Невероятное облегчение переполняет меня, когда я бегу к выходу, с трудом поспевая за широкими мамиными шагами. Отчасти мне приятно избавиться от человека, который считает мою жизнь ложью. Но сильнее всего меня радует то, что причина, по которой я не помню доктора, все-таки оказалась самой простой: после сегодняшнего дня он исчезнет из моей жизни.

Мы успеваем проехать несколько кварталов, прежде чем я понимаю, что мама выбрала самый длинный путь до школы: вместо того чтобы проехать напрямик, мы объезжаем город по шоссе. Разумеется, здесь более благоприятный скоростной режим, однако мне кажется, что отнюдь не ограничения скорости заставили нас сделать крюк на север, вместо того чтобы напрямую проехать на юг.

Мама выбрала этот путь не потому, что он быстрее, а потому, что он полностью, абсолютно и бесповоротно исключает любую возможность проехать вблизи, мимо или вокруг городского кладбища.

И это тоже доставляет мне некоторое облегчение.

— Снова ходила к врачу?

— Да, — подтверждаю я, невинно улыбаясь Хенне Фассбиндер, школьной секретарше и, как мне кажется, заядлой кошатнице.

Слегка насупившись, Хенне начинает забивать нужные данные в мой компьютерный файл своими длиннющими ногтями, которыми при желании можно вскрывать банки с газировкой сбоку, как консервным ножом.

Я переминаюсь с ноги на ногу в надежде, что она заметит это и поторопится. Дело в том, что мне бы хотелось добраться до своего шкафчика до того, как закончится урок: так меньше вероятность совершить ошибку.

— Торопишься? — спрашивает Хенне.

— Нет, — отвечаю я, выжимая очередную улыбку. Она снова хмурится.

Наконец Хенне Фассбиндер заканчивает печатать и откидывается на спинку своего крутящегося кресла. Затем выдвигает канцелярский ящик, быстро находит папку с моим именем и вкладывает туда записку, написанную моей мамой всего несколько минут назад. Наверное, на ней еще даже чернила не успели высохнуть.

Я догадываюсь, что мисс Фассбиндер дождется, пока я уйду, а потом тщательно сравнит почерк на сегодняшней записке с предыдущими.

Повернув голову, украдкой бросаю взгляд на большие часы, вмонтированные в бежевую стену у меня за спиной. Время 9:25. Звонок прозвенит через три минуты, и это меня почему-то нервирует. Ладно, зато я пропустила физкультуру, выполнение домашней работы и начала анализа. Неплохо.

В конце концов секретарша протягивает мне разрешение на вход в школу, и когда я беру у нее пропуск, то замечаю на ее наманикюренных ногтях аппликации в виде маленьких кошечек. Выглядит так, словно глупые котики беспечно бегали по ярко-красному цементу, а потом вдруг увязли и застряли в нем навсегда.

Бедняги!

Я вешаю сумку на правое плечо и выбегаю из кабинета. Пулей проношусь через центральный зал и со всех ног мчусь по главному коридору, ведущему к библиотеке, при этом вид у меня такой, будто я что-то украла и пытаюсь удрать до того, как на меня падет подозрение.

Я успеваю добежать до середины коридора, и тут раздается оглушительный звонок с третьего урока, от которого у меня обрывается сердце и сжимается желудок. Вскоре я уже плыву в толпе взбудораженных учеников, прогуливающихся под ручку парочек и группок, которым очень пошли бы футболки с надписью: «Попробуй, подойди!».

Я стараюсь ни с кем не встречаться взглядом, однако это не всегда удается. Вот, например, Пейдж Томас, одетая в фиолетовую футболку, идет навстречу и с преувеличенным энтузиазмом машет мне рукой. Интересно, чем вызвана такая бурная радость? Я не знаю ответа, но на всякий случай перекладываю сумку в левую руку, чтобы сердечно помахать ей в ответ.

А потом я вспоминаю.

Очень скоро Пейдж отведет меня в сторонку и попросит познакомить ее с Брэдом, с которым я сижу на занятиях в математическом классе. Хм. За кого она меня принимает? За Купидона?

