Данте, «Пещеры», песнь 28-я: Бертран де Борн; «Чистилище», песнь 26-я: Арнаут Даниель.

Достойны упоминания размышления Пейрата об отношении Арнаута Даниеля к катаризму. К сожалению, Пейрат слишком редко обращается к первоисточникам. Его большие заслуги в исследовании катаризма отмечены в майском номере «Nouvelles Litteraires» (1932, Napoleon le Ругеnёеп).

Трубадуры пользовались для предупреждения друг друга так называемой «песней дня» — чтобы после ночи любви не быть застигнутыми врасплох наступившим утром или (не дай Бог!) супругом.

Все названные в биографии Раймона де Мираваля покровители были еретиками и играли важную роль в крестовом походе против альбигойцев. Оборона замков Сайссака, Каб-Арета и Пенотье от крестоносцев подробно описана Пейратом (Т. 2: Croisade). Ср. также: Vic-Vaissette и Tudela.

Бертран де Сайссак был опекуном Рамона-Рожера из Каркассона.

Это стихотворение Раймона де Мираваля было обращено к Аделаиде де Буасессон-и-Ломбер, известной еретичке, которая, однако, оказала предпочтение королю Петру Арагонскому; Эрменгарда де Сайссак, сестра патриарха еретиков Гильаберта из Кастра, одна из дочерей Белиссены, воспетая как «прекрасная альбигойка», и Стефания Волчица (ср.: с. 58 sqq.) не могли поступить лучше. Неверности Эрменгарды трубадур придал смысл символического предостережения. Во время крестового похода замок Раймона был взят французами. Его брак с «Guadairenca» стал основой сюжета новеллы «Поэтесса из Каркассона» фон Хейзе. Ср.: Andraud P. La vie et l’oeuvre du troubadour Raimon de Miraval. Paris, 1902. Пейре из Оверна также вошел в поэтическое произведение как «Монах из Монтодона» (Vic-Vaissette. Т. VI, р. 948). Доходы от своего творчества он отдавал своему монастырю в аббатстве Орильяк.

Пуавер был летней резиденцией виконтессы Аделаиды из Каркассона и располагался не очень далеко от Монсегюра.

Н’Серемонда была родом из городка Тараскон в Сабарте (см. Peyrat, Т. I, р. 115 sqq.). Боккаччо использовал биографию Гийома де Кабестаня в своем «Декамероне» (4.9), а затем Уланд сочинил свою знаменитую балладу. Петрарка упоминает трубадура в своем «Триумфе любви».

Стоит также обратить внимание на труды фон Патцига (Zur Geschichte der Herzmare, 1891) и Xyccepa (Der Troubadour Guillem von Cabestaing, 1869).

Пейре Видаль сопровождал Ричарда Львиное Сердце в его походе в Святую Землю. Его сын погиб при обороне Монсегюра.

Мелиссина приходилась виконтессе Аделаиде Каркассонской внучатой племянницей.

Пейрат приводит (к сожалению, без указания первоисточника) следующую версию жизнеописания Раймона Жордана. Супруг Аладайи де Пена — господин де Пена, как называл его трубадур Мишель де Лa Тур, — погиб на поле брани под Муретом. Раймон Жордан пропал без вести. Эту двойную потерю Аладайя не могла пережить. Отказавшись от всего мирского, она с той поры вела жизнь катарской отшельницы в одной из Пиренейских пещер. Между тем Раймон был жив. Когда он исцелился от ран, он решил снова увидеть Аладайю в замке Пена. К тому времени замок уже был взят крестоносцами, а его хозяйка исчезла. Сохраняя верность, Раймон Жордан оплакивал в лесах Кап де Нак свою возлюбленную и свою родину. Но однажды он принял приглашение Бернарда де Гурдона (брата которого Ричард Львиное Сердце убил под стенами замка Шалю) и его супруги Хелис (госпожа Бертран де Борн) и поселился в их замке. После падения Тулузы он вместе со своим гостеприимным хозяином был вынужден бежать в Пиренеи. Там, в Монсегюре, он наконец встретил Н’Аладайю, ставшую катаркой (I, р. 153).

