Турок издевательски захохотал и повернулся к Ксавье спиной.

Блэкуэлл подошел к Тимми, сжимавшему ушибленное плечо, и осторожно погладил худенькую спину.

— Очень больно, малыш? — мягко спросил он.

Юнга только потряс головой и потупился.

— Этим ублюдкам просто нравится нас мучить! Ведь я же ничего им не сделал!

— Да, им нравится нас мучить, — подтвердил Ксавье, глядя за спину Тимми, туда, где за каменными арками было видно небо. Яркие южные звезды все еще сияли на чернильно-темном небосклоне, где-то вдалеке сливавшемся с покрытым мелкой рябью морем. Над толпой заключенных стоял негромкий гомон, то и дело раздавались стоны и жалобы. Здесь, кроме тридцати пяти человек из экипажа Ксавье, находилось еще не менее сотни несчастных со всех концов света.

Подошел Таббс и протянул Ксавье и Тимми крохотный ломтик хлеба и деревянную чашку с баландой из прокисших овощей.

— Завтрак, — с досадой произнес первый помощник.

Ксавье посмотрел на охранников, раздававших утреннюю порцию. Эти варвары заставляли работать в каменоломне голодных людей. Ведь почти все заключенные страдали от сильнейшего истощения. Какая жестокость! Он обязан освободить этих людей. И поскорее. Но прежде всего надо уничтожить «Жемчужину».

Все торопливо глотали скудную пищу. Блэкуэлл отдал Тимми половину своего куска хлеба и теперь мучился раскаянием, что позволил себе самому съесть суп, которым угощал его француз накануне. Пусть это всего лишь несчастный кусочек баранины и полкружки воды — его надо было отдать Тимми.

Из темной пасти коридора выступил Кадар. Он окинул взглядом толпу и остановился на Ксавье. Блэкуэлл ничего не смог прочесть в темных провалах его глаз. Какое-то время они смотрели друг на друга, но вот Кадар отвернулся и кивнул своим подчиненным. Янычары пошли вперед, на толпу, в воздухе засвистели хлысты.

— Всем встать! На выход!

Ксавье, Тимми и Таббс двинулись вперед, теснимые остальными рабами, спешившими пройти через туннель. Люди шли молча, лишь иногда раздавался удар хлыста и чей-то вопль. Капитан прижал к себе Тимми, чтобы закрыть его своим телом. По молчаливому согласию Таббс прикрыл мальчика с другого бока.

За стенами тюрьмы небо все еще оставалось темным. Вот появились первые розовые сполохи. Колонну рабов прогнали через город дальше, за городские ворота. Ксавье шел босиком, и хотя кожа на ступнях успела загрубеть от офицерских ботфортов, но не настолько, чтобы безболезненно шагать по каменистой дороге. Вскоре ноги покрылись кровавыми ссадинами. Ксавье не обращал на это внимания, хотя заметил, что Тимми болезненно охает, как и многие другие матросы.

Шагая, как заведенный, он погрузился в свои мысли. Александра Торнтон. Вторая жена Джебаля. Может, Джебаль сам подослал ее, чтобы она соблазнила капитана и даже уговорила принять ислам? Или просто вынула из него нужные им сведения?

Засвистел хлыст, кто-то вскрикнул.

Ксавье обернулся. На дороге лежал высокий тощий раб, и на обожженные плечи несчастного раз за разом обрушивались жестокие удары.

Капитан оставил Тимми и стал торопливо проталкиваться назад. Он слышал, как окликнул его охранник, но не обратил на него внимания. Оказавшись возле несчастного — жалкого подобия человека из кожи и костей, он крикнул солдату, заносившему свой кнут:

— Не бей его!

И тут же откуда-то сзади раздался резкий свистящий звук, и его спину обожгло нестерпимой болью. Ксавье выругался. Опять засвистел кнут, и удар по плечу сбил его с ног — на колени. Острые осколки камня безжалостно вонзились в кожу.

— Не надо! Не надо! — тоненько закричал Тимми.

Ксавье находился всего в нескольких ярдах от раба, кое-как стоявшего на четвереньках и явно не имевшего ни сил, ни желания двигаться дальше. Их глаза встретились. Это был испанец неопределенного возраста, из тех, чьи глаза уже стали пустыми. Со лба свисали седые спутанные волосы.

— Я помогу тебе, — сказал Блэкуэлл.

Однако испанец все так же смотрел на него, как на пустое место, словно ничего не слыша.

Ксавье заставил себя подняться на ноги. Рана на спине пронзила болью, однако он удержался и не вскрикнул. Он двинулся было к рабу и тут же пожалел об этом — бич засвистел снова. И прежде чем он успел увернуться, рассек плечо и щеку. Ксавье невольно охнул и закусил губу.

