– Что вы, что вы, – поспешил успокоить ее Мустафин и открыл дверь комнаты, используемой им в качестве рабочего кабинета. – Проходите, прошу вас. Садитесь!.. Если не ошибаюсь, вы – Портнова Евдокия Ивановна. Я собирался встретиться с вами, но вы были заняты…
– Да, я была занята эти дни, – все тем же тихим, ослабшим голосом произнесла она, пытаясь изобразить на лице нечто похожее на улыбку, – а теперь вот свободна, как видите…
Казалось, еще миг, и из глаз ее хлынут слезы, но она прикусила губу, сжалась в комок и, посидев так немного, проговорила с дрожью в голосе:
– Мы похоронили ее и, не знаю почему, меня потянуло сюда…
Из зала послышались звуки пианино – и нестройные детские голоса, перебивая друг друга, запели:
Пусть бегут неуклюже
пешеходы по лужам,
а вода по асфальту – рекой…
Мустафин встал и быстро прикрыл дверь.
– Простите, – сказал он растерянно, – у дочери день рождения…
– А-а, – привстала Портнова. – Ну, тогда мне лучше уйти. Я приду завтра…
– Ни в коем случае! – он решительно остановил ее. – Вы поступили совершенно правильно, придя сюда. Садитесь, пожалуйста, и расскажите, что вас тревожит. Я уверен, вы пришли не случайно.
– Видите ли, – чуть ободрилась она, доверчиво посмотрев на следователя полными слез глазами, – в жизни иногда на многое не обращаешь внимания, многое пропускаешь мимо ушей и глаз, многое просто забываешь… Горе же заставляет вспомнить все, и не просто вспомнить, а пережить заново, оценить по-иному. Вот и я тоже вспомнила одну странную историю. Да, странную, даже похожую на сказку. Я видела его всего один раз…
– Кого? – сразу же насторожился следователь.
– Призрака… – нахмурилась она и опустила глаза. – Да, да, призрака. Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума. Нет, хотя в моем положении и немудрено… Так слушайте. Этот случай произошел больше года назад, как раз после новогоднего праздника. Было около десяти часов вечера. Я возвращалась с работы – в то время мы составляли годовой отчет и приходилось засиживаться допоздна. Когда проходила через лесопарк, то увидела впереди темную фигуру. Она стояла на дороге. Сначала я подумала, что это какой-нибудь ряженый, но фигура продолжала стоять прямо на моем пути, и я невольно приостановилась. Фигура сделала несколько шагов мне навстречу. Освещения в том месте не было, но я сумела кое-что разглядеть. Человек этот был в темном полушубке и темной меховой шапке. Шея и голова до самого носа замотаны шарфом. Я стояла и смотрела на него как загипнотизированная. Внутри у меня все сжималось от страха.
Портнова тяжело задышала, приумолкла и, посидев так с полминуты, вновь вернулась к своему рассказу. Голос ее все дрожал:
– Не знаю, как я выдержала. Хотелось бежать, но ноги не слушались меня. Человек в темном словно пытал меня своим молчанием. Я уже хотела кричать, как он наконец заговорил, прямо через шарф. Чувствовалось: говорил каким-то не своим, глухим голосом. Помню, сказал: «Я не желаю тебе зла. Не стану ни убивать, ни грабить. Но за твоим муженьком числится должок. И ты должна заплатить его мне…»
«Кто вы? Какой должок? Что он такого сделал?» – пыталась выяснить я, но человек в полушубке был непреклонен и продолжал твердить свое. За ним, мол, числится должок, и если ты хочешь, чтобы я оставил тебя и его в покое, то должна сейчас же пойти за мной и сделать то, что я скажу…
Вы знаете, я не верила в происходившее. Думала, может, это просто сон или видение какое. Но это все было наяву. Я прямо заявила незнакомцу, что никуда с ним не пойду, если даже он будет бить меня. Но он бить не стал, а сказал просто: «Хорошо, возвращайся домой и подумай еще раз. Если надумаешь, то приходи завтра сюда в это же время. Не придешь – жди беды…»
Я не помню, как добралась домой, как вбежала в комнату и упала на кровать. Хорошо еще, муж был в командировке, а дети спали, не видели ничего… Всю ночь я бредила, а утром немного успокоилась и пошла на работу. Я никому ничего не рассказывала. Даже мужу. Ни на какое свидание с незнакомцем, конечно, не пошла. Старалась все скорее забыть, но такое, оказывается, не забывается…
Следователь придвинул стул ближе к креслу, в котором сидела Портнова:
– Евдокия Ивановна, а вы не угадывали в «призраке» кого-либо из своих знакомых? Может быть, он был похож на кого-то. Может быть, одежда…
– Да что одежда! – беспомощно вздохнула она. – У нас в таких полушубках и шапках полпоселка ходит. Буровики все же… Нет, нет, я не узнала его ни по одежде, ни по голосу…
– И все же, почему вы не решились рассказать о происшедшем мужу?
