– Но кто-нибудь мог…
– Никто не видел. Я по переулку шла. Ты не рад?
Нет, я не радовался, хотя, может, и зря. Она не была сложена как Джойс, но все равно выглядела лучше прочих в Сентрал-Сити. Довольно недурная девчонка, если только не выпячивала подбородок и не щурилась так, будто сама хотела, чтоб ты ей прекословил.
– Рад, конечно, – сказал я. – Еще б не рад. Пошли опять наверх, а?
Я поднялся за ней к себе в спальню. Она скинула туфли, пальто сбросила на кресло со всей прочей своей одеждой и спиной рухнула на кровать.
– Ого! – произнесла она через некоторое время; ее подбородок двинулся вперед. – Сколько пыла!
– Ой, – покачал я головой. – Извини, Эми. Кое о чем задумался.
– К-кое о чем он задумался! – Голос у нее задрожал. – Я тут для него раздеваюсь, скидываю вместе с одеждой все приличия ради него, а он т-тут стоит и «кое о чем» задумался!
– Да ладно тебе, солнышко. Я тебя просто не ждал и…
– Ну конечно не ждал! Да и чего ради? Ты меня избегаешь, от встреч постоянно увиливаешь. Если б у меня хоть капля гордости осталась, я бы… я б…
Она уткнулась головой в подушку и давай всхлипывать, а мне открылся первосортный вид на, вероятно, второй по красоте зад во всем Западном Техасе. Я почти не сомневался, что она прикидывается; от Джойс я поднабрался знаний про всякие женские штучки. Но отшлепать ее, как она того заслуживала, я не осмеливался. Вместо этого разделся, лег к ней и развернул ее лицом к себе.
– Ладно, кончай, солнышко, – сказал я. – Ты же знаешь, я был занят, как гнус на пикнике.
– Да ничего я не знаю! Я вообще ничего такого не знаю! Ты не хочешь со мной быть, вот чего!
– Глупости, солнышко. Почему это я не хочу?
– П-потому что. Ох, Лу, миленький, мне было так плохо…
– Ну вот это уж совсем глупо, – сказал я.
Она еще похныкала, как плохо ей было, а я ее обнимал и слушал – с Эми только и делаешь, что слушаешь, – не понимая толком, с чего все это началось.
Сказать вам правду, ни с чего ничего, наверно, и не начиналось. Нас просто свело вместе – как две соломинки в луже. Наши семьи вместе росли – и мы росли вместе, в одном квартале. Вместе ходили в школу и домой, а на вечеринках нас обычно не разлучали. Нам и делать ничего не пришлось. Все сделали за нас.
Сдается мне, полгорода – включая ее родню – знало, что мы с ней иногда перепихиваемся. Но никто и слова не говорил, не смотрел косо. Подумаешь – в конце концов, мы с нею поженимся… хоть жениться мы и не спешили.
– Лу! – Она ткнула меня в бок. – Ты меня не слушаешь!
– Да нет, солнышко, слушаю.
– Ну так ответь мне тогда.
– Не сейчас, – сказал я. – Сейчас я кое о чем думаю.
– Но… Ох, миленький…
Я-то думал, она канючит и балаболит ни о чем, как обычно, и забудет, что я должен ей ответить. Но не вышло. Как только все закончилось и я протянул ей сигареты, одну взяв себе, она еще раз посмотрела на меня эдак по-своему и опять:
– Ну так что, Лу?
– Даже не знаю, что и сказать, – ответил я и ни капли не соврал.
– Ты ведь хочешь на мне жениться, правда?
– Же… ну конечно, – сказал я.
– Мне кажется, Лу, мы уже долго ждали. Я могу и дальше в школе работать. У нас все выйдет намного лучше, чем у других пар.
– Но… Эми, ведь это и все. Мы никогда ничего не добьемся!
– Ты о чем это?
– Ну, я не хочу всю жизнь быть помощником шерифа. Я хочу… ну, стать кем-нибудь.
– Например, кем?
– Ох, я не знаю. Какой смысл об этом говорить?
– Может, врачом? Мне кажется, это будет ужасно славно. Ты это имел в виду, Лу?
– Я знаю, это бредово звучит, Эми. Но…
Она рассмеялась. Хохоча, она даже головой по подушке мотала.
– Ой, Лу! Ну это ж подумать только, а? Тебе двадцать девять, т-ты и по-английски-то не говоришь толком, а… а… туда же, ха-ха-ха…
Она смеялась, пока не стала задыхаться, а у меня сигарета догорела до самых пальцев, и я этого не понял, пока не запахло обожженной кожей.
– Из-звини, миленький. Я не хотела тебя обижать, но… Ты посмеялся надо мной? Ты пошутил со своей маленькой Эми?
– Ты ж меня знаешь, – сказал я. – Весельчак Лу.
От того, как я это сказал, она понемногу успокоилась. Отвернулась от меня и вытянулась на спине, теребя пальцами одеяло. Я встал и нашел сигару, потом снова сел на кровать.
– Ты не хочешь на мне жениться, да, Лу?
– Нет, я думаю, сейчас нам не стоит.
– Ты вообще не хочешь на мне жениться.
– Такого я не говорил.
Несколько минут она молчала, но лицо говорило за нее. Я видел, как она щурится, как зло кривятся губы, и знал, о чем она думает. И почти дословно знал, что она сейчас скажет.
– Боюсь, тебе придется на мне жениться, Лу. Придется, понимаешь?
– Нет, – ответил я. – Не придется. Ты не беременна, Эми. Ты никогда ни с кем другим не ходила, а от меня ты не беременна.
– Выходит, я лгу?
– Похоже что так, – сказал я. – Ты б не могла от меня забеременеть, даже если б я захотел. Я стерилен.
– Но ты…
– Стерильный – это не импотент. У меня была вазэктомия.
– Так почему же мы всегда так… почему ты надеваешь…
Я пожал плечами:
– Чтобы не объяснять. Как бы там ни было, если вернуться к теме, – ты не беременна.
– Я вот чего не понимаю, – нахмурилась она. Ее вовсе не беспокоило, что я поймал ее на лжи. – Это сделал твой отец? Но зачем, Лу?
– А, я просто переутомился, сильно нервничал, и он подумал…
– Но это же не так! Ты никогда таким не был!
– Ну, – сказал я, – а ему казалось, что был.
– Ему казалось! Это же ужас – у нас теперь никогда не будет детей просто потому, что ему показалось! Господи, какой кошмар! Меня сейчас стошнит… Когда это случилось, Лу?
– Какая разница? – сказал я. – Да я и не помню. Давно.
Не надо было распускать язык из-за этой якобы беременности. Теперь я уже никак не мог отступиться. Она поймет, что я соврал, и подозрений будет еще больше.
Я ухмыльнулся ей и пробежался пальцами по ее животу. Сдавил ей одну грудь, затем передвинул руку повыше – так, чтобы ладонь легла ей на горло.
– В чем дело? – спросил я. – Почему хорошенькое личико так сморщилось?
Она ничего не ответила. И не улыбнулась. Она просто лежала, глядела, расчисляла меня по пунктам – и с одной стороны, недоумение охватывало ее, а с другой – отступало. Ответ прорывался к ней, и ему это не вполне удавалось. Мешал я. Ответ никак не мог обогнуть сложившийся у нее образ мягкого, дружелюбного, добродушного Лу Форда.
– Мне кажется, – медленно произнесла она, – я лучше пойду домой.
– Может, и лучше, – согласился я. – Скоро рассветет.
– А завтра мы увидимся? То есть сегодня.
– Ну, в субботу мне довольно некогда, – сказал я. – Может, в воскресенье в церковь сходим вместе или поужинаем, но…
– Но ты же занят в воскресенье вечером.
– Это правда, солнышко. Я обещал подсобить одному парню, и теперь назад откручивать не годится.
– Понимаю. Тебе никогда не приходит в голову думать обо мне, когда ты свои планы составляешь, правда? Только не это! Я же ничего не значу.
– В воскресенье я недолго, – сказал я. – Может, часиков до одиннадцати. Давай-ка ты придешь и подождешь меня, как сегодня? Я тебя до смерти захочу.
Глаза ее блеснули, однако она не стала читать нотацию, хотя, должно быть, подмывало. Жестом она попросила меня подвинуться, чтоб можно было встать, а встав, принялась одеваться.
– Мне ужасно жаль, солнышко, – сказал я.
– Неужто?
Она натянула платье через голову, разгладила на бедрах и застегнула воротничок. Попрыгав на одной ноге, надела туфлю, затем другую. Я встал и подал ей пальто, поправил на плечах, когда она оделась.
Не выскальзывая из моих рук, она развернулась ко мне лицом.
– Ладно, Лу, – отрывисто сказала она. – Сегодня больше говорить не будем. А вот в воскресенье разговор у нас будет хороший и долгий. И ты мне расскажешь, почему ты такой последние месяцы, – и никаких врак и уверток. Слышишь?
