А потом торговец рабами подобрал его на окраине какой-то деревушки.

Но где же он теперь?

Ксавье ужасно не хотелось открывать глаза. Однако он заставил себя сделать это.

И очень удивился.

Он лежал в маленькой уютной каморке. Простой шерстяной ковер покрывал пол. Небольшое окошко распахнуто настежь, и снаружи угадывался роскошный цветущий сад. У Ксавье все поплыло перед глазами.

Он действительно лежал на толстом тюфяке. Его нагое тело прикрывала шелковая простыня — в этом не было никаких сомнений. Ксавье поймал себя на том, что с наслаждением гладит пальцами тонкую ткань.

Ведь он давно потерял надежду на то, что когда-нибудь ложем ему будет служить что-то более мягкое, чем простая земля, а тела будут касаться столь восхитительные ткани, а не грубые лохмотья.

Оказалось, что рядом с тюфяком стоит низкий столик. Блэкуэлл медленно приподнялся. Он увидел чайник с горячим чаем, блюдо со свежими финиками и кусок козьего сыра.

В животе громко заурчало. Потекли слюнки.

Ксавье схватил чайник и принялся жадно пить, не замечая, что ароматная жидкость течет по бороде и груди. Выпив все до капли, Блэкуэлл набросился на финики. Никогда в жизни не ел ничего более вкусного!

— Ксавье! Ты очнулся!

Он замер. Он не верил своим ушам, своим глазам.

О, он не забыл ее. Хотя рабство едва не лишило его разума, ее облик всегда оставался в памяти, в самом потаенном уголке, она приходила к нему во сне. Он уже успел забыть, какая она на самом деле красивая. И какую бурю чувств вызывала в душе. Однако теперь все было иначе.

Теперь он ощутил нечто новое. Не просто физическое влечение или преклонение перед чрезвычайной отвагой. Нет, какой-то благоговейный восторг пробудился в душе.

А она заплакала, протянула к нему руки.

Ксавье кое-как отер бороду. Он не в силах был оторвать взгляда от этого прекрасного лица.

— Ты спасла мне жизнь…

— Знаю. — Она опустилась на пол рядом, но не смела дотронуться до него.

— Александра, — пробормотал он, не находя нужных слов, прислушиваясь к охватившему его чувству с радостью. И страхом. — Спасибо тебе.

— Теперь я владею твоей душой, — улыбаясь дрожащими губами, вдруг заявила она.

Ксавье ничего не понял.

— У китайцев есть поверье, если один человек спасает жизнь другому — он навсегда завладевает душой спасенного. — В ее глазах полыхал изумрудный огонь любви.

И Ксавье искренне опасался, что она сказала правду.

Вот уже в который раз Зу пробиралась к Зохаре в комнату. Зохара была сейчас у Джебаля — он пригласил жену пообедать, а если удастся, то и уговорить остаться на ночь.

В комнате было темно, и это обрадовало Зу. Ее сердце учащенно билось от страха и возбуждения. Правда, Мурад тоже был вместе с Зохарой у Джебаля, так что она могла спокойно пошарить в комнате у соперницы.

Зу не давала покоя маленькая блестящая лампа. Она догадалась, что Зохара ею очень дорожит, и надеялась использовать эту вещицу против нее. Мало ли, вдруг именно в ней-то и кроется ключ к прошлому американки! Зу решила разыскать медную лампу.

Она обшарила набитый одеждой ореховый шкаф. Правда, в этот раз соперница перепрятала свои странные вещи. Но Зу не теряла надежды, что рано или поздно Зохара проявит оплошность.

Сейчас в шкафу лежала только одежда, в том числе и бедуинский бурнус, который Зу обнаружила уже давно, но до сих пор не понимала, зачем он нужен американке. Теперь же толстуха злорадно ухмыльнулась. Если Зу покажет его Джебалю, то Зохаре несдобровать. В ящиках комода тоже ничего стоящего не нашлось.

Где же лампа? Та блестящая штука, что светилась в руках у Зохары, словно была заколдованная? И куда подевались все те странные вещицы, которые Зу едва успела рассмотреть? Тогда она лишь мельком видела необычный кожаный мешок и кучу непонятных мелочей на кровати. Единственное, что она толком углядела, была тоненькая синенькая книжечка. Конечно, Зу не умела читать по-английски и тем не менее сгорала от любопытства: что там могло быть написано?

