Но в целом мавританская или арабская женщина отличается от европейской тем, что беспрекословно принимает превосходство мужчины и свое подчинение ему; между тем угроза или даже просто не слишком любезное обращение с ней, причем незаслуженное, часто становится причиной ее мести.

У Хадиджи, дочери бея Орана, был любовник по имени Буграда. Однажды Буграда пришел к своей возлюбленной и дал ей понять, что она, хотя и дочь бея, полностью в его власти и, если ему взбредет в голову, он может погубить ее.

«Напрасно ты говоришь мне подобное, — отвечала Хадиджа, — я тебя не боюсь; напротив, знай, что это мы, женщины, даруем жизнь или смерть, когда нам вздумается». — «Ба! — сказал в ответ Буграда. — Только у Всевышнего такая власть».

Едва он произнес эти слова, как на верхней галерее послышались шаги бея Османа: будучи весьма грузным, он шагал тяжело. Буграда испугался: если Осман застанет его, то ему не сносить головы; но Хадиджа, не растерявшись, спрятала любовника в стоявшем в комнате большом сундуке, украшенном перламутром и ракушками.

Когда бей вошел и стал искать места, где бы присесть, Хадиджа указала ему на сундук; усевшись на нем, бей пустился в разговоры и стал шутить с дочерью, которую он очень любил.

Внезапно Хадиджа переменила тему и, показав отцу на великолепный ятаган в золотых ножнах, висевший у него на поясе, сказала:

«Это правда, отец, что ваш ятаган рубит железо?» — «Конечно», — отвечал тот. «Я в это не верю, — промолвила Хадиджа, — и предоставляю вам два удара — не для того, чтобы разрубить железо, а чтобы разбить крышку моего сундука». — «Мне хватит и одного», — ответил бей, вставая и собираясь принять вызов.

Но Хадиджа остановила уже поднятую им руку. «Хорошо, хорошо, — со смехом сказала она, — верю тебе на слово, отец, не уродуй мой прекрасный сундук, привезенный мне из Туниса». Бей вложил ятаган в ножны и несколько минут спустя удалился.

Тогда девушка выпустила из сундука полумертвого Буграду и сказала ему: «О свет моих очей! О душа моя! Будь отныне благоразумен и не отрицай в будущем всемогущество женщин».

Среди бесчисленного множества болезней, от которых страдает человечество, есть одна, отношение к которой не сравнится ни с чем. Она стала чем-то вроде эталона ужаса: любую вновь обнаруженную смертельную инфекцию сравнивают именно с ней. Ее именем называют опасные политические идеи и бурную коррозию металла, ее поминают в пословицах и проклятиях, она стала героиней множества легенд и бродячих сюжетов, ей посвящены произведения классиков мировой литературы — от Боккаччо до Камю. Никакой другой недуг не смог произвести на людей столь глубокое впечатление, как чума. Фото MARY EVANS/VOSTOCK PHOTO

Ко времени становления науки об инфекционных болезнях люди уже стали забывать об их «царице» — чуме, опустошительные пандемии которой нанесли ужасающий урон народонаселению Европы. Хотя время от времени она все же напоминала о себе, вспыхивая в портовых городах. Но при этом, как это ни странно, ни Луи Пастер , ни Роберт Кох, ни другие светила золотого века микробиологии даже не попытались определить возбудителя чумы.

Эта честь выпала на долю микробиологов следующего поколения — француза Александра Йерсена и японца Китазато Шибасабуро. Участвуя в борьбе со вспышкой чумы в Гонконге в 1894 году (и еще не зная, что эта вспышка станет началом третьей пандемии), они независимо друг от друга выделили из пораженных тканей и гнойного материала больных чумой характерные палочковидные бактерии, никогда не встречавшиеся у здоровых людей. Проведя отработанные еще Кохом и Пастером процедуры, исследователи доказали: это и есть возбудитель самой страшной инфекционной болезни людей. Первоначально палочка была отнесена к уже известному роду Pasteurella, однако позднее она вместе с некоторыми сходными микроорганизмами была выделена в отдельный род, названный по имени одного из первооткрывателей — Yersinia pestis, «йерсиния чумная».

