них раньше были легионерами и умеют сражаться. Они хотят справедливости. Посмотри, их уже несколько тысяч, — сказал Иаир, обернувшись. — Но пока это всего лишь стадо. Они разоряют виноградники, грабят и пьют. Им необходим пастырь, иначе достаточно будет одной центурии, чтобы обратить их в бегство. Римляне перережут их как скот, а гладиаторов вытолкнут на арену с отрубленными руками. Ты ведь помнишь Гэла-кельта!