Тут ей пришло в голову, что хозяйка могла перепрятать эти вещи в комнате у Мурада.

Зу уже подобралась к его двери, как вдруг та распахнулась ей навстречу. Зу замерла от неожиданности. Она совсем забыла, что там теперь живет новый раб.

Он стоял перед ней на пороге, держа в руках масляную лампу, и грозно спрашивал:

— Что ты здесь делаешь?

Зу переминалась с ноги на ногу. Раб удивительным образом изменился за какие-нибудь несколько дней. Или она просто не успела заметить, какой он широкоплечий, высокий, какой отличный самец? И она прошлась по его телу откровенным жадным взором. Хотя он все еще был тощим, удивительно развитая мускулатура и идеально сложенное тело возбуждали. Глаза были темными и смелыми. Похоже, он будет довольно красивым без бороды. А какая самоуверенность! Наверняка в прошлом он обладал немалой властью!

А еще он изъяснялся на английском, причем не на ломаном английском, употреблявшемся в Триполи, и не на том странном английском, на котором говорила Зохара. Он произносил слова немного невнятно, в нос. Такого Зу еще не слышала.

Может быть, она знает его? И акцент казался странно знакомым…

— Что ты здесь делаешь? — повторил он вопрос — теперь на ломаном арабском.

— Это мой дом. Я могу делать здесь все, что хочу. А тебе, раб, надо научиться себя вести! Обращайся ко мне «госпожа» и «Лили Зу», а не то пожалеешь!

Он недоверчиво посмотрел на незнакомку, а потом на валявшиеся на кровати вещи.

— Ах, как ты предан своей новой госпоже, — пропела Зу.

Раб ничего не ответил.

— И хотела бы я знать, каков ты будешь без этой своей бороды. — Зу подскочила к рабу вплотную, так что полу прозрачные газовые шаровары коснулись его босых ног. — Ты наполовину седой, но это часто бывает с рабами-европейцами еще в молодости. Сколько тебе лет?

— Двадцать восемь, — сказал он.

Да он совсем молод! И к тому же наверняка очень горяч. Зу была достаточно опытна в таких делах и чувствовала его мужскую силу так же, как чувствовала его уверенность в себе.

На незнакомце были надеты одни шелковые шаровары. Он такой высокий. Наверное, и то, что помещалось в его штанах, должно быть под стать остальному. А для Зу было чем больше, тем лучше. Она облизалась и погладила его по голой груди. И радостно встрепенулась. Он оказался твердым, как скала. И наверняка его мужское орудие такое же твердое!

Он не шелохнулся. Выражение лица оставалось равнодушным. Однако в глубине черных глаз сверкнул огонь. Огонь гнева или огонь страсти? Зу не знала. Да и не особо интересовалась его чувствами.

Она снова погладила его по груди, легонько задела сосок.

— А ты, оказывается, интересное приобретение в нашем хозяйстве, — хрипло шепнула она. — Теперь понятно, почему Зохара не пожалела на тебя денег. Надо же, какая проницательная! — хихикнула толстуха.

— Ты закончила? — поинтересовался раб.

Ее рука остановилась, чтобы поиграть с темной порослью на его груди, — грубо, почти болезненно.

— Не думаю, — промурлыкала она, бросив на него вызывающий взгляд. — Ты давно не был с женщиной?

Он перехватил ее руку и отвел в сторону.

— Я отвечу — нет.

— Разве я тебя о чем-то просила? — ухмыльнулась она, чувствуя легкую обиду.

Он резко оттолкнул ее руку.

— Или я давала возможность выбирать? — игриво прошептала Зу, просунув бедро между ног и прижимаясь к нему. — О, хвала Аллаху! — вырвалось у нее. — Да ты же не евнух.

Алекс с трудом выбросила из головы Ксавье, заходя в комнаты к Джебалю. Он удивительно быстро поправлялся, и она не отходила от него. Ей так хотелось поскорее достичь с ним полного понимания, укрепиться во взаимной любви, позабыть прошлые ошибки и сбежать из Триполи.

Однако за три дня им почти не удалось поговорить, так как Блэкуэлл то спал, то ел — и это было самым лучшим способом поскорее подняться на ноги.

Надо было торопиться. Наступило пятое июня. Время поджимало. Побег следовало совершить как можно раньше, не позднее середины июля. Вдруг жестокая судьба все же постарается привести капитана на плаху?..