Дело было вот как: Гаррис и несколько человек из его компании удалились в лес, чтобы потихоньку от Баллантрэ совещаться насчет него, когда вдруг они услышали какой-то шорох. Моунтен находился тут же в компании, и когда до его слуха донесся шум, он потихоньку отправился по направлению к тому месту, откуда шорох раздавался. Моунтен несколько раз имел дело с индейцами и от них выучился двигаться без малейшего шума. Он, употребляя тот способ, который употребляют индейцы, когда шпионят, двигался все дальше и дальше вперед, когда вдруг он заметил вблизи от себя человека, двигавшегося вперед таким же способом, каким двигался он. Это был Секундра Дасс. Когда Моунтен увидел Секундру, он в первую минуту не знал, смеяться ли ему или сердиться на него, но, во всяком случае, он пришел в крайнее недоумение относительно того, чего хотел Секундра Дасс. Моунтен вернулся обратно к компании, которую он покинул, и рассказал ей о том, что он видел. Гаррис и его товарищи также крайне удивились тому, что Секундра Дасс шпионит. Теперь, когда они узнали, что тот, кто шевелился в кустах, был не посторонний индеец, а Секундра Дасс, они успокоились насчет того, что им не грозит от индейцев нападение, но, с другой стороны, им грозила опасность, что Баллантрэ узнает о том, что против него замышляют, так как если Секундра подслушивает, что они говорят, то, стало быть, он знает английский язык, а если он знает английский язык, то, стало быть, он понимает, что они говорят, и все, что он слышит, передаст мастеру Баллантрэ. Но если Секундра Дасс понимал по-английски и скрывал это, то зато Гаррис, в свою очередь, знал индостанский язык и также скрывал, что он его знает, и из всего этого вышло следующее: Секундра подслушивал, когда Гаррис совещался со своими товарищами, а Гаррис решил подслушать, что Секундра Дасс будет говорить своему другу. Он, не медля ни минуты, оставил остальных заговорщиков на том месте, где они сидели, и подполз к шатру, в котором сидел Баллантрэ, и подслушал, что ему рассказывал Секундра Дасс. В то время, как заговорщики сидели и покуривали трубки, Гаррис подслушивал, что Секундра Дасс и мастер Баллантрэ говорили.
Когда, спустя долгое время, Гаррис вернулся к своим друзьям, лицо его было мрачнее ночи. Из того, что он слышал, он удостоверился в том, что он не ошибся в своем предположении и что Секундра Дасс действительно отлично понял все, что они говорили, и все это передал своему господину, и что оба они решили на следующий же день бежать из той компании, в которой они находились, предпочитая лучше голодать и рискуя быть съеденными дикими зверями или убитыми дикарями, чем оставаться дольше в обществе изменников.
Что было делать? Некоторые из разбойников предложили убить мастера Баллантрэ на месте, но Гаррис был против этого, так как желал сначала вырыть клад, за которым мастер Баллантрэ только и отправился, а затем уж убить его. Он решил, что убивать мастера Баллантрэ раньше, чем тот найдет клад, который он зарыл, не имеет никакого смысла, а что надо только следить за тем, чтобы он не убежал. Один или двое разбойников предложили вернуться обратно в Нью-Йорк и прекратить все это путешествие, но остальные об этом и слышать не хотели: их разбирала жадность, они во что бы то ни стало хотели воспользоваться кладом и стояли на том, что не стоило предпринимать такого длинного и такого трудного путешествия, если не воспользоваться выгодой, которую оно представляло.
Насколько я могу судить, разбойники эти были не только злые и отвратительные люди, но вместе с тем и дураки. Быть может, Гаррис был немного умнее других, Моунтен был не форменный дурак, а Гасти, как уверял Моунтен, был образованный человек, но, во всяком случае, все они были негодяи и дураки. Что они были дураки, доказывает следующее решение, к которому они пришли: они решили следить за мастером Баллантрэ, молчать о том, что они намерены предпринять, чтобы Секундра Дасс не мог подслушать, что они говорят, и не давать ему больше повода к подозрению. Таким образом они надеялись обмануть свою жертву и заставить ее выдать им секрет, где хранится клад, за которым они отправились. А выведав от мастера Баллантрэ все, что им было нужно, они решили его убить.
Два раза в течение следующего дня Секундра Дасс и мастер Баллантрэ пытались бежать, но оба раза им это не удавалось. Когда мастер Баллантрэ во второй раз должен был вернуться снова к своим товарищам по путешествию, он был несколько бледен, но при этом совершенно спокоен. Он даже и не подавал виду, будто ему неприятно, что ему не дали бежать, а напротив, очень любезным тоном благодарил разбойников за то, что они, заметив, что он сбился с дороги, не дали ему заблудиться. И при этом он держал себя крайне бодро и непринужденно. Но ясно было, что он догадался, что то, о чем он разговаривал с Секундрой, было известно и другим и что индостанский язык, кроме его и Секундры, знал еще кто-то другой, потому что с той поры он и его индус разговаривали шепотом, прикладывая губы друг другу к уху, и сколько Гаррис не старался подслушивать, он с того дня не слышал больше ни слова. В тот же день, когда мастер Баллантрэ и Секундра Дасс сделали попытки бежать, было решено путешествовать пешком и не ехать больше на лодке, так как Гаррис боялся, чтобы в то время, как они будут садиться в лодку или выходить из нее, мастеру Баллантрэ и Секундре Дассу удастся убежать.
И вот между обеими враждебными партиями началась беспрерывная скрытая борьба: одна сторона боролась из-за того, чтобы приобрести богатство, а другая боролась за свою жизнь. Разбойники пришли теперь в ту часть пустыни, начиная откуда мастер Баллантрэ должен был взять на себя должность проводника, так как кроме него никто не знал, в какую сторону идти, чтобы найти клад. Под предлогом, будто они боятся нападения индейцев и поэтому не ложатся спать, Гаррис и его сообщники просиживали целые ночи с мастером Баллантрэ и всячески старались выпытать у него хотя бы приблизительное указание, как найти местность, где он зарыл свой клад.
Баллантрэ отлично знал, что если он выдаст врагам свой секрет, то они его убьют, но, между тем, молчать, когда они задавали ему различные вопросы, он также не мог, так как сердить их он не решался. Он находился в крайне критическом положении, но, несмотря на это, как рассказывал мне Моунтен, он не подавал виду, что его что-либо тревожит. Несмотря на то, что жизнь его висела на волоске, он сидел среди этих шакалов так же спокойно, как будто он находился у себя дома, в обществе приглашенных им гостей, и на все вопросы, которые ему задавали, весело и непринужденно отвечал; порою он даже шутил и смеялся и с таким веселым выражением лица разговаривал со своими врагами и прислушивался к тому, что они говорили, что даже трудно было верить тому, что он знал, какая ему грозила опасность. Моунтен уверял, что разбойники много раз начинали даже сомневаться в подлинности рассказа Гарриса, и они, наверно, подумали бы, что их атаман ослышался, если бы они не замечали, что на вопросы, которые они задавали мастеру Баллантрэ по поводу того, где находится его клад, он отвечал уклончиво, а кроме того, делал всевозможные попытки к бегству. О последней его попытке, которая привела к развязке драмы, я намерен теперь рассказать.
Но раньше, чем рассказать об этом, я должен упомянуть о том, что Гаррис и его сообщники стали вести себя все хуже и хуже по отношению к мастеру Баллантрэ и его другу. Они нисколько не стеснялись с ними и позволяли себе даже обращаться с ними дерзко. В один прекрасный день они дошли до того, что под каким-то предлогом отняли у них оружие. Но, несмотря на это, Секундра Дасс все кланялся, а мастер Баллантрэ все улыбался, а в последнюю ночь временного перемирия с врагами он дошел даже до того, что решился забавлять их пением. В эту же ночь, как рассказывал мне Моунтен, он довольно много ел и особенно много пил, по всей вероятности, он пил больше для того, чтобы иметь храбрость исполнить то, что он задумал.
На следующий день после этого, рано поутру, часов около трех, мастер Баллантрэ вышел из своей палатки, делая вид, будто ему очень нездоровится. В течение некоторого времени Секундра Дасс ухаживал за ним, а затем, когда, как было видно, его господину сделалось лучше и он, улегшись на холодную землю за палаткой, заснул, индус оставил его и ушел обратно в палатку. Вскоре после этого караульный, стоявший на часах, сменился, и другой караульный, занявший его место, стал зорко следить за мастером Баллантрэ, лежавшим на земле в плаще из буйволовой кожи и, по всей вероятности, спавшим. Когда начало рассветать, поднялся ветер, и он был настолько силен, что сорвал шляпу со спящего Баллантрэ. Караульному показалось чрезвычайно странным, что Баллантрэ не проснулся, когда ветер сорвал у него шляпу, и он подошел поближе к нему, но тотчас после этого выстрелом из ружья оповестил спавших в палатке о том, что их пленный бежал. Индуса своего он оставил, и тому пришлось дорого расплатиться за то, что друг его бежал. Разбойники от злости набросились на него и начали его бить и истязать. Но Секундра, несмотря на все побои и истязания, которым он подвергся, уверял, что он ничего не знал о том, что господин его решился бежать, и не знает, каким образом это случилось и куда мастер Баллантрэ исчез. Ничего другого не оставалось, как поручить Моунтену разыскать мастера Баллантрэ по его следам. Ночь была морозная, но как только солнце взошло, начало таять, следовательно, следы от ног мастера Баллантрэ должны были остаться на земле. Никто, за исключением Моунтена, имевшего много раз дело с индейцами, не мог взять на себя это поручение, и этим Моунтен чрезвычайно гордился. Многие индейцы не умели так ловко выслеживать беглецов, как Моунтен.
