— Бежим! — взревел Ксавье.

Не успели они выскочить наружу, как туннель обрушился. Кашляя и отплевываясь, моряки остановились под стенами дворца. Ксавье тоже стоял, жадно глотая горячий воздух. Он поднял глаза на грозные башни и бойницы на дворцовой стене и понял, что пути назад у него нет.

— Возвращайтесь! — приказал он. — Немедленно!

Все еще кашляя, моряки послушно побежали к причалу.

О'Брайен вдруг остановился и обернулся:

— Капитан! Разве вы не с нами?

— Нет! — отрезал Ксавье.

Глаза О'Брайена удивленно расширились.

А Блэкуэлл уже побежал к главным воротам. Во что бы то ни стало он должен найти ее. Он не имел ни малейшего представления, смогут ли они потом сбежать от варваров. Он лишь знал, что должен найти ее.

И вдруг ворота приоткрылись, выпуская четверых беглецов. Два солдата… араб в рабском ошейнике… и женщина!

Ксавье замер. Солнце уже угасало, однако он ни с чем не смог бы спутать эти рыжие волосы. Блэкуэлл кинулся к ним.

— Александра!

Она обернулась. Он увидел прекрасное лицо, покрытое засохшей кровью и грязью. Она протянула к нему руки и побежала.

— Ксавье! Ксавье!

Он летел, не чуя под собой ног.

Они обнялись. Ксавье не обращал внимания даже на то, что за ней бегут два огромных турка. Он сжал в ладонях ее лицо, чувствуя, как бешено бьется сердце.

— Нам надо выбираться как можно скорее!

— Я готова. Я пойду за тобой хоть на край света!

Она сказала это так, что Ксавье не смог сдержать улыбку.

— Бежим! — И рука об руку они кинулись прочь.

— Постой! — вдруг вспомнила Алекс. — Мурад!

Раб стоял, глядя им вслед. Он не двинулся с места — только качнул головой.

— Мурад! — закричала она. Ксавье все понял.

— Давай, парень, у нас мало времени. Мы должны сейчас же бежать — иначе не успеем выбраться из гавани!

— Нет! — отвечал Мурад, и слезы на его прекрасном лице смешались с кровью и потом. — Я желаю вам счастья — и да пребудет с вами великий Аллах!

Блэкуэллу было невдомек такое упрямство — да и не было времени в нем разбираться. А кроме того, он сам был человеком с железной волей и отлично понимал, когда сталкивался с чем-то подобным. Судя по всему, решение раба остаться было незыблемым. Капитан взял Алекс за руку и сказал:

— Бежим.

Ее сердце разрывалось от горя. Слезы застилали глаза. Алекс не в силах была сдвинуться с места.

— Пожалуйста, беги с нами! Ну хотя бы выберись из Триполи!

— Мое место здесь. Прощай, Алекс! — сдавленно произнес он. — Я тебя люблю!

Алекс зарыдала. Ксавье подхватил ее за талию, и они побежали догонять остальных моряков.

Алекс, полуживая от усталости, лежала на узкой койке. Каждое движение давалось с трудом, но о сне не могло быть и речи. Душа ее ликовала. Они сбежали!

Они изменили ход истории.

Словно пузырьки в шампанском, где-то в груди вскипал смех. Она не удержалась и хихикнула.

Алекс отвели личную каюту коммодора Пребла. Как только она ступила на борт флагмана, сей джентльмен с чувством поцеловал ей руку, осведомился о ее здоровье и посетовал на недосмотр властей Соединенных Штатов, попустительствовавших почти двухгодичному содержанию в плену их соотечественницы. Коммодор непременно желал, чтобы гостья занимала его каюту.

Алекс устало прикрыла глаза. Она все еще с трудом верила в происходившее. Она свободна, совершенно свободна, и она вместе с Блэкуэллом. Она на борту флагмана Пребла и только что выбралась из самой гущи настоящего морского боя, и собственными глазами видела множество памятных исторических событий. Боже милостивый! Хотела бы она знать, что ждет ее теперь?

Не оставляло сомнений, что Ксавье не пожалел жизни, чтобы вызволить ее из плена, — значит, он ее любит. Так почему бы им не быть вместе навсегда? Во всяком случае, о возвращении в двадцатый век вопрос отпал сам собою: ведь голубая масляная лампа все равно сгинула вместе с Зу.

Дверь в каюту отворилась.

