«О вызывающем отвращение процессе казни достаточно будет нескольких слов. Когда народ был собран для того, чтобы лицезреть свидание со смертью жертвы ереси, его набожное рвение не было разочаровано, несмотря на дурное проявление «милосердия». Виновного предварительно не душили, как позднее это было принято у испанской инквизиции, а сразу поджигали вязанки хвороста; и поскольку порох еще не изобрели, осужденному, как в более поздние времена, не прикрепляли вокруг шеи мешочек со взрывчатым веществом, чтобы сократить его страдания, когда до него доберется пламя, — такое «вспомогательное средство» кажется все же бесчеловечным. Его, живого и здорового, привязывали к столбу, возвышающемуся достаточно высоко над дровами, чтобы все верующие имели возможность проследить до самого конца все подробности ужасной трагедии. До последнего мгновения вокруг него находились служители Церкви, чтобы, буде такая возможность, вырвать его душу из лап сатаны. И если осужденный не был рецидивистом, то до последнего мгновения у него была возможность спасти свою жизнь. Однако в этой последней услуге мы как раз и видим редкий пример непоследовательности Церкви, считавшей, что она может избежать ответственности за смерть человеческого создания. Ибо священники, сопровождающие осужденного, должны со всей решительностью наставлять его на то, чтобы он был стойким перед лицом смерти, мужественно взошел на костер и с открытым сердцем отдал себя в руки палачу; и если он сделает так, они смогут ускорить его смерть и тем самым взять на себя вину за его прегрешение. — «Деликатные» рассуждения, никак не вяжущиеся с ролью официальных судей, уже обрекших на смерть своим приговором! Для торжественной экзекуции обычно выбирали праздничный день, чтобы и народу собрать побольше и тем самым назидание сделать повнушительнее. Самому осужденному говорить не давали, чтобы не вызвать к нему в народе чувства сострадания и участия и спровоцировать по возможности выражение неприязни.
Что же касается подробных деталей, то до нас случайно дошли свидетельства очевидца казни Яна Гуса в 1415 г. в Констанце. Согласно этому сообщению, Гуса поставили на несколько вязанок дров и затем привязали веревками к толстому столбу. Веревки удерживали его тело в области лодыжек, ног выше и ниже колен, паха, бедер и подмышек. Когда кто-то заметил, что он обращен лицом на восток, что не подобает еретику, его повернули на запад. Он был обложен до подбородка вязанками хвороста, перемешанными с соломой. Затем к нему приблизился руководивший казнью граф Пфальца Людвиг, вместе с маршалом Констанца, и в последний раз потребовал, чтобы Гус отрекся. Когда тот отказался, они отошли назад и хлопком в ладоши подали сигнал палачу, который поджег дрова. Когда все сгорело, произошла еще одна возмутительная сцена: наполовину обуглившийся труп измельчили на кусочки, разбили кости, а остатки и внутренности бросили в новый костер, чтобы уничтожить их полностью. Когда этот костер потух, было специально прослежено, чтобы пепел еретика собрали и выбросили в реку. Как и в случаях с Арнольдом Брешианским и некоторыми францисканскими спиритуалистами, Савонарола сотоварищи боялись, что останки мученика Гуса будут храниться как реликвия.
Существует нечто вселяющее ужас в диссонансе между заключительным актом человеческой жестокости и холодным расчетом издержек на то, чтобы путем смерти на костре отправить душу обратно ее создателю. В докладах Арнауда Ассалита мы находим расчет денежных затрат, необходимых для сожжения четырех еретиков в Каркассоне, проведенного 24 апреля 1323 г.:
«За толстые дрова — 55 солей 6 динаров
—||— хворост 21 —||— 3 —||—
—||— солому 2 —||— 6 —||—
—||— 4 столба 10 —||— 9 —||—
—||— веревки для привязывания 4 —||— 7 —||—
—||— палача по 20 солей 80 —||—
Итого 8 ливров 14 солей 7 динаров».
Это в целом составляет немногим более 2 ливров на каждого еретика» // Lea Н. Bd. I, S. 617–619; Doat, XXXIV, 189.
Осуждение мертвых еретиков: Lea Н. Bd. I, S. 259, 501, 556 sqq., 619 sqq.
