Я начала с самого начала и, когда прочитала записи о двух-трех первых свиданиях, была уже готова набрать номер Люка, принять его извинения и поставить на этом точку.

Но потом я стала читать по-другому — постоянно держа в уме его предательство. Каждое якобы приятное мгновение я безжалостно пропускала сквозь фильтр лжи, и оно становилось гораздо хуже… и грязнее. Все это время у Люка были от меня секреты, он никогда не позволял мне увидеть себя настоящего!

Но ведь у меня тоже были секреты от него.

И я не позволяла ему увидеть настоящую себя.

Получается, мы оба виноваты?

Нет, его ложь все равно хуже.

Ведь правда?

Рядом со мной звонит сотовый телефон, и я знаю, что это Люк, хотя стерла его номер из памяти. Я принимаю решение проигнорировать звонок, но моя рука оспаривает вердикт мозга и поспешно откидывает крышку телефона. Ну что ж, придется поговорить.

— Да? — тихо произношу я.

— Привет, — выдыхает в трубку ласковый голос, от которого у меня мурашки бегут по спине. Зачем он врал? Если бы я не разозлилась на него, то сейчас смотрела бы в его васильковые глаза… — Привет, — отвечаю я.

— Я помню, ты сказала, что тебе нужно время, но я не смог не позвонить, — начинает Люк.

— Ты не оставляешь меня в покое! — шиплю я, решив не позволить ему так легко растопить мое сердце. Пусть он шикарный и замечательный, но он меня обидел. Я до сих пор чувствую это в строчках, которые написала себе в субботу ночью.

— Я знаю, — тихо и беспомощно говорит он. — Что мне сделать, чтобы все исправить?

В такие моменты очень полезно иметь воспоминания о будущих романах. Сейчас мне, шестнадцатилетней, хочется забыть обиду. Уступить. Столкнувшись с мольбой и раскаянием мальчика с внешностью будущей звезды Голливуда, я готова закрыть глаза на некоторые… скажем так, ошибки. Всем своим существом я готова его простить.

Но я помню пусть не такую же точно, но похожую ситуацию в будущем, когда кажущийся вполне надежным служебный роман вдруг закончится крахом, поэтому в глубине души твердо знаю — порой очень полезно пожить с чувством вины, потомиться наедине с тем, что ты натворил. Иногда с примирением стоит подождать.

А иногда, после такого томления и кипения, любовная горячка проходит, словно и не бывало.

Я не знаю, как сложится у нас в будущем, зато знаю, что пока не могу закрыть глаза на ложь Люка. А значит, сегодня прошения не будет.

— Люк, ты ничего можешь сделать, — твердо говорю я. — Я сказала, что мне нужно время, чтобы все обдумать, и если ты действительно меня любишь, то отнесешься к этому с уважением.

Я морщусь, говоря все это, и мне кажется, что Люк делает то же самое, слушая. Он молчит несколько секунд.

— Хорошо, Лондон, — говорит он наконец с такой грустью, от которой у меня слегка разбивается сердце. — Я оставлю тебя в покое.

Мне отчаянно хочется крикнуть: «Нет, не надо!» — но я говорю:

— Спасибо, Люк. — И отключаю телефон прежде, чем успеваю дать ему обещание, которое, возможно, не смогу сдержать.

Я сижу возле кровати, перед пустой шляпной коробкой, среди разбросанных по полу хроник нашего романа, и заливаюсь слезами. Не хочу быть такой ранимой. Не хочу думать обо всем этом. Не хочу, чтобы мне хотелось его простить.

Но сильнее всего я не хочу, чтобы он лгал мне.

Я высвобождаю ноги из-под бумажных завалов, забираюсь на кровать, утыкаюсь лицом в подушку и сотрясаюсь в рыданиях. Я не слышу, как входит мама, она просто вдруг оказывается рядом, гладит меня по волосам, похлопывает по спине и говорит, что все будет хорошо.

«Нет, не будет!» — думаю я про себя.

Ничего никогда не будет хорошо.

Вот что я знаю: сейчас почти семь утра, среда, и я уже устала от этого дня. Целый час я читаю роман из собственной жизни, ахая, кусая ногти, улыбаясь и содрогаясь — без конца, то одновременно, то попеременно.