Многие трубадуры не сами исполняли сочиненные ими песни, прославляющие возлюбленную, а держали для этой цели у себя на службе так называемых жонглеров, которые, в отличие от трубадуров, не занимались высоким искусством стихосложения, а использовали поэзию и музыку как ремесло. «Хороший жонглер должен был полностью владеть искусством канатоходца и фокусника. Он танцевал, кувыркался, прыгал через обруч, ловил маленькие яблоки с воткнутыми в них двумя ножами, подражал пению птиц, выступал с дрессированными собаками и обезьянами, бегал и прыгал на высоко натянутом канате и вообще исполнял роль шута и паяца» (KannegieBer, Diez, Witthoeft и др.)

«Sirventese» (реже «Sirventes») означало первоначально «песня слуги» («servir» — служить), посвященную покровителю, в услужении которому состоял певец. Часто сочинители таких песен были судьями, следили за соблюдением обычаев и исполняли функции духовенства в рыцарском стане. Поэтому со временем «песню слуги» стали называть «песней порицания». См. для сравнения: KannegieBer, Diez, Brinkmaier и др.

Стихотворение Бертрана заимствовано из знаменитой «Guerra me plai».

Судя по всему, автор ошибается. Ни один из современных Ричарду и Бертрану хронистов не упоминает о таком прозвище, зато все отмечают, что Бертран часто именовал Ричарда «Ос е по», то есть «Да-и-Нет», тем самым намекая на то, что принц слишком непостоянен в своих словах и Делах. Прозвище Папиоль носил один из трубадуров Бертрана де Борна.

О Папиоле см. также: Пейрат, I, с. 56. Согласно Ману (Mahn, «Биографии», с. 6), Папиоль был жонглером Бертрана.

«Еn Bertran»: латинское «senior» постепенно преобразовалось в «senhor», «sen» и «Еn» и до одной буквы «n». Например: «Еn bertran, n’Artus». Из «Domina» получилась «Dona» и «Nа» и сокращенно — буква «N». Например: «Na Philipa, N’Esclarmunda».

Ошибка автора. В указанном году в результате несчастного случая во время турнира скончался второй брат Ричарда — Джеффри Бретанский, о котором говорится ниже. Генрих II же умер 6 июля 1189 г., и лишь после этого Ричард стал полноправным королем Англии.

Что касается влияния крестовых походов на поэзию, посвященную Граалю, то мне хотелось бы привести рассуждения Камперса, который (опираясь иногда на другие предпосылки) пришел к выводам, сходным с моими:

«Многочисленные неудачи движения крестоносцев имели следствием сознательное охлаждение религиозного пыла. Стоящее над разумом не было вытеснено из сознания рыцарского общества, но оно перестало быть единственной путеводной звездой. Окружающий мир Востока, полный чудес и сказочного великолепия, давал о себе знать воинам западных стран все более настойчиво. Экзотическая природа и другие люди пробуждали любопытство и удивление. В рассказах о путешествиях и в отступлениях от главной темы чувствуется волнение очевидцев. Старые предрассудки все сильнее тяготили последователей Пророка. На Востоке они обнаружили Во многом превосходящую их цивилизацию, там не почитали многих богов, а исповедовали веру в одного-единого бога, тамошние жители имели правильные представления об общечеловеческих ценностях, и воины часто скрещивали свои клинки в честной борьбе за свои рыцарские убеждения. Место слепых предрассудков часто занимал близорукий фанатизм, особенно в дни тяжелейших сражений. Это странное настроение открыло духовной волне с Востока врата западных стран, которые до тех пор охранялись в страхе. Романтика крестовых походов распространилась на Запад. Но она, как всякая романтика, имела в своей основе неудовлетворенность, стремление к великому Неизвестному — к Граалю…

Добрая часть этой романтики крестовых походов вошла в поэзию того времени. Сказочное великолепие Востока с его иными, чем на Западе, взглядами и настроениями предоставляет творческому началу богатейший материал, овладевает им и вдохновляет его; однако пока еще не удается сплавить в гармоничное единство эту экзотику с приземленными воспоминаниями, и все это — с христианскими преданиями.