Дантес отправился в Пруссию. И был бы, безусловно, принят в лучший полк, если бы его устроил чин унтер-офицера, низший из офицерских. Для человека с героическим прошлым это было невозможно. И вот сам принц Вильгельм Прусский указал ему на Россию , снабдив рекомендательным письмом. Но по большому счету ни оно, ни протекции нидерландского посла барона де Геккерна Дантесу были не нужны.
Воспитанник Сен-Сира, потомственный легитимист, паж Марии Каролины Беррийской, верный защитник короны, участник восстания и герой битв под Шеном и Пенисьер — этого уже более чем достаточно для блестящей карьеры при дворе Николая I. Так что чины в России были обеспечены Дантесу исключительно его мужеством и отвагой.
К. Рейхель. Портрет императрицы Александры Федоровны
Роковая встреча
В январе 1834 года самый блистательный Кавалергардский полк Ее Величества пополнился новым корнетом. И бывший паж герцогини Беррийской теперь стал телохранителем очарованной им русской императрицы.
А Александра Федоровна в это время еще очень хороша собой, особенно в окружении кавалергардов. Ее дневник пестрит именами: Трубецкой, Скарятин, Куракин… — «золотая молодежь», сыновья самых родовитых семейств, однополчане Дантеса. Ее полк. Ее «веселая банда»! «Императрица ко мне по-прежнему добра, — пишет Дантес де Геккерну, — ибо всякий раз, как приглашали из полка трех офицеров, я оказывался в их числе…»
Он надеялся дослужиться до фельдмаршала! И, наверное, это бы удалось. Если бы по дороге в Россию в гостинице города Любека Дантес не встретил странного человека… И несмотря на их пылкую и многолетнюю дружбу, именно он и стал проклятием рода Дантесов.
Вероятно, их отношения сложились бы иначе, если бы Дантес познакомился с нидерландским послом уже в Петербурге , будучи корнетом и любимцем придирчивого светского общества. Но их пути пересеклись в захудалой гостинице немецкого городка, где Жорж умирал от воспаления легких. Без денег, друзей и уже без надежды на будущее в пугающей неведомой России. В 1833-м Дантесу был всего лишь 21 год.
Барон Луи Борхард де Геккерн, «старый барон», был старше на 20 лет. Он учился во Франции и служил гардемарином при Наполеоне. После трагического исхода битвы при Ватерлоо де Геккерн вернулся на родину, которая стала независимой, и поступил на дипломатическую службу. Секретарь посольства в Стокгольме , с 1826-го — посол в Петербурге. Стремительная карьера! Еще в молодости он познакомился с будущим кардиналом-архиепископом Безансоном и под его влиянием принял католичество. Это обстоятельство спустя несколько лет позволит ему урегулировать сложный вопрос между Голландией и Папой Римским, но окончательно отдалит барона от семьи, которая исповедовала протестантизм.
Одиночество, может быть, и сблизило этих людей. Проста и бездоказательна версия об их сексуальных отношениях... Стилистика писем «отца» и «сына» — дружески-почтительная со стороны Дантеса. И обращения «дорогой друг», «мой драгоценный», а также присутствие в письме «поцелуев» и признаний в любви, скорее всего, дань эпистолярному жанру, столь популярному в то время. Эти же приемы используют в переписке Пушкин, Дельвиг, Пущин, Плетнев… «Мой ангел» — обращаются они друг к другу.
Некую завесу тайны приоткрывает в письме к Геккерну отец Дантеса. «С благодарностью принимаю ваше предложение покрыть первые расходы по его экипировке… У меня шестеро детей; старшая дочь замужем, но вследствие революции муж ее не может содержать семью. Они живут у меня. Второй сын оканчивает учение в Страсбурге, а младшая дочь живет в пансионе, что обходится мне весьма дорого. Я был вынужден приютить у себя сестру с пятью детьми; она осталась совсем без средств. Карл X выплачивал ей пенсию, которой она лишилась…»
Письмо относится к декабрю 1833 года. А немногим ранее, в сентябре, карета возвращающегося в Россию посла сломалась около маленького Любека, и барон волею судеб остановился в той же гостинице, где болел Дантес. Просмотрев списки посетителей, он обнаружил знакомую фамилию. Ему захотелось немедленно увидеть дальнего родственника. Он поднялся в номер Дантеса, где состоялось их знакомство, после которого барон принял в его судьбе живейшее участие. Всю оставшуюся жизнь Жорж считал, что волшебное появление голландского посла спасло его от неминуемой смерти. Воспитанный в рыцарских традициях, он относился к де Геккерну, как к отцу и другу: «…вы стали для меня провидением! Ибо друг не сделал бы для меня того, что сделали вы, еще меня не зная».