Как все это могло произойти?

Если бы мои записки попались на глаза какому-нибудь стороннему наблюдателю — представим на секундочку, что случайный прохожий забрался сегодня утром в мою спальню и решил убить время за чтением, — то кого он увидел бы на этих страницах? Одинокую девушку, обиженную своим парнем, переживающую из-за противозаконного романа подруги, живущую с лгуньей-матерью и без смывшегося отца, умирающую от страха перед грядущим горем, грозящим принять образ мертвого ребенка.

Спрашиваю еще раз: как все это могло со мной произойти?

И единственный отсвет солнечного лучика в этой безысходной тьме — осознание того, что я все- таки кое-что изменила. Пусть это было микроскопическое, но все-таки изменение.

Одним простым решением, принятым несколько месяцев назад, я спасла Пейдж Томас от жесточайшего разочарования в ее жизни.

Волшебное мерцание мельчайшего кванта света дает мне надежду на то, что я смогу найти силы изменить что-то и в своей судьбе.

Стараясь не забывать об этом, я нашариваю пушистые тапочки, которые не помню, как оставила возле кровати, и бегу в ванную, чтобы приготовиться к тому, что может принести мне очередной школьный день.

Я держу металлическую дверцу таким образом, чтобы наблюдать за расположенным напротив шкафчиком Джейми Коннор и при этом оставаться незамеченной. Я смотрю в зеркало на двери и жду. Между прочим, сегодня я выгляжу так, что сама собой любуюсь, но никто все равно не обращает на меня внимания.

Поскольку теперь мне видно все, что происходит у меня за спиной, я знаю, что мальчик с утренних фотографий недавно прошел мимо — медленно, неуверенно, словно хотел, чтобы его остановили.

Но никто его не остановил.

А он все-таки ждет — и это хорошо.

Наконец я узнаю в толпе пышную светлую прическу и оборачиваюсь, желая убедиться, что это действительно Джейми. Она сегодня в слишком узких выцветших джинсах и ярко-розовом топике, который выглядит вполне невинно со спины, но я-то знаю, насколько глубокий у него вырез спереди.

Я с такой силой шарахаю дверцей, что замок защелкивается сам собой, и начинаю проталкиваться между двумя рядами учеников, не сводя глаз с Джейми. Когда я добираюсь до нее, мне приходится несколько раз кашлянуть, чтобы Джейми заметила мое присутствие.

— Привет, Джей! — весело говорю я.

— Привет, — цедит она, поворачиваясь спиной к своему шкафчику.

— Как дела?

— А тебе не все равно? — спрашивает она, глядя прямо перед собой.

— Конечно же, нет, Джейми, ведь ты моя лучшая подруга! — с нажимом заявляю я. На этот раз она переводит взгляд на меня, но тут же отворачивается к шкафчику.

— Неужели? — переспрашивает она, захлопывает шкафчик и, бросив на меня последний взгляд, удаляется на свой первый урок.

Взвесив свои возможности, я решаю отправиться в класс, вместо того чтобы броситься догонять Джейми и предпринять еще одну попытку договорить с ней, рискуя заработать штрафные часы после уроков. Честно говоря, я не уверена, что смогу находиться в одной аудитории с мистером Райсом.

Джейми продолжает демонстрировать мне свою неприязнь, но у меня все-таки появляется надежда. Где-то в глубине души я чувствую, что смогу изменить будущее к лучшему. Пускай эти изменения не помогут мне спасти Джейми прямо сейчас. Но все равно что-то изменится. Мне нужно хотя бы одно маленькое изменение, которое даст мне силы, необходимые для попытки изменить что-нибудь большее.

Например, выяснить, что со мной произошло на самом деле.

Узнать своего отца.

Вспомнить Люка.

Помочь Джейми.

Спасти ребенка.

Звонок, оповещающий о начале урока, выводит меня из оцепенения, и вскоре я уже влетаю в библиотеку и спешу к партам для самостоятельной работы. Миссис Мэйсон поднимает глаза от своей работы, чтобы безмолвно сообщить мне, как она огорчена моим опозданием. Я кротко улыбаюсь и поспешно семеню к единственному пустующему месту — наискосок от этого парня.

Люка Генри.