В тех случаях, когда Монкальм отдавал предпочтение сосредоточению сил в Ниагаре и отводу вооруженных сил с двух других театров военных действий, Водрейль хотел оборонять все три одновременно и даже совершать донкихотские вылазки в провинцию Онтарио, хотя и не мог объяснить, с помощью каких ресурсов. Единственный пункт, по которому их мнение совпадало, заключался в предположении, что главное наступление британцев летом 1759 г. будет направлено на озеро Шамплейн. Оба отбросили возможность атаки на Квебек.
Правда, губернатор заявлял, что он не будет сражаться за Квебек даже в том случае, если на него нападут, так как фортификации там недостаточно мощны, а город может снабжаться продовольствием недостаточно. Но такова была двуличность этого человека: он использовал гипотетический пример атаки на Квебек в качестве средства, с помощью которого можно ни во что не ставить строгие приказы Беррьера. А тот требовал передать Монкальму все военные вопросы. Водрейль относился к этому ненавистному меморандуму, в существовании которого едва ли он признавался даже себе, следующим образом: «Если англичане атакуют Квебек, то я могу считать себя свободным отправиться туда лично с большинством войск, всем ополчением и индейцами, которых смогу собрать. Сразу после прибытия я немедленно дам бой противнику, и сделаю так неоднократно, пока не заставлю его отступить, либо он разгромит меня простым численным превосходством».
Монкальм возлагал огромные надежды на миссию Бугенвиля. Но все новости, которые он получил из Франции в начале весны 1759 г. заставили командующего понять, насколько опасным было его положение. Военный министр маршал Бель-Иль проконсультировал его в феврале: в 1759 г. не поступит крупномасштабного подкрепления. Поэтому Монкальм должен вести оборонительные и сдерживающие действия до 1760 г., то есть до того времени, когда могут резко измениться обстоятельства в Европе.
Маршал назвал две причины того, что казалось хладнокровным отказом Людовика XV от Северной Америки. Во-первых, если через Атлантический океан отправится огромная армада с крупным подкреплением, то имеется реальная опасность: британцы, учитывая их военно-морское превосходство, могут перехватить ее в середине океана. Результаты окажутся катастрофическими. Во-вторых, Франция сомневалась в том, что конфликт в Америках может быть решен ведением войны в Новом Свете. Даже если крупное подкрепление высадиться в Квебеке, британцы просто дублируют усилия и высадят еще армии. И так будет продолжаться до бесконечности. Бель-Иль намекал, что тем летом в Европе будут искать решение проблемы: «Как мы должны ожидать, англичане обратят все свои вооруженные силы против Канады и атакуют вас одновременно на нескольких фронтах. Вы должны ограничить свои планы обороной самых важных пунктов и тех, которые расположены наиболее близко друг к другу, чтобы, сосредоточив свои силы в пределах границ внутренней части, каждый пункт мог быть поддержан и усилен остальными. Однако какой бы малый редут или „котел“ вы ни защищали, мы должны сохранить свои плацдармы в Северной Америке. Единожды потеряв эту страну, станет почти невозможно вернуть утраченное».
Монкальм, хотя и ответил, что он и его солдаты будут защищать колонию до последней капли крови, был не столь жизнерадостным. Он сообщил Бель-Илю: «Если нам не будет сопутствовать неожиданная удача, если мы не сможем осуществить отвлекающий маневр где-нибудь в Северной Америке или британцы не допустят вопиющих военных ошибок, Канада падет в течение наступающего сезона военной кампании. Численность английских вооруженных сил составляет 60 000 солдат, у нас — 11 000. Они хорошо организованы, а наша власть здесь ничего не стоит. У них есть продовольствие, у нас его нет».
Ссылка на продовольствие не была просто риторической. Урожай 1758 г. был одним из худших на памяти живущих, зима оказалась самой холодной. Наиболее страшной из всех проблем стала проблема морального состояния. Французские колонисты в течение длительного периода оказались на краю несчастий, и у них не было доверия к Водрейлю и Биго, нервы начинали сдавать. И вновь Монкальм привлек внимание Бель-Иля к повсеместной коррупции в Канаде, из-за которой французы теряли своих союзников-индейцев. Биго и его закадычные друзья направляли в свои собственные денежные сундуки субсидии, которые, как предполагалось, предназначались для индейцев, чтобы сохранить дружбу с ними.