Светское общество объясняло их отношения меркантильностью Дантеса. Но именитый посол богатым человеком не был. На свой посольский оклад он едва-едва мог принимать участие в вечно праздничной жизни столицы. Большого состояния у де Геккерна тоже не было. Единственная возможность обеспечить себя и нового родственника — не совсем легальна. Пользуясь дипломатическими привилегиями, «старый барон» привозил из Европы товары, которые не облагались таможенной пошлиной. И активно продавал «все, чем для прихоти обильной // торгует Лондон щепетильный // все, что в Париже вкус голодный, // изобретает для забав, // для роскоши, для неги модной...» представителям петербургского бомонда. Возможно, именно «экономические» причины (с молодым человеком удобнее продавать все привезенное) поначалу повлияли на решение де Геккерна об усыновлении. А возможно, все было гораздо сложнее…
Ни Англию, ни Францию не устраивала внешняя политика Николая I. Русский царь, по приказу которого в короткое время собиралась 350-тысячная армия, считал нерушимыми договоренности Священного союза (союза России, Пруссии и Австрии, установленного на Венском конгрессе 1815 года после низвержения Наполеона I). Этот акт был подписан еще при Александре I. Николай ревностно защищал незыблемость послевоенных границ. А его соседи мечтали о дальнейшем разделе мира. И французское посольство прибыло в 1835 году в Россию с целью препятствовать успеху русской политики на Ближнем Востоке. В то же время Англия направила в Россию нового посла, по мнению Бенкендорфа, «отчаянного либерала и врага всех самодержавных правительств, в особенности же русского». Миссия лорда Дургама заключалась в анализе настроений русского общества. Если бы в каких-либо кругах России назревало новое «восстание декабристов», правительства этих стран тут же бы поддержали мятежников.
Не по этому ли поводу в 1833 году ездил на родину, союзницу Англии, нидерландский посол? Этот посол даже в мечтах не надеялся найти такого резидента, как Жорж Дантес! «Молодцы ваши гренадеры королевской армии, — отозвался Николай I о защитниках восставшего в июле Парижа. — Я желал бы поставить золотую статую каждому». Де Геккерн прекрасно понимал, какая головокружительная карьера ожидает молодого шуана — сторонника монархии.
Однако барон осторожничает. «Хоть порой вы и принимали меня ворча, — пишет Дантес, — я знал, что вы рады немного поболтать…»
Они часто видятся, но живут раздельно. Дантес так беден, что большей частью сидит дома. И императрица Александра Федоровна финансирует его из «собственной шкатулки»… Первые вложения практичного де Геккерна — лишь в экипировку!
Только к весне 1835-го нидерландский посол убеждается в правильности своего выбора. Но трудно осуществить задуманное, живя в разных домах и общаясь от случая к случаю. Вот тогда и возникает мысль об «усыновлении»! Барон уезжает «в отпуск» на целый год. А будущий «сын» старательно информирует его обо всем в письмах.
Знал ли Дантес, какую роль он, возможно, играет в мировой политике? Вряд ли… Откровенность де Геккерна поставила бы простодушного Жоржа в тяжелую ситуацию. Легитимисты — приверженцы Священного союза! Иногда, правда, у «сына» проскальзывает вполне понятное недоумение: «…ведь в наше время трудно найти в чужестранце человека, который готов отдать свое имя, свое состояние, а взамен просит лишь дружбы…» Но он легко находит этому объяснение: «…надо иметь такую благородную душу, как ваша, чтобы благо других составило ваше собственное счастье». И к родовому девизу «За Бога, короля и даму!» Дантес добавил еще один: «Быть достойным!», принадлежавший его покровителю!
