«Я только что произведен в поручики! Честно говоря, мой дорогой друг, если бы в прошлом году ты поддержал меня, я бы отправился на Кавказ — и на будущий год путешествовал бы с тобой вдобавок еще и с лентой в петлице».

А «добрейший друг» в тысячах километрах от России осуществлял свой план. Он уже побывал в Сульце, получил отказ от отцовских прав, приехал в Гаагу и пообщался с королем Вильгельмом I тет-а-тет.

По законам Нидерландов усыновление Дантеса де Геккерном невозможно. Нарушаются все три обязательных условия. «Старому» барону должно быть не менее 50 лет, его будущий «сын» должен быть несовершеннолетним, и они оба должны проживать под одной крышей не менее шести лет. Но, вероятно, кандидатура Дантеса настолько интересна правительству, что закон легко «верит» лживому прошению посланника. Де Геккерн, упоминая свой возраст, который известен в Голландии, умалчивает о возрасте «юного» Дантеса и сообщает, что юный барон проживал у него «все то время», пока посол находился в России. При этом обе стороны совершенно «забывают», что нидерландский подданный не имеет права служить в иностранной армии. После недолгих переговоров Вильгельм I разрешает усыновление, оговаривая, что всеми этими правами можно воспользоваться через год. Но кого в России интересуют даты?! И Жорж Дантес уже в мае 1836 года в полковых списках переименовывается в Шарля де Геккерна.

После трагической дуэли растерянная Голландия больше года будет стараться восстановить законность. Дантеса лишат подданства, дворянства и герба Геккерна, оставив только имя.

Любовь в награду

Наталью Николаевну Пушкину Дантес не любил. Он встречался с ней и в 1834-м, и в 1835 годах. Но, несмотря на блеск молодости и ослепительную красоту, за все это время она не вызывала у него никаких особых чувств. И вдруг в феврале 1836 года на барона де Геккерна посыпались признания:

«Я влюблен, как безумный… припомни самое очаровательное создание в Петербурге, и ты сразу поймешь, кто это».

«В последний раз у нас состоялось объяснение... Невозможно вести себя с большим тактом, изяществом и умом, чем она при этом разговоре… А как сказала: «Я люблю вас, как никогда не любила, но не просите большего, чем мое сердце, все остальное мне не принадлежит, а я могу быть счастлива, только исполняя свои обязанности. Пощадите же меня и любите всегда так, как теперь, моя любовь будет вам наградой», — и с этого дня моя любовь к ней стала еще сильнее».

«…Любить друг друга и не иметь другой возможности признаться в этом, как между двумя ритурнелями контрданса — ужасно…»

Екатерина Гончарова, супруга Дантеса

Но «самое очаровательное создание Петербурга», на которое указывают многие исследователи и сегодня, находится в этот момент на шестом месяце беременности! Наталья Николаевна почти не выезжает и давно уже не танцует. «Послезавтра у нас большая карусель, — пишет еще в декабре Александрина Гончарова брату, — молодые люди самые модные и молодые особы самые красивые и очаровательные. Хочешь знать кто?.. Прежде всего твои две прекрасные сестрицы, потому что третья... кое-как ковыляет».

Неведомый объект вожделения — далеко не первая женщина в жизни кавалергарда. Немногим ранее Жорж писал гостящему в Сульце де Геккерну: «Скажите брату, пусть покажет вам мое последнее пылкое увлечение, а вы напишите, хорош ли мой вкус…» На вкус барона действительно можно полагаться. «Я забывал рассказать о Жюли, а она ведь должна вас интересовать, ибо вы один из давних ее обожателей». Жюли — ни больше ни меньше как Юлия Павловна Самойлова! Муза Карла Брюллова, персонаж многих его картин, в том числе «Последний день Помпеи» и «После бала». А недавно Дантес расстался с той, которую называл «супругой». Считают, что под этим именем скрывалась ближайшая подруга императрицы — княгиня Бобринская.

Но теперь влюбчивый молодой человек тщательнейшим образом скрывает имя дамы, считает свое чувство «скверным», надеется «излечиться» к приезду барона. Де Геккерн давно понял, о ком идет речь. И отнюдь не гнева камер-юнкера Пушкина страшатся оба. А графа Строганова, одной из самых влиятельных и близких к престолу фигур, отца прекрасной Идалии Полетики ! Нигде и никогда Дантес не назовет ее имени!