Алекс прищурилась, всматриваясь в полумрак, и охнула. На пороге стоял Блэкуэлл, высоко подняв зажженную лампу. Он смотрел на Алекс.

Она медленно села.

Как всегда, при виде Ксавье у нее захватило дух, а сердце бешено застучало. Он был в грязной одежде, однако успел смыть с лица кровь и грязь. И конечно, он уже давно сбрил отросшую в рабстве бороду. Несмотря на рваную одежду, на висевшую на перевязи руку и повязку на голове, он все равно ослеплял своим великолепием.

— Я не хотел тебя будить, — сказал Ксавье.

Алекс нервно облизнула губы. Ах, как бы ей хотелось оказаться в его объятиях! Прижаться к нему!

— Я не спала. Разве я смогла бы заснуть? Ксавье… спасибо тебе за все.

Его ноздри затрепетали. Между ними возникло нечто новое. Теперь они понимали, что их встреча неизбежна и что попытка расстаться была и будет огромной ошибкой.

— Я не мог бросить тебя одну в Триполи, Александра.

Алекс спустила ноги с койки. На ней все еще было мусульманское одеяние. Наверняка оно выглядело таким же грязным и изодранным, как и его.

— Пожалуйста, войди.

— Этого не следует делать, — неохотно возразил он.

Алекс удивленно захлопала ресницами и несмело улыбнулась, догадавшись, что Ксавье беспокоится о ее репутации.

— Меня не волнует то, что подумают на корабле. Они и так наверняка не скажут обо мне ничего хорошего. Ведь я целых два года провела в гареме.

— Никому и в голову не приходит думать о тебе подобным образом, — резко ответил он. — Никому и в голову не приходит ничего, кроме того, что ты отважна и прекрасна.

— Пожалуйста, войди, — горячо воскликнула она. — Нам надо поговорить.

Блэкуэлл закрыл за собой дверь.

Алекс, трепеща от волнения, встала и подошла к нему.

— Я обязана тебе жизнью. Как я могла бы выразить вою благодарность?

Он заглянул ей в глаза. Удивительно, каким нежным стал его взгляд.

— Ты ничем мне не обязана. Так поступил бы любой американец.

— Ксавье, — с трудом сдерживая слезы, она погладила его по щеке. Любовь переполняла все ее существо. Ей самой стало страшно от той силы, которой оказалось наделено это чувство.

Он зажмурился. И не смел пошевелиться.

Алекс нежно гладила его лицо, стараясь вложить в эту ласку весь пыл любви и нежности.

И вот они прижались друг к другу, а их губы встретились. Алекс ощущала, как каждая клеточка ее тела переполнилась счастьем, и молча молилась, с жаром отвечая на его поцелуй: «Слава тебе, Господи! Слава тебе!» По щекам текли слезы.

— Что с тобой? — Он взял ее мокрое лицо в ладони. — Почему ты плачешь?

— Я плачу, потому что счастлива, — прошептала она улыбаясь.

Он долго смотрел ей в глаза и наконец улыбнулся в ответ. У Алекс все перевернулось в груди — так редко доводилось видеть эту чудесную улыбку.

— Я тоже счастлив, — произнес Ксавье.

Обнаженные, они лежали, тесно прижавшись друг к другу, на жесткой койке. Сильные руки Ксавье гладили ей спину, руки, бедра. Алекс вздохнула.

— Как бы я ни хотел, я не могу оставаться с тобой, — прошептал он и с невыразимой нежностью поцеловал округлое плечо.

— Держу пари, что весь экипаж и так знает, чем мы тут занимаемся. — Алекс с улыбкой потерлась носом о его грудь. — Мне на это наплевать, так чего же беспокоиться тебе?

— Мне есть о чем беспокоиться, — мрачно откликнулся Ксавье и сел. Алекс тихонько гладила широкие, иссеченные ужасными шрамами плечи. Он тяжело вздохнул.

— Не уходи, — шепнула она.

— Я должен.

Она ни за что не желала его отпускать. От одной мысли об этом сердце болезненно сжималось в груди. Встав на колени, она прижалась к нему всем телом и легонько куснула за ухо. У него вырвался стон. Алекс потерлась о его спину. Он напряженно замер. Она лизнула его в ухо.

— Ведьма, — пробормотал он.

А она гладила мощную мускулистую грудь и ласкала сильный живот. Он напрягся еще сильнее.