Хорошо учится теперь и Асмик, стала внимательной, сосредоточенной. Не то что в прошлом году, когда то и дело происходили «катастрофы» на птицеводческой ферме. Тогда она нередко бросала книги в угол и плакала.

«Мам, я ничего не понимаю, я не могу заставить себя думать о том, что говорится в книге!» – горько жаловалась она матери.

Такие минуты бывали и у Камо. Случалось, что он, сидя в классе, совершенно не ощущал присутствия товарищей, учителя – так были заняты его мысли тайнами Дали-дага и озера Гилли.

Только Армен успевал повсюду: и разгадкой тайн природы интересоваться и оставаться первым учеником в классе.

– Прошли через все это мои львята, прошли… – говорил дед Асатур. – Хороший был у них учитель – научил их уму-разуму. Вот они и вишапа победили и гнездо сатаны в Черных скалах разорили, а селу хлеб, хлеб дали!.. Знаешь ты, что такое вода для нашей страны? Для нас вода – это бог… Недаром когда-то люди воде поклонялись, жертвы приносили. Вода и солнце всему жизнь дают… Знаешь, какое изобилие во всем дала нашему селу вода Черных скал!.. Пусть жизнь этих ребят журчит так же сладко, как вода, пусть течет так же, как вода, долго!..

Дед беседовал с нами спокойно, неторопливо покуривая свою трубку, но все внимание его было занято рекой, и ни одно движение, возникавшее на ней, не ускользало от его наметанного взгляда. Вдруг он вскочил с места.

– Эй, ребята, рыба в сети, вставайте скорее!.. – воскликнул он и, на ходу запихивая свою длинную бороду в складки архалука, побежал к реке.

Вслед за дедом, сбросив с себя одежду, кинулись к реке и ребята. На лужайке осталась только Асмик.

Соединенными усилиями тяжелый невод был извлечен на берег, и вскоре на зеленой траве, в свете яркого утреннего солнца, трепетали и бились серебристые, с красными пятнышками на боках, большие красивые рыбы. Это были знаменитые севанские форели.

Вокруг рыб вытанцовывал Грикор.

– Ох, ох, ох!.. – восклицал он. – Костер нужен!

– Да, – сказал дед, обращаясь ко мне так, словно продолжал прерванную беседу, – так вот я говорю: чтобы узнать, что такое севанская форель, надо тут же, на берегу, ее и сварить… и непременно в той же воде, в которой она жила. Только тогда ты и узнаешь вкус этой рыбы. А как сваришь, надо вывалить рыбу из котелка прямо на траву. Вода стечет, а рыба останется.

Так и сделали. Развели костер, рыбу сварили и, когда она была готова, поставили котелок на траву и перевернули его. Вода стекла, рыба осталась, с травы мы ее и ели. Такой форели мне еще никогда не приходилось есть.

С дедом Асатуром и молодежью мы пошли поглядеть на водопад Черных скал.

Из черной пасти былых «Врат ада», взбивая серебряную кружевную пену, вырывался и падал в ущелье могучий поток. От его грохота и гула у нас под ногами дрожала земля.

Что же, разве не чудо этот бурный поток, эта многоцветная радуга среди темных утесов!.. Не чудо ли этот канал, вода!..

В нескольких шагах от водопада все еще виден старый, разбитый молнией дуб. Но и он ожил и помолодел. Из его расколотого ствола проросли новые, молодые, сильные ветви, покрылись пышной листвой и рвутся вверх, к солнцу.

«Вот и еще «старый дуб» и окружающие его «молодые побеги», – подумал я, глядя на старого охотника и теснящуюся около него молодежь.

А они стояли на обломке скалы, устремив взоры на бирюзовые воды Севана.

В прекрасном настроении я вернулся в город. Ягдташ мой был набит дичью, и так много чудесных впечатлений оставила во мне встреча с дедом Асатуром и его «львятами»!

В одной из выходящих в Ереване республиканских газет в дни, о которых ведется наш рассказ, была напечатана заметка под заглавием «Важная находка». В заметке этой сообщалось, что юные натуралисты села Личк нашли очень ценный клад, который и передали полностью государству.

