– Ох, Лу, ты такой банальный! Ты меня прям убиваешь!

…На улице было темно. Я уже отошел от заведения на пару-тройку домов, а бродяга стоял напротив и смотрел на меня. Не старый, моих где-то лет, а костюм явно видал лучшие дни.

– Ну так как, кореш? – говорил он. – Давай, а? Запой у меня был такой, что не дай бог, и если я себе еды скоро не раздобуду, ей-богу…

– Тебе чем-нибудь согреться? – уточнил я.

– Ну да, если хоть чем поможешь, я…

Одной рукой я вынул изо рта сигару и сделал вид, что другой лезу в карман. Но вместо этого схватил его запястье и вмял сигарный окурок ему в ладонь.

– Йисус, кореш! – Бродяга отдернул руку и выругался. – Ты чего это, а?

Я рассмеялся и засветил ему бляху.

– Вали, – сказал я.

– Уже, друг, уже валю, – забормотал он, пятясь от меня. Судя по голосу, он не очень испугался или разозлился; скорее всего, ему было просто интересно. – Но ты б лучше за собой следил, кореш. Следить – оно будет совсем не вредно.

Он повернулся и двинул к железнодорожным путям.

Я смотрел ему вслед – и мне было как-то нервно и тошно; потом сел в машину и поехал в «Храм труда»{1}.

«Храм труда Сентрал-Сити» располагался на боковой улочке в паре кварталов от площади, где стояло здание суда. Дом был не то чтобы очень – старый кирпичный, два этажа: первый сдавали под бильярдную, а на втором были профсоюзные конторы и зал собраний. Я поднялся и прошел по темному коридору до конца: дверь там вела в кабинеты получше и покрупнее. Табличка на стекле гласила:

Сам Ротман открыл дверь, не успел я постучать.

– Давай-ка зайдем внутрь, – сказал он, когда мы пожали друг другу руки. – Прости, что пригласил тебя так поздно, но ты должностное лицо, и я подумал, что так будет лучше.

– Ну да, – кивнул я, жалея, что не уклонился от этой встречи. Тут закон вообще по ту сторону ограды, а я и так знал, о чем он хочет поговорить.

Ротману было около сорока, приземистый и плотный, смышленые черные глаза, а голова такая большая, что казалась лишней на туловище. Изо рта у него торчала сигара, но, сев за стол, он ее отложил и стал скручивать сигаретку. Закурил, дунул дымом на спичку; в глаза не смотрел.

– Лу… – начал профсоюзный деятель и замялся. – Я должен тебе кое-что сказать – строго между нами, сам понимаешь, – но мне бы хотелось, чтобы сперва ты мне кое-что рассказал. Для тебя это, наверное, дело щекотливое, но… в общем, как тебе нравился Майк Дин, Лу?

– Как? Я не очень понимаю, Джо, о чем ты, – сказал я.

– Он же тебе сводный брат был, так? Твой отец его усыновил?

– Да. Папа был врач, сам знаешь…

– И очень недурной врач, насколько я понимаю. Извини, Лу. Давай дальше.

Вот так оно, значит, и будет. Выпад туда – выпад сюда. Каждый прощупывает противника, каждый говорит то, что другой и так тыщу раз уже слыхал. Ротман намеревался сообщить мне что-то важное, и, похоже, сообщать он будет неприятно – и очень аккуратно. Ну что ж, пускай – я ему подыграю.

– Они с Динами дружили с давних пор. И когда всю семью скосила эпидемия гриппа, он усыновил Майка. У меня мать умерла, когда я был еще совсем кроха. Папа прикинул, что нам с Майком вместе будет не скучно, а экономке хлопот не сильно прибавится.

– Угу. И как тебе это понравилось, Лу? То есть ты – единственный сын и наследник, а тут папа берет еще какого-то сына. Каково тебе было?

Я рассмеялся:

– Джо, мне же четыре годика тогда было, Майку – шесть. В таком возрасте о деньгах как-то не думаешь, да у папы их и не водилось никогда. Он был слишком добрый, пациентов не обдирал.

– Значит, Майк тебе нравился? – Таким тоном, будто не поверил.

– «Нравился» – не то слово, – ответил я. – Прекраснее, роскошнее его парня и на свете никогда не жило. Родного брата я не мог бы любить сильнее.

– Даже после того, что он совершил?

– А что же именно, – медленно спросил я, – он совершил?

