Академии должны были приобщить дворянство шпаги к культуре и подготовить их к службе королю. Наставник Людовика XIII Давид Римо де Флеранс набросал портрет дворянина, обучающегося в академии: «Недостаточно обладать мужеством, надлежит владеть искусством его применять и использовать таким образом, чтобы даже враги его оценили: обмениваясь ударами, нужно уметь разговаривать как мужчина с мужчиной, причем как мужчина образованный, ловкий, учтивый и утонченный». Ришелье старался повсюду учреждать такие учебные заведения. В грамоте об основании академии в предместье Тампль кардинал-министр напоминает о том, что военная наука и образованность неразделимы и в равной степени необходимы, чтобы управлять делами внутри государства и защищать его за его пределами. Следовательно, после двухлетнего обучения «оные дворяне будут обязаны прослужить королю еще два года в гвардейском полку, на кораблях или иначе, по его соизволению». Выпускником Военной академии на улице Тампль был знаменитый принц Конде, победитель в битве при Рокруа, принятый на обучение пятнадцати лет.
Апогей учреждения академий пришелся на 70-80-е годы XVII века: в Париже только в одном аристократическом квартале Сен-Жермен действовало семь академий, восьмая находилась на правом берегу Сены, на престижной улице Сент-Антуан; в провинции (Лилле, Анже, Блуа, Безансоне, Риоме, Страсбурге