Но это было всего лишь проявлением романтического идеализма. Провал политики Каслри стал особенно очевиден, когда Франция начала готовиться к вторжению в Испанию — якобы для того, чтобы спасти короля Фердинанда, плененного либералами. На самом деле Франция намеревалась отобрать у Испании ее бывшую империю. Однако Каннинг понимал, что настоящую опасность для британских коммерческих интересов в только что образовавшихся латиноамериканских республиках представляют Соединенные Штаты Америки. Очевидно, что США были готовы извлечь выгоду из образовавшегося в Южной Америке вакуума власти и неуверенной политики британцев. Соединенные Штаты стремились усилить свое влияние и установить свой «протекторат» на территориях к югу от их границ.

Атлантический регион был поделен между четырьмя державами. Распад Испанской империи длился на протяжении последней четверти XVIII и первой четверти XIX века. Все это время Франция, Британия и Соединенные Штаты боролись за то, чтобы занять место Испании. Французы попытались это сделать, но их основные интересы были на Европейском континенте. Последнее вторжение Франции в Испанию показало, насколько ограниченны ее возможности. Русские покровители предоставили французам для перевозки их войск через Атлантику негодное судно. Британцы из-за неумелой политики Каслри упустили представившиеся им возможности. Соединенные Штаты в тот период были еще на стадии становления. Поначалу им было невыгодно вступать в конфликты за пределами своих границ. Однако к концу первого периода политической деятельности англичан в южноамериканских колониях они уже могли нарушить этот запрет.

Джон Кинси Адамс, американский посланник в Лондоне, отзывался о Каслри как о «холодном, но в чем-то все же приятном человеке». Позднее, находясь на посту государственного секретаря Соединенных Штатов, он пресек попытки своего противника Генри Клэя обеспечить признание новых латиноамериканских республик. Он убедил Каслри в том, что Соединенным Штатам и Англии следует вырабатывать совместные решения.

Планы США изменились. Американские лидеры не захотели больше терпеть нерешительность Каслри. В начале 1822 года США уже готовы были признать южноамериканские республики. Адамс направил указания американскому послу в Лондоне — успокоить разнервничавшихся британцев. «Мы надеемся, — писал он, — что британский кабинет не сочтет наши действия поспешными и несвоевременными. Стоит ли напоминать, о чем я говорю… Особенно подчеркните тот факт, что эти действия не являются свидетельством перемены в нашей политике и совершены в общих интересах. Возможно, ни одна из предполагаемых миссий не будет послана раньше следующей сессии конгресса».

С появлением Каннинга в министерстве иностранных дел отношение американцев к Великобритании несколько потеплело. Вот как писал об этом двоюродный брат Каннинга Стредфорд (сын доброжелательного дядюшки), бывший в то время британским послом в Соединенных Штатах: «Позиция, которую Вы заняли, получила здесь одобрение… Изменение общественных настроений весьма ощутимо. Это затронуло даже Адамса… В целом я хочу сказать, что уже давно нам не предоставлялась такая благоприятная возможность для сближения наших стран. Это касается и общей расстановки сил, и доброй воли обеих сторон».

В августе 1823 года Каннинг лаконично сформулировал для американцев новую политику Британии по отношению к бывшим испанским колониям:

Как говорится, жало находится в хвосте. Последний, пятый пункт этого документа, внешне направленный против Франции, на самом деле был недвусмысленным предупреждением Соединенным Штатам — не вмешиваться. И тем не менее это не помешало Каннингу в скором времени заявить: «Кровные узы дают себя знать. Дочь и мать вновь объединились против всего остального мира».

Адамс, недолюбливавший все британское и по-прежнему скептически относившийся к намерениям англичан, рассудил, что «кровные узы» не должны помешать «дочери» действовать в своих интересах за спиной у «матери». 23 декабря 1823 года он провозгласил доктрину Монро. Доктрина была предъявлена Каннингу как fait accompli, [4]что уже само по себе объясняло смысл этой дипломатической стратегии. Адамс отвернулся от европейских государств. Не успев официально признать южноамериканские республики, Соединенные Штаты объявили Южную Америку зоной, закрытой для всех европейских стран, включая Великобританию.