— Возвращайся к остальным, — приказал Кадар.

— Он не может идти, — промолвил Блэкуэлл, стараясь не думать о кровоточившей щеке. — Он слишком слаб, чтобы идти, а тем более работать. Нужен доктор.

— Возвращайся к остальным, — еще более бесцветным голосом повторил Кадар.

— Если не хочешь посылать за доктором, — продолжал Ксавье, — то позволь хотя бы мне помочь ему. Я понесу его остаток пути.

— Он скоро подохнет. Брось его. На его место мы сможем сразу найти другого. Возвращайся к остальным.

— Я хочу ему помочь, — негромко произнес Ксавье.

На сей раз Кадар промолчал.

Ксавье отвернулся и направился к стоявшему на четвереньках испанцу. Свистнул бич, Ксавье напрягся, и все равно резкая жгучая боль оказалась неожиданной. Он знал, что на сей раз его удостоил своим бичом Кадар, но не повернулся, а упрямо шел вперед.

И опять бич ударил его по спине.

Ксавье пошатнулся. Боль была жуткой — как будто это не бич, а кинжал пронзает его плоть до костей. Словно во сне, услышал он тонкий вопль Тимми.

Охая от боли, вздрагивая, Ксавье упрямо шел вперед. Удары бича становились все сильнее. Он упал на колени. На какое-то мгновение Блэкуэлл ослеп от слез и боли.

— Капитан, капитан! — причитал Тимми.

Когда в глазах немного прояснилось, Ксавье осторожно оглянулся через плечо. И наткнулся на все такой же бесстрастный взгляд Кадара. Если стражник и собирался продолжать побои, по нему этого понять было нельзя. И Блэкуэлл снова пошел вперед, ожидая новых ударов.

Однако их не было.

Чувствуя, что сердце его вот-вот лопнет от страха, боли и упрямства, Ксавье склонился над испанцем.

— Давай я помогу тебе, — прошептал он.

На этот раз раб заметил его, и в пустых глазах промелькнуло удивление.

Ксавье подхватил беднягу под руки и помог выпрямиться, однако тот был так слаб, что сразу же повис на Блэкуэлле всем телом. Спина у Блэкуэлла горела, и каждое движение причиняло мучительную боль.

Он практически нес на себе испанца. Кадар не спускал с него глаз, но и не поднимал бич. Когда Ксавье с испанцем доковыляли до колонны, из нее выступил Таббс и подставил свое плечо с другой стороны.

Троица заняла свое место в колонне.

— Ты не должен был этого делать, — прохрипел испанец. Снова засвистели бичи, и многие заохали: охрана подгоняла, хлеща по ногам. — Я умираю, я хочу умереть, — добавил испанец.

— Нет, ты не умрешь, — возразил Ксавье.

— Я слишком устал, чтобы жить. — Глаза мужчины закрылись от усталости.

— Глупость! — упрямо рявкнул Ксавье.

— Спасибо тебе, — еле слышно выдохнул испанец.

По тому, как он обмяк у капитана на плече, стало ясно, что несчастный уснул прямо на ходу. Блэкуэлл взглянул в глаза Таббсу. Лицо первого помощника было мрачным.

Ксавье медленно шел вперед. Каждый шаг стал пыткой. Разбитые в кровь ступни кровоточили, так же как и рана на щеке, а исхлестанная спина горела, как в огне. Испанец повис на них с Таббсом.

Но вот перед ними замаячил огромный провал каменоломни, окруженной грозными зубьями известковых скал. Ксавье не сразу обратил внимание на выползший поверх скалы желтый диск, окрасивший небо в бледно-голубой цвет.

Помутившийся рассудок пронзила ужасная мысль. Его ступни разбиты в кровь, спина превратилась в кровавую кашу, на руках у него полумертвый испанец — а день еще толком и не начинался.

— Нильсен нас не ждет. Он наверняка занят! — твердил Мурад.

Перед ними показался небольшой уютный домик. Стена из белого известняка отделяла его внутренний двор от таких же дворов соседей. На шесте над плоской террасой развевался датский флаг.

Алекс не слушала бормотания раба. Они чуть свет ускользнули из дворца, переодевшись бедуинами. Пленница отлично выспалась в эту ночь. Джебаль снова остался с носом. Судя по рассказам Мурада, немедленно призванного на помощь к внезапно потерявшей сознание госпоже, Джебаль не на шутку испугался, а потом разъярился, когда стало ясно, что обморок подстроен.