Лишь раз их отношения, такие скрытые и такие явные, окажутся достоянием окружающих. «Идалия приходила вчера на минуту с мужем, — напишет Дантесу его супруга Екатерина де Геккерн, когда того вышлют за пределы России. — Она в отчаянии, что не простилась с тобой... Она не могла утешиться и плакала, как безумная…»

Только старинный бокал, подарок барона де Геккерна, сохранит в семье графа Строганова — отца петербургской красавицы Идалии Полетики — память о тех событиях. А ответное письмо сиятельного графа: «...когда Ваш сын Жорж узнает, что этот бокал находится у меня, скажите ему, что дядя его, Строганов, сбережет его как память о благородном и лояльном поведении, которым отмечены последние месяцы его пребывания в России» — станет одной из загадок семейного архива Дантесов.

Говорили, что ее красота не уступает прелести Натальи Николаевны. Гончаровы и Идалия Полетика — троюродные сестры. Рыжеволосая, зеленоглазая красавица — незаконнорожденная дочь блистательного графа Строганова.

Что хотел Пушкин?

Споры вокруг дуэли Пушкина с Дантесом будут продолжаться бесконечно. Среди множества предположений неоднократно высказывалась и версия о международном заговоре. Ю.Н. Тынянов, например, считал, что заговор сложился на Венском конгрессе по предложению министра иностранных дел Австрии К. Меттерниха (впоследствии канцлера) и Александра I . Его целью было препятствовать революционно-либеральному движению, убирая его вождей и глашатаев — Грибоедова , Полежаева, Лермонтова …

Представить себе подобный заговор глав государств сложно, вряд ли они видели серьезную опасность в писателях и поэтах. К тому же, возвращаясь к Пушкину, поэт не был вольнодумцем! В основном он разделял взгляды Николая I на внешнюю и внутреннюю политику, разумеется, не без критики. Свою роль глашатая он изложил еще в 1834 году в «Сказке о золотом петушке». Поэт, по его представлениям, — всегда пророк. И до той поры пока политические деятели прислушиваются к его голосу, в государстве царят мир и благоденствие. Именно гражданская позиция Поэта, а не семейная драма лежит в основе конфликта «Пушкин — Геккерн».

Осенью 1836-го над безоблачной петербургской жизнью Геккернов сгустились тучи.

«Как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном как с посланником? — напишет будущий король Нидерландов Вильгельм II своему шурину Николаю I. — Он изложил все это в официальной депеше…» Да, сам того не желая, прирожденный дипломат барон Геккерн допустил непозволительную ошибку: передал министру иностранных дел Нидерландов содержание своей приватной беседы с Николаем I, который что-то поведал ему «о домашних делах» Вильгельма. Но, разумеется, барон ни в коей мере не хотел рассорить государства. После этого письма отношения с представительством Нидерландов в России стали прохладными. Высочайшие неблаговоления посыпались и на Дантеса. Молодой поручик, который, по мнению Данзаса, секунданта Пушкина, «пользовался очень хорошей репутацией и заслуживал ее вполне», в короткий срок получает больше служебных взысканий, чем за три предыдущих года. А после «усыновления» на балы в Аничков дворец его вообще не приглашают. А тут еще и Пушкин отказал Дантесу от дома.

Они были знакомы довольно близко, и если не дружили, то относились друг к другу с симпатией. Александр Сергеевич считал кавалергарда человеком приятным и остроумным и от души смеялся над его каламбурами. Жорж был частым гостем в их доме, забавлял сестер Гончаровых. С лета 1836-го они встречались у Карамзиных. И за Натальей Николаевной он, конечно, ухаживал. Но не обходил вниманием ни ее сестру Екатерину, ни других дам. Его имя могло оказаться тогда в дневнике любой светской девицы. Он балагурил, поднимал веселые тосты. «Поведение вашего сына не выходило за пределы приличий», — написал Александр Сергеевич в черновике письма к де Геккерну. Однако…