– Видите ли… – Она облокотилась на боковину кресла, подпирая рукой голову. – Все, что случилось, выглядело слишком странным и необъяснимым… А потом как-то улеглось, забылось… О происшедшем я рассказала мужу только сегодня, после похорон. Не знаю, какое оно может иметь отношение к нашему несчастью… Может, и никакого. Это уже, наверное, вам решать. Я рассказала все, ничего от вас не утаила.
– Не сомневаюсь, – кивнул следователь, – но позвольте задать вам еще один вопрос. – Этот намек на должок… Что может служить поводом для подобного разговора?
– Не знаю, – вздохнула Портнова. – Ведь незнакомец не стал ничего объяснять. Если он имел в виду деньги, то никаких долгов за нами не числится – я это могу сказать уверенно. На работе у мужа тоже, кажется, порядок. Ну, а если… если говорить о женщинах, то все в поселке считают его однолюбом. И я верна ему – этого никто опровергать не осмелится.
– Ну что ж, спасибо, – встал с места следователь. – И вот что. Если у вас еще осталось хоть немного сил, то нам следует продолжить разговор в более официальной обстановке… В прокуратуре. Ваши показания я должен занести в протокол.
– А как же ваша дочь, гости?
– Ничего, – обронил следователь. – Как говорят, торжественная часть прошла, а попеть и потанцевать всегда успеется. – Он спохватился: – А муж случаем не с вами?
– Да, он ждет в машине.
– Тогда идемте. Заодно и с ним побеседую еще раз…
Из протокола допроса потерпевшего Портнова Владимира Николаевича:
«…Сегодняшний рассказ жены о каком-то человеке в темном полушубке, пытавшемся шантажировать ее, намекая на «должок», поставил меня в крайнее недоумение. Кто этот человек и чего он хотел от нас, неизвестно. Я могу лишь повторить, что никакого вреда никому не причинял и повода для мести, зависти или ревности не подавал. Рябова, с которым у нас вышел конфликт по работе, я с тех пор, как его судили, больше не встречал, каких-либо писем, записок не получал…»
Из сообщения начальника исправительно-трудового учреждения:
«…Осужденный за злостное хулиганство Рябов Петр Егорович назначенное ему наказание полностью не отбыл, умер в межобластной больнице от рака легких…»
Оперативно-розыскная группа во главе с майором Салиховым обобщала полученную за день информацию, когда в поселковое отделение милиции вбежала, запыхавшись, взволнованная до крайности женщина и закричала, простирая руки к сидевшему за барьером дежурному:
– Скорее! Скорее! Да что же вы сидите!
– В чем дело? Что случилось? – словно по команде повскакивали с мест оперативники.
– Спокойно, товарищи, – поднялся Салихов. И, подойдя к барьеру, сдержанно спросил, обращаясь к женщине: – Ваша фамилия?
– Бондарева.
– Где вы работаете?
– В жилищно-коммунальной конторе.
– Хорошо. А теперь расскажите, что произошло.
На мгновение воцарилась тишина, все вернулись на свои места. Возле барьера остался стоять лишь Салихов.
– Вы знаете, шла я сейчас лесом, по дороге, что невдалеке от поляны, где убийство совершилось… Иду, значит, себе спокойно, слушаю, как птицы щебечут. И вдруг из кустов выбегает на дорогу человек, дышит тяжело, стонет будто. Я – сразу в крик, испугалась больно, а он – руками за голову, прыг через дорогу – и снова в кусты. Только я его видела. Ох, и страшным показался мне этот человек! Не то черт, не то леший какой. Не помню даже, как выбралась из леса. Лишь на опушке и опомнилась от страха. А как пришла в себя да успокоилась немного, то грешным делом подумала: что делал там этот человек, на поляне-то? От кого и зачем бежал? Подумалось мне, прости меня господи, уж не он ли загубил девочку-то…
