Все уже сказано. И все закончено. К счастью.
— Счастливо, Крис.
Это официальное прощание не укрылось от Дороти. Луиза получила от нее взгляд, полный сочувствия. Прожив всю жизнь в гордом одиночестве, Дороти болезненно относилась к браку и его целостности. Согласно ее философии, любой муж лучше, чем отсутствие мужа. Непонятно только, как при таких взглядах ей, с ее-то обаянием, энергией и привлекательностью, удалось остаться старой девой.
— Луиза… — Френсис взял ее за руку, будто для пожатия, и будто забыл отпустить. Так и стояли. Луизе показалось, что они нырнули вместе в иной временной пласт. И движение в окружающем мире происходит то ли очень медленно, то ли слишком быстро — не уловить…
— Спасибо… за все. — Говорить стало трудно, слова сделались тяжелыми, как речные струи.
— Не стоит. Хотя… я тоже хочу сказать спасибо. Ты меня поставила на ноги. Во многих смыслах.
— Очень рада была познакомиться, Френсис. Наверное, если бы не эта экспедиция, мы бы никогда не встретились.
— Никогда не говори никогда. — Он улыбнулся мягко, ласково, ей одной.
Захотелось взвыть или броситься ему на шею и не отпускать…
— Мы обязательно увидимся еще.
— Да. — Луиза хотела улыбнуться, а вместо этого губы искривились в горькой усмешке. Она поспешила стереть неподобающую гримасу с лица. — По крайней мере, на следующей неделе пресс-конференция…
Френсис хотел сказать что-то еще, но доктор Тим и доктор Брайан спешили и потому подошли пожать ему руку.
Луиза приложила грандиозное усилие воли, чтобы не обернуться и не посмотреть на него еще раз. На глазах слишком явственно блестели слезы.
Сразу из Хитроу она поехала к Мерил, которая по доброте душевной взяла на себя заботы об Аполлоне, чтобы не помещать его в психотравмирующий приют. Мерил почему-то очень пеклась о психическом здоровье Луизиного пса. Может, начиталась статей-страшилок о том, как обозленные собаки нападают на своих хозяев…
— Дорогая! Я тебя заждалась! Выглядишь… немного страшно. Нет, что ты, не плохо, наоборот… Но что-то в тебе появилось такое… Короче, я пугаюсь. Ну рассказывай же. — Мерил вся превратилась в слух: она жаждала первой услышать подробный рассказ об экзотической стране.
Луиза покорно начала повествование, но от усталости стала слегка заикаться. Мерил мгновенно переориентировалась и предложила подруге лечь поспать в комнате для гостей.
— Я даже готова принести тебе свой любимый плед и молока с медом! — объявила она.
Луиза отказалась: нестерпимо хотелось домой, в свою нору, спрятаться от всего мира за тоненькой решеткой жалюзи, книг и… голубоватого экрана компьютера.
Сразу в душ — боже, как давно она об этом мечтала! Горячая вода — такое простое и такое несказанное блаженство… Стоя под струйками чуть пахнущей металлом воды, Луиза вспоминала, как мыла волосы под водопадом — неудобно, очень холодно… сказочно. Потом, убедившись, что кожа буквально пропиталась запахом розы — искусственно-парфюмерной, но все равно приятно, — она долго изучала в зеркале свое изменившееся тело.
Волосы выгорели, можно подкрасить, но, наверное, не стоит: так она почти что натуральная блондинка… Кожа на локтях и коленях стала грубее — пройдет. Но бедра подтянулись, на животе стали видны по-женски нежные линии пресса, и… Луиза сама не могла бы сказать, моложе она выглядит или… старше. Взрослее. Будто она улетала из Англии не до конца созревшей девушкой, что в двадцать шесть странно, но возможно. А вернулась — молодой, полной сил, сформировавшейся женщиной.
Как же она была глупа в двадцать четыре, когда билась в истерике по поводу расставания с Кристианом и полагала, что все изменения, которые ожидают ее тело, будут теперь непременно разрушительными…
Какая волшебная была поездка! Какая нужная, важная, необходимая… Все расставила по своим местам. У Луизы в голове не укладывалось, как она могла столько времени жить и лгать себе: что Кристиан в прошлом, что между ними все кончено, что она его больше не любит, потому что он подлец… Ведь рана не затягивалась и не затягивалась! Луиза научилась не обращать на нее внимания, играть в то-что-ее-нет, но она отравляла ей жизнь постоянно, каждую минуту.
Каждый мужчина, от которого она отвернулась, — заслуга Кристиана.
Каждая бессонная ночь, когда она искала спасения в книгах, — заслуга Кристиана.
Каждое утро, когда она открывала глаза с мыслью, что лучше было бы вообще не просыпаться, — заслуга Кристиана.
С ума сойти! И ведь нужно было так мало — просто оказаться снова рядом с ним, посмотреть на него другими глазами, понять, что любви действительно больше нет… и быть в общем-то не может.
Спасибо Френсису, спасибо профессору Хаксли и самому Кристиану за это внезапное счастье — быть свободной от ненужного, мертвого груза…
Луизе стало так хорошо и весело на душе, что она засмеялась. В этом смехе смешались облегчение, торжество победительницы и простое удовольствие — быть дома. Быть собой. Наконец-то…
Луиза прошла в комнату, поколебалась и достала из шкафа тонкий полупрозрачный пеньюар сливочного цвета, подаренный мамой — торжество надежды и благих намерений над реализмом — на какой-то праздник и до сих пор бывший без употребления. Действительно, не в музей же его надевать!
Но ничего. Музейная жизнь закончилась. Луиза чувствовала себя так, как, наверное, чувствует гусеница, которая сначала бессмысленно ползала с листка на листок, потом спряталась в кокон и впала в долгий сон-смерть, а потом выбралась оттуда и обнаружила за спиной крылья. Да еще и крылья изумительной красоты…
К чертям собачьим серую жизнь и серую тоску! Этот вечер будет только началом…
Легкая ткань пеньюара приятно холодила тело. Луиза открыла флакончик любимых духов — «Poison». Капелька за ухо, капелька на запястье… Хотелось сидеть перед зеркалом и разглядывать новую себя. Откуда-то взялась неожиданная мысль: а ведь это все сделал с ней Френсис. Разглядел в ней — ее. И в его глазах она впервые увидела отражение себя…
Изящной. Нежной. Классически красивой. С высокой шеей и тонкими пальцами, с редкой красоты волосами…
И подобает ли такой красивой женщине сидеть голодной?! Луиза вспомнила, что целый день ничего в рот не брала.
Задумалась: пойти ли ей в ресторан или остаться дома, устроить ужин при свечах — для себя, любимой… Черт, а почему ей никто никогда не устраивал романтических вечеров?
Она дерзко подмигнула своему отражению и танцующей походкой направилась в кухню.
Поваренная книга стояла на отдельной полке. Луиза не заглядывала в нее больше года, малодушно предпочитая фастфуд и пиццу на заказ. Вечером, после тяжелого рабочего дня, не так уж сильно хочется есть… Но сегодня все будет иначе.
В холодильнике, по счастью, нашлись продукты.
Луиза никогда не готовила с таким вдохновением и щепетильностью — нет, ни в коем случае нельзя класть укроп в соус, он ведь убьет все другие пряности! И никогда не ела с таким аппетитом. Говорят, желание есть — это желание жить…
Как же дьявольски приятно жить для себя, а не в память о несчастной любви!
Главное — не повторять собственных ошибок. Нельзя заменить фигуру Кристиана фигурой Френсиса и оставить все как есть.
На безоблачном лазурном небе обнаружилась приличных размеров грозовая туча. Видимо, раньше Луиза ее не заметила, потому что солнце освобождения и обретения себя било в глаза…
Задать себе закономерный вопрос было невероятно трудно. И все-таки… Что же делать с Френсисом?
По законам жанра мыльной оперы и бульварного романа она должна скупить в ближайшем киоске все модные журналы, после этого совершить набег на магазины модной одежды и надолго уединиться с каким-нибудь дорогим стилистом, который сделает из нее настоящую королеву. А уж потом — «случайная» встреча в театре, или на какой-нибудь вечеринке (только как достать приглашение?!), или невинный звонок и приглашение на кофе…
Пошло. Избито. Судя по всему, действенно, иначе этот мотив не повторялся бы так часто во всякого рода «пособиях по завоеванию принца». Вопрос второй: а настолько ли ординарен и предсказуем Френсис, как остальные «принцы»? Ответ отрицательный.