«Если дикари действительно получили бы четверть того, что было предназначено для них, то на стороне короля сейчас были бы все краснокожие до единого, а у англичан не осталось бы никого».
Переходя к самой военной кампании, Монкальм сообщил, что будет обороняться на озере Шамплейн, так как в результате британского военно-морского превосходства озеро Онтарио обречено на потерю. Не учитывая возможность атаки на Квебек, командующий добавил: если британцы подступят к реке Св. Лаврентия со стороны Атлантического океана, то, безусловно, французы не смогут остановить их. Там у них нет флота.
Такой была обстановка, когда 12 мая Бугенвиль прибыл в Квебек, привезя с собой письма и депеши из Франции. На этот раз его задержали не ветры и волны, а лед. Корабль застрял в ледяных полях Ньюфаундленда на двадцать два дня. Эксперт в получении новостей, Водрейль сообщил: вслед за посланником из Бордо идет флот в составе семнадцати кораблей с полным снабжением и боеприпасами. Хотя и правда, что суда с жизненно важным снабжением смогли пройти через океан, информация, о которой губернатор умолчал, заключалась в том, что численность прибывающих войск составляет всего 328 солдат. Но в контексте ограничений хлеба и мяса, продолжавшихся в течение всей зимы в Квебеке, первостепенное значение имела новость о продовольственном снабжении. Поэтому некоторое непродолжительное время все очень радовались, моральное состояние французов заметно улучшилось. На Бугенвиля едва ли обратили внимание. Он прибыл в Квебек в 8 часов вечера и немедленно отправился вниз по реке в Монреаль, где встретился с Монкальмом.
— И немногое драгоценно для тех, кто не имеет ничего, — сказал Монкальм, пожимая плечами.
Двое людей занялись обсуждением личных дел, сведения о которых привез с собой Бугенвиль. Новости оказались печальными: перед отплытием из Франции он слышал, что умерла одна из дочерей Монкальма. Командующий воспринял это известие со скорбью, достойной стоика, что является одной из его положительных характеристик.
«Думаю, — писал он жене, — что это, вероятно, бедняжка Мире, похожая на меня. Я ее очень любил».
Но он сделал попытку взглянуть на новости и с иной точки зрения.
«У нашей дочери удачный брак. Полагаю, что отказался бы от всех почестей, будь я рядом с тобой. Но королю необходимо повиноваться. Момент, когда я снова увижу тебя, станет самым счастливым в моей жизни. Прощай, любимая моя, думаю, что сейчас люблю тебя так, как никогда раньше».
Это откровение, позволяющее увидеть нежного Монкальма, глубоко скрытого за его воинской деятельностью, частично объясняет, почему он всегда был фаворитом историков.
Какой бы угнетающей ни была общая картина, нарисованная Бугенвилем, Монкальм находил утешение, по меньшей мере, в том факте, что Версаль наконец-то открыл глаза на размеры коррупции в своей североамериканской колонии. Но, как добавил Бугенвиль, это и был тот самый случай, когда врач появился после того, как больной уже умер.
Наконец-то подготовили две вещи, чтобы затянуть петлю на шее интенданта Биго. Версаль пришел в ярость, что королевская прерогатива нарушена его долговыми обязательствами или ордонансами (указами), которые он выпускал, действуя самолично в качестве якобы законного представителя.
Но между тем интендант попал в ловушку, подготовленную им самим. Чем больше прихвостней и закадычных друзей он вовлекал в свои грандиозные замыслы взяточничества и мошенничества, тем труднее было их контролировать, держа крышку на медленно кипящем котле. Когда его мелкие чиновники приходили за подписями на слишком крупное мошенничество даже для Биго, и он начинал протестовать, они переходили к угрозам, что раскроют всю гнилую систему, если он не подпишет.