Гозон уверен, что здесь налицо реминисценция Ветхого Завета (3 Цар. 13:2 и 4 Цар. 23:16):
«И произнес к жертвеннику слово Господне, и сказал: жертвенник, жертвенник! Так говорит Господь: вот, родится сын дому Давидову, имя ему Иосия, и принесет на тебе в жертву священников высот, совершающих на тебе курение, и человеческие кости сожжет на тебе.
И взглянул Иосия и увидел могилы, которые были там н горе, и послал, и взял кости из могил, и сжег на жертвеннике, и осквернил его по слову Господню, которое провозгласил человек Божий, предрекший события сии» // Gauzons. Т. II, р. 360 sqq.
123
Lea H. Bd. I, S. 623–625.
К Откровению Иоанна Богослова, 17: Item, duas confingunt esse ecclesias, unam benignam quam dicunt esse sectam suam, eamque esse asserunt ecclesiam Jhesu Christi; aliam vero ecclesiam vocant malignam, quam dicunt esse Romanam ecclesiam, eamque impudenter appelant matrem fomicationum. Babilonem magnam, meretricem et basilicam dyaboli et Sathanae synagogam // Bernard Gui. Т. I, p. 10. Cp. Dellinger. Bd. I, S. 189.
124
В своей «Энеиде» Вергилий упоминает «иберских коров». Ср. с «Geryons Ohnen» Пейрата («Civilisation», p. X и 285). Имена опальных защитников Монсегюра можно найти в допросе Беренгария де Лавланета. Doat. XXIV, 42. См. также: Peyrat (все тома) и GauBen.
125
«Волшебной долиной» (Val de l’lncant) в народе называют ущелье Лассе, ведущее от озера Табор к Монсегюру. Ср.: Peyrat. Civilisation… p. 284.
126
В 1255 г. была взята и крепость Queribus недалеко от Периньяна, что в Корбьеране. Там после взятия Монсегюра нашли прибежище некоторые катары. Ср.: Schmidt. Т. I, р. 332. Vic-Vaissette. Т. VI, р. 842.
По поводу Ги де Леви см. также: Peyrat. Inquisition (все тома). Tudela, Т. II, р. 175 прим. 1; Vic-Vaissette. Т. VI, р. 466, 650, 679, 902.
127
В данном случае употребление слова «файдит» не совсем правомерно. Оно появилось как нарицательное существительное от позднелатинского «faida», в свою очередь образованное от древневерхненемецкого «fehan» — «ненавидеть». Файдой наряду с прочим называлась частная война, начатая пострадавшей стороной, за которой признавалось право мщения и сопротивления. Файдитами в Пиренеях назывались исключительно благородные господа, в первую очередь — воины, лишенные дома и ведущие с противником партизанскую войну. В более поздней трактовке файдитами именовались рыцари, по той или иной причине потерявшие дом и ищущие покровительства.
128
см.: Jakob, S. 30, 155: Potator vini maximus ab omnibus curialibus dicebatur, adeo ut versum sit in proverbium consuetum dici: Bibamus papaliter. Fuit autem vir corpulentus, procera statura, potator vini ur fertur permaximus. Vino madidus, aevo gravus, ac soporifero rore perfusus.
О преследовании еретиков в Сабарте см. также: Vidal. «Les demiers ministres cathares» и «Tribunal de Г Inquisition de pamiers» Molinier, p. 107–161.
Douais, «Documents» Т. I c. CXCVIII–CCII. Рукописи 4269 lat. в Парижской национальной библиотеке. Vic-Vaissette, Т. IX. Пейрат (Inquisition) Т. II и III. О битве за пещеры Сабарте сообщает только Пейрат, в том эпизоде, где он упоминает легенду о замурованных катарах. Magre заимствовал эту легенду у Пейрата (с. 95 sqq.).
129
Lea Н. Bd. II, S. 105. А также сообщения Мориса Магра и устные предания.
По поводу Жака Фурнье, Бернара Делисье и Пьера Отьера см. также: Jakob. Studien liber Papst («О Папе Бенедикте XII»). Vic-Vaissette Т. IX с. 86, 229, 258, 260, 277 sqq., 331, 333, 389–392, 445. Lea Н. Bd. I, S. 297 sqq.; Т. II c. 80 sqq., 93, 107 sqq., 475. Peyrat, Lavisse, Haureau, Vidal и т. д.