В том месте, где главный коридор выходит на просторную площадку перед библиотекой, которой в нашей школе пользуются только для выполнения домашних заданий, Карли Линч проводит регулярный смотр своей свиты. Насколько я знаю, сегодня никаких матчей не ожидается, однако безликие рядовые армии Карли все как одна одеты в черно-бело-красную чирлидерскую форму и старательно конспектируют каждое слово своей предводительницы. Честное слово, не вру.

Прямо посреди запруженного коридора!

Веселушка Алекс Морган строчит в блокноте дурацкой ручкой с помпончиком на конце, умудряясь излучать оптимизм и школьный дух даже во время этого нехитрого процесса.

Проходя мимо, я замечаю на точеной правой скуле Карли переводную татуировку с изображением талисмана команды «Тигров». Я представляю, как сегодня утром она стояла перед зеркалом, пытаясь найти идеальное место для своей татушки, и невольно прыскаю со смеху.

Карли замечает мою улыбку и угрожающе прищуривается. Несколько секунд она демонстративно оглядывает меня с головы до ног, затем картинно встряхивает гривой белокурых мелированных волос и громко сообщает своей свите:

— Мне кажется, ей нужно носить вещи на размер больше. Эти джинсы ее просто уродуют.

Я втягиваю голову в плечи, но напоминаю себе, что с каждым днем становлюсь красивее. Немногие ученицы средней школы могут похвастаться таким знанием. И еще я знаю, что, в отличие от меня, Карли никогда не будет выглядеть лучше, чем сейчас.

Миновав опасную компанию, я продолжаю прокладывать себе дорогу через запруженный и галдящий коридор и вдруг слышу, как кто-то из чирлидерш громко кричит мне вслед:

— До встречи, Сумасшедшая кошатница! [2]

Эта острота, вызывающая у свиты Карли приступ истерического хохота, ставит меня в тупик и в то же время всерьез пугает. Я стараюсь не думать о том, какую пакостную шутку придумали тупые и злобные чирлидерши на этот раз.

Наконец я добираюсь до тихой гавани школьных шкафчиков, возле которых уже стоит моя лучшая подруга Джейми Коннор, сегодня вызывающе похожая на проститутку.

Воспоминания о Джейми Коннор присутствуют на всем обозримом отрезке моей жизни, только сегодня, когда она стоит передо мной и машет рукой Брайану Уотерсу и Футболисту Джейсону, моя подруга выглядит заметно моложе и гораздо беззаботнее. Проходящие мимо парни на ходу приветствуют друг друга, смачно ударившись ладонями поднятых рук, но мне даже не хочется узнавать, в чем тут дело.

Джейми всегда будет такой, как сейчас: девочкой, с которой мальчикам нравится крутить любовь, но не встречаться и которую девочкам еще больше нравится ненавидеть. Поэтому я всегда буду ее единственной подругой.

Я не могу ненавидеть Джейми — я помню ее доброту.

— Привет! — мурлычет она, не сводя глаз с мальчиков. — Как денек? У меня паршивый. Мне влепили дисциплинарные часы.

Джейми никогда не ждет ответов на вопросы, которые задает. Она вываливает их для того, чтобы самой на них отвечать. Я не возражаю. Честно говоря, мне не очень нравится отвечать на вопросы. Мне нравится отмалчиваться в сторонке.

— За что? — спрашиваю я, пытаясь вспомнить код от своего шкафчика. Я знаю, что он записан у меня в телефоне, но не хочу заглядывать туда.

— 30-22-5, — сообщает Джейми. — У нас был тест по истории, а я ничего не выучила, поэтому краешком глаза заглянула в листок Райана Грини, и вдруг — бац! — мистер Берджес вырастает прямо надо мной. До сих пор не могу понять, как это я не учуяла его издалека! Может, заболела? Потрогай мне лоб — горячий?

Джейми хватает меня за свободную руку и прикладывает ее к своему лбу.

— Нет, — говорю я, убирая руку.

Она распахивает пошире дверцу моего шкафчика и, не переставая тараторить, любуется своим отражением в зеркале. Моя лучшая подруга Джейми ни разу в жизни не рассекала волны на доске, однако ей от природы досталась внешность типичной серферши с обложки модного журнала. У нее глаза цвета океанской волны, а светлые волосы длиной до подбородка выглядят так, будто сначала вымокли в соленой воде, а потом высохли под жарким солнцем. Прибавьте к этому модельную худобу, шоколадный загар, мускулистые ноги под очень короткой юбкой и отсутствие чулок. В октябре.