Три ипостаси инфекции

Само по себе открытие возбудителя еще не означало победы над болезнью, но стало ниточкой, потянув за которую, ученые разных стран вскоре выделили основные звенья механизма заражения и течения болезни. С учетом установленных позднее деталей он сегодня выглядит примерно так. Попав в кровь, йерсинии поглощаются клетками-макрофагами, специально предназначенными для борьбы с чужеродными организмами. Однако тут вступает в действие уникальная способность чумной палочки: внутри макрофага она успешно противостоит перевариванию, оставаясь живой и даже размножаясь. Вместе с ним она попадает в лимфатические узлы, где ее размножение становится лавинообразным. Крупные узлы (особенно паховые) вспухают, становятся твердыми на ощупь, их окружает отекшая ткань, а внутри они заполнены гноем (мертвыми макрофагами) и жидкими продуктами распада тканей. Такой переродившийся узел называется бубоном, а описанная форма чумы — бубонной.

Пока в бубоне идет борьба возбудителя с иммунной системой, температура тела больного достигает 39 градусов. И тем не менее даже в отсутствие эффективного лечения он еще не обречен. Бывает, что бубоны самопроизвольно прорываются, изливая свое содержимое наружу, после чего начинается медленное выздоровление. Все те немногие, кому во времена средневековых эпидемий удалось перенести чуму и остаться в живых, болели именно бубонной чумой.

Чаще, однако, созревший бубон открывается не наружу, а внутрь — в кровеносное русло. Кровь моментально превращается в бульон с бактериями, которые не только разрушают питательные вещества, но и выделяют специфические токсины. Артериальное давление резко падает (верный признак начавшегося общего сепсиса), система регулирования свертываемости крови выходит из строя (в одних мелких сосудах возникают микротромбы, в других начинаются точечные кровоизлияния). Симптомы интоксикации нарастают на глазах: сильнейший озноб, мышечные боли, головная боль, помрачение сознания, бред. Это септическая форма чумы. От нее уже самопроизвольных выздоровлений не бывает: без интенсивного лечения человек быстро (обычно в течение суток) умирает.

Удлиненные тельца — клетки чумной палочки Yersinia pestis. Фото: SPL/EAST NEWS

Но и это еще не самое худшее. У некоторых больных еще до развития общего сепсиса чумные палочки успевают достигнуть легких, где вызывают острейшую пневмонию с некрозом тканей. У человека начинается кашель, отделяющаяся мокрота вскоре окрашивается кровью. Ее микроскопические капельки, разлетающиеся при кашле, содержат огромное количество чумных бактерий, которые попадают в легкие здоровых людей, заражая их. Легочная чума распространяется, как пожар. Находясь в одном помещении с таким больным, избежать заражения практически невозможно, а смертность среди заболевших ею достигает 100%. Человек сгорает в течение максимум пары суток, но успевает за это время рассеять вокруг себя смертельную инфекцию. Легочная чума выкашивала средневековые города до последнего жителя.

Правда, именно эта абсолютная смертоносность и стала препятствием, не позволяющим чуме постоянно циркулировать в человеческих популяциях, как это делает, например, черная оспа . Заражение воздушно-капельным путем возможно только в ходе уже начавшейся эпидемии. Но для того чтобы она началась, возбудитель должен попасть в человеческий организм каким-то иным путем из некого внешнего источника.

Вообще говоря, чумная палочка может проникнуть в человека через любые слизистые оболочки (например, если невидимая капелька с бактериями попадет в глаз), с пищей, а также другими способами. Неповрежденную кожу она, правда, преодолеть не может, но ей вполне достаточно крохотной ранки или трещинки. Однако абсолютное большинство заражений бубонной чумой происходит в результате блошиного укуса.