Каннинг нанес ответный удар в свойственной ему энергичной манере. Он отозвал совместный англо-американский протест против закрытия Россией Берингова пролива и ее попыток колонизировать северо-западное побережье Северной Америки. Он также разорвал соглашения о пограничных территориях на северо-западе США. В то же самое время Каннинг сообщил представителям европейских государств, что доктрина Монро явилась следствием британской дипломатии, чем-то вроде того, на что можно будет положиться в случае развала европейского альянса. Французы пообещали не использовать оружие при решении своих проблем в Латинской Америке. Австрийцы, обидевшись, удалились. Русские выразили возмущение, обнаружив тем самым свою полную беспомощность.

Каннинг спешно направил три «комиссии» — в Мексику, Колумбию и Буэнос-Айрес с целью немедленного официального признания этих государств. Все три дипломатические «комиссии» доложили Лондону о благоприятных впечатлениях.

Вудбайн Париш, глава британской «комиссии», направленной в Буэнос-Айрес, сразу же оценил экономический потенциал латиноамериканских стран для Британии. Торговый обмен с Буэнос-Айресом уже находился в руках англичан. К тому времени там действовало уже около сорока британских торговых компаний. Почти четверть всех финансовых средств, вложенных в эти компании, принадлежали англичанам. Половина государственного долга республики также принадлежала англичанам. Каннинг торопил короля и парламент с принятием экономического договора, «который утвердил бы дипломатическое признание страны, с которой этот договор заключен». Он также торопил неповоротливый реакционный кабинет герцога Веллингтона официально признать Мексику и Колумбию: «Сейчас самой важной практической задачей Для нас является противодействие переходу испанских ресурсов к Франции. Это может сильно увеличить ее мощь. У меня нет ни малейшего сомнения, что это должно быть сделано посредством отделения ресурсов испанских колоний от самой Испании. К счастью, это уже произошло. И сейчас мы можем извлечь выгоду из ситуации».

Как уже было сказано раньше, в декабре 1824 года, к большой радости Каннинга, цель была достигнута. «Дело сделано, — заявил он, — гвоздь вбит. Испанская Америка свободна, и если мы не ошиблись в своей политике, она наша».

Княгиня Ливен, жена русского посла в Лондоне, так выразила свое восхищение по этому поводу: «Просто невероятно, до какой степени все здесь увлечены тем, что происходит в Южной Америке… Все, от королевы до лакеев, вкладывают свои деньги в тамошние предприятия. Кто-то рискует пенни, а кто-то — целым состоянием. За неделю делаются огромные состояния. Акции золотых копей Реаль-дель-Монте, купленные за 70 фунтов, через неделю были проданы за 1350 фунтов. Эти молниеносно приобретенные богатства и страсть к спекуляции напоминают мне Банк Миссисипи во времена Регентства».

Займы общей стоимостью около двадцати миллионов фунтов были расширены. Общий капитал учрежденных горнодобывающих компаний равнялся четырнадцати миллионам фунтов. Стоит ли говорить, что этот мыльный пузырь вскоре лопнул. А пока Каннинг торжествовал: «Итак, дело сделано… Янки празднуют победу, но именно они больше всех проиграли от нашего решения. Самая большая опасность — опасность, к которой могла нас привести политика союза европейских стран, — заключалась в разделении мира на европейцев и американцев, республиканцев и монархистов, на старые нации, с одной стороны, и молодые нации во главе с Соединенными Штатами — с другой. Мы сумели протиснуться между ними, обосновавшись в Мексике. Соединенные Штаты напрасно боятся нас: мы вновь связываем Америку с Европой. Если бы мы промедлили, то через пол-года потеряли бы все».