Ротман воздел брови:

– Мне тоже Майк нравился, Лу, но против фактов не попрешь. Весь город знает, что, будь он постарше, отправился бы на стул, а не в исправительную школу.

– Никто ничего не знает. Доказательств не было.

– Девчонка его опознала.

– Ей и трех лет не было еще! Такой кого угодно покажи, и она его опознает.

– Кроме того, Майк сам признался. И другие дела раскопали.

– Майк испугался. Сам не знал, что говорил.

Ротман покачал головой:

– Не упрямься, Лу. Меня не это вообще интересует, а то, как ты к Майку относился… Тебе разве не было неловко, когда он вернулся в Сентрал-Сити? Не лучше было бы, если б он не приезжал?

– Нет, – ответил я. – Мы с папой знали, что Майк этого не делал. То есть… – Я замялся. – Зная Майка, мы были уверены, что он невиновен. – Потому что виновен был я. Майк взял мою вину на себя. – Мне хотелось, чтобы Майк вернулся. И папе тоже. – Он хотел, чтобы Майк за мной приглядывал. – Господи, Джо, папа много месяцев дергал за ниточки, чтобы Майка устроить городским инспектором по строительству. Это было непросто, хоть папа был влиятелен и популярен, – так люди к Майку относились.

– Все это похоже на правду, – кивнул Ротман. – Так и я это понимаю. Но мне надо знать наверняка. Тебе не стало как-то легче, когда Майк погиб?

– Папа не пережил этого потрясения. Так и не оправился. Что же до меня – могу только сказать, что лучше бы я, а не Майк.

Ротман ухмыльнулся:

– Ладно, Лу. Теперь моя очередь… Майк погиб шесть лет назад. Он шел по балке на восьмом этаже «Новых техасских квартир» – дом строила «Компания Конуэя», – и, очевидно, наступил на торчащую заклепку. Когда падал, смог извернуться так, чтобы остаться в здании и упасть на настил. Да только леса настилали кое-как – лишь доски кое-где положили. И Майк падал до самого подвала.

Я кивнул:

– Так. И что?

– Что?! – Глаза Ротмана сверкнули. – Ты меня спрашиваешь что, когда…

– Как президент строительных профсоюзов, ты знаешь, что монтажники – твоя юрисдикция, Джо. Они – и ты вместе с ними – обязаны следить, чтобы леса настилали как полагается на каждом этаже.

– Вот ты заговорил как юрист! – Ротман хлопнул ладонью по столу. – Монтажники тут бессильны. Конуэй не хотел класть настил как положено, и мы не смогли его убедить.

– Ты мог бы лишить его заказа.

– Ну что, – пожал плечами Ротман. – Значит, я дал маху, Лу. Я так понял, что ты говоришь, будто…

– Ты меня верно понял, – сказал я. – Давай не будем друг другу морочить головы. Конуэй экономил на чем мог, чтобы хапнуть побольше. И ты ему позволял – хапать. Я не говорю, что виноват ты, да и он тут вроде как ни при чем. Так уж вышло.

– Ну… – Ротман замялся. – Странно ты себя ведешь, Лу. Ты будто и ни при чем. Но раз уж такое дело, я лучше…

– Быть может, лучше я? – перебил я его. – Давай-ка я поговорю, а ты послушаешь, и тогда, может, ничего странного не увидишь. Когда Майк упал, с ним на лесах был клепальщик. Работал сверхурочно. Один. А должны вдвоем – один на молотке, другой на поддержке. Ты мне сейчас скажешь, что ему там вообще нечего было делать, но мне кажется, ты не прав. Он же мог и не клепать. Он мог инструмент собирать или еще что-нибудь.

– Но ты же всего не знаешь, Лу! Этот человек…

– Знаю. Случайный человек, работал по разрешению. В город его принесло без гроша в кармане. Через три дня после смерти Майка он уехал в новом «шеви», за который заплатил сразу и наличными. Выглядит скверно, однако не обязательно что-то значит. Может, в крэпс всю эту капусту выиграл или…

– Но ты по-прежнему всего не знаешь, Лу! Конуэй…

– А ну-ка давай проверим, что я знаю, – сказал я. – Компания Конуэя была на этом строительстве не только подрядчиком, но и архитектором. И он не предусмотрел места для бойлеров. Чтобы их поставить, нужно было многое переделать, и он отлично знал, что Майк таких переделок ни за что не одобрит. Либо так, либо Конуэй теряет несколько сотен тысяч долларов.