— Молитесь, чтобы не было второй. — Макс вышел.

Валери проводила его взглядом.

— Послушайте, капитан Коппард, — негромко начала она, — возможно, нам следует привлечь неофициальных помощников?

— Кого вы имеете в виду? — нахмурился Коппард.

— Видите ли, Макс немного дружен с Тони Мэтьюсом, а служба безопасности «Мэтьюс лимитед» славится своей способностью улаживать подобного рода вопросы. Если вы не сочтете оскорблением их вмешательство, они могут помочь. Нужно сделать пару звонков…

— А кому вы собрались звонить? Самому Мэтьюсу? — вдруг подал голос Кристиан.

— Да, у Макса есть его прямой номер.

— Боюсь, на этой неделе вам не светит с ним побеседовать. Да и служба безопасности корпорации занята другим.

Кристиан скрестил руки на груди.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась Валери.

— То, что Тони Мэтьюса не могут отыскать уже неделю. Это пока не просочилось в прессу, я знаю по неофициальным каналам. Он славится своими театральными исчезновениями и появлениями, и, будем надеяться, это ловкая манипуляция с его стороны, бог знает на что направленная. Но пока что его собственная служба безопасности занята тем, что ищет босса. Похоже, на сей раз он не оставил координаты никому, даже своей жене.

Валери все-таки позвонила Оливии Хедж — помощнице Тони — и задала пару конкретных и пару уклончивых вопросов. Насчет Мэтьюса Оливия отвечала туманно, отчего у Валери сложилось впечатление, что его якобы исчезновение может оказаться очередной игрой больших бизнесменов. В пользу этой версии говорило и то, что Оливия спокойно согласилась прислать пару специалистов в помощь полицейским, за что капитан Коппард, кажется, не испытывал к ней большой благодарности.

Заснуть Валери так и не удалось. Всю ночь она просидела на кухне рядом с Максом, поглощая кофе и размышляя о чем угодно — только не о том, что может сейчас происходить с Адрианом. Психу не нужен ребенок, но кто знает, что ненормальный способен сотворить с мальчиком.

Филипп тоже уехал домой, обещав звонить, и выполнил обещание несколько минут спустя, сообщив, что у подъезда сидят в засаде журналисты. Капитан Коппард вызвал подкрепление, и к середине ночи у дома Эвершеда навели относительный порядок. В четыре часа утра прибыли обещанные Оливией люди и заперлись с капитаном и его людьми в одной из комнат. Валери не мешала им, только иногда стучалась и приносила сандвичи и кофе. В шесть утра Коппард уехал, сказав, что вернется в три часа дня и объяснит всем, что им предстоит делать.

Медсестра сидела у Шеррил, только один раз вышла, сказав, что миссис Милборроу будет спать до завтрашнего вечера; а Макс так ни разу и не зашел к жене. Он словно прирос к стулу на кухне и, когда Валери оказывалась рядом, притягивал ее к себе, сажал на колени и обнимал. Они почти не разговаривали, так как Валери боялась нарушить обманчивое спокойствие Макса, а он, видимо, опасался расплескать надежду. Полицейские и люди Мэтьюса выглядели такими уверенными в благополучном исходе дела, что поневоле можно было заподозрить неладное.

Один Кристиан проспал несколько часов на диване в гостиной, хотя Валери предлагала Эвершеду-младшему перейти в гостевую комнату. Почему он не отправился домой и зачем продолжал оставаться в доме брата, оставалось загадкой. Макс его не прогонял, лишь махнул рукой — если Кристиану хочется, пусть сидит. Валери подозревала, что в глубине души Макс рад присутствию брата. Все-таки это доказывало, что хоть какие-то семейные связи и родственные чувства у него есть.

Занялся рассвет, несправедливо солнечный, хотя город был весь мокрый после ночного дождя. Поздним утром Валери незаметно подсунула Максу пару таблеток, подождала, пока голова Эвершеда начала клониться от усталости, и уговорила пойти поспать пару часов. В результате Макс улегся напротив Кристиана на диване и спал уже через несколько мгновений; Валери укрыла его пледом и отправилась обратно на кухню — сама она спать не хотела и не собиралась.

Через некоторое время в дверном проеме замаячил проснувшийся Эвершед-младший, поинтересовавшийся расположением ванной комнаты и полотенцем. Валери показала ему все, выдала полотенце, зубную щетку, бритвенный прибор и чистую рубашку, чувствуя себя хозяйкой гостиницы. Из комнаты, где продолжалось выездное заседание криминалистов, снова потребовали кофе и завтрак, если можно.

Кристиан появился снова, когда Валери жарила сразу две монументальные яичницы на двух сковородках, и предложил свою помощь. Валери попросила его распаковать лоточки с нарезанным сыром и ветчиной — уж на это, по ее скромному мнению, мужских способностей должно было хватить. Кристиан с энтузиазмом принялся за дело.

— Значит, вы по-прежнему вытираете сопли моему брату, мисс Мэдисон? — осведомился Кристиан через некоторое время.

— Боюсь, сегодня утром я плохо воспринимаю шутки, мистер Эвершед, — сухо ответила Валери.

— Для вас просто Крис и — извините. Я понимаю. — Он ловко раскладывал сыр на тарелке. — Дурацкая манера выражаться, но я так устаю от юридического сленга, что в обычной жизни предпочитаю вспоминать колледж и тамошний говорок. Наверное, вы гадаете, почему я тут застрял, а?

— Не без того.

— Давайте отнесем все это нашим бравым сыщикам, вы поделитесь со мной кофе, и я расскажу.

Он помог Валери оттащить подносы по месту назначения, после чего заслуженно получил свою чашку кофе и порцию яичницы. Ел ее Кристиан с неподражаемым аристократизмом, хотя и объявил, что голоден, как лев. В этом он изумительно был похож на Макса. Валери оставалось только удивляться, как схожи братья, которые почти не общаются.

— Видите ли, — сказал Кристиан, прожевав особо большой кусок, — из всей нашей гордой семейки одному мне всегда было плевать, кем работает Максимилиан, на что он живет, с какими женщинами спит и почему не отчитывается перед отцом каждый раз, как ему вздумается чихнуть. Я люблю своего отца, он умный и незаурядный человек, но, между нами говоря, большая задница. В детстве для нас с Максом не было дней хуже тех, когда у родителей собирались гости.

— А чем они были так ужасны, эти дни?

— О, нас заставляли притворяться перед чужими людьми, что у нас все хорошо. Играть в счастливую дружную семью, если вы понимаете, о чем я. Нас выводили к гостям, причесанных, в отглаженных костюмчиках, и мы должны были улыбаться и изображать непосредственность, чтобы наша матушка могла заметить с достойной миной: «Ах, эти невозможные дети! Не шалите, мальчики!». Я совершенно точно знаю, откуда у Макса этот чудный дар к лицедейству. Мать — актриса, каких поискать; жаль, что ее таланту не суждено быть признанным публично, отец этого не позволит, да и поздновато карьеру делать.

— Вы ни слова не говорите о том, почему сейчас находитесь здесь… Крис.

— А я плавно подвожу к этому. Мы были очень дружны. На Макса возлагались надежды отца, мой старший брат должен был стать продолжателем династической традиции, достойным сыном своего отца, звездой на небосклоне. Но Макса это никогда не привлекало. И каждый раз, когда он нарушал схему, любовно нарисованную отцом, ему влетало. И как! Сначала отец применял физические методы воздействия, а потом — моральные. Наш общительный, жизнерадостный Макс до смерти боялся молчания. Молчат — значит осуждают. Когда нас наказывали, то запирали в разных комнатах, и не было никакой возможности общаться друг с другом. Нас дрессировали, словно лабораторных мышей. Думаю, если бы родители применили тактику пряника, а не кнута, то скорее бы добились от Макса того, чего хотели. Он ведь, по сути, мягкий человек, которому только дай любить весь мир — так он полюбит. — Кристиан аккуратно подобрал с тарелки остатки салата. — Его можно было бы уговорить. Но к двадцати годам родители так его достали, что он сбежал, оставив самое уничижительное письмо, которое я читал в своей жизни. Жаль, что не могу пересказать его дословно: удалось прочесть только один раз, потом отец отобрал и сжег. Ну родители и заявили, что у них нет больше старшего сына, и взялись за меня. А у меня папочкины гены, так что я был не прочь податься в юристы.