Не прошло и нескольких дней после появления этой заметки, как в селе распространился слух, что Министерство финансов решило выдать старому охотнику деду Асатуру и юным натуралистам проценты, причитающиеся им по закону за находку.

Когда ребята получили свою долю, значительность суммы привела их в смущение.

– Знаете что? – сказал Камо. – Давайте уделим большую часть денег на постройку птичника. Да не простого, а по последнему слову науки.

Предложение было принято с радостью. Позвали в правление колхоза и старого охотника. Здесь он увидел на столе целую гору денег.

Встретил старика сам председатель колхоза Баграт.

– Дедушка Асатур, – сказал он, пожимая деду руку, – поздравляю! Правительство прислало тебе вознаграждение за найденный клад. Это тебе полагается по закону.

Дед Асатур, увидев деньги, совершенно растерялся.

– Ого!.. – поразился старик. – Что ж так мно­го? – Он погладил бороду, посмотрел смущенно на пред­седателя и отрицательно покачал головой: – Нет, брат, не надо... Снова сна лишусь. Снова из ума выживу. Нет, не хочу… – Дед Асатур помолчал немного, подумал и сказал: – Пожалуй, знаешь что: решим это дело по на­шему, охотничьему обычаю. Я ведь, брат, за всю жизнь свою, сколько бы ни стрелял, себе только на шашлык оставлял, остальное соседям раздавал. Это дедовский охотничий закон. Ну и что ж? Прикажешь мне теперь этот закон забыть, нарушить? Нет, охотник Асатур не из таковских. И это, брат, моя охота, а это – моя в ней доля... – Дед протянул руку и взял со стола одну пачку денег. – Это мой «шашлык», а остальное раздели среди колхозников, школе дай, детскому саду… Сам знаешь, кому лучше, – добавил старик и вышел.

Баграт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но деда уже и след простыл.

Он шел по сельской улице, довольный и радостный, и так легко было ему, словно непосильный груз с плеч сбросил.

Была мягкая, солнечная осень.

С полей прилетали и, гогоча, крякая, посвистывая, рассаживались по своим местам питомцы птицеводческой фермы: гуси, утки, чирки.

«Заведующая фермой» Асмик с помощью своего «заместителя» Сэто осматривала птиц, отбирала лучшие экземпляры гибридов и помещала их в особые, приготовленные для отправки клетки.

На пасеке Грикор вынимал из ульев золотые, полные меда соты и приговаривал:

– Ну и медок!

Армен и Камо принимали соты у Грикора и деловито укладывали их в ящики – видно, тоже в дорогу.

Ребята лихорадочно готовились к отъезду в Москву. Их пригласила к себе в гости Центральная станция юных натуралистов.

Старый охотник курил и говорил задумчиво:

– Так, значит, завтра едете, мои львята?..

На другое утро клетки с птицами и ящики с медом ребята погрузили на грузовик. Самим юным натуралистам председатель Баграт предоставил новую, блестящую легковую машину колхоза.

Отъезжающие расцеловались с родными, обняли деда Асатура и сели в автомобиль.

Сона поцеловав сына, подошла к деду Асатуру, чмокнула его в руку и сказала растроганно:

– Прости, дядя Асатур! Пусть мои проклятия в сердце твоем не останутся.

Тут повернувшись Сона увидела счетовода Месропа, пренебрежительно махнула на него рукой и вдруг снова разразилась чередой проклятий:

– Эта желтая черепаха всему виной… Эта черная душа… Ах, чтобы бог на него чесотку наслал да ногтей лишил – почесаться было б нечем!

Колхозники весело смеялись.

Машина тронулась с места и помчалась по гладкому берегу Севана, чадя бензином и выпуская клубы дыма. Колхозники махали вслед ей платками и шапками.

– Уехали-таки? Ах вы, львята мои, что же я без вас делать буду? – заохал дед Асатур и вытер папахой набежавшие на глаза слезы…

Из автомобиля, мчавшегося по берегу Севана, доносилась, замирая вдали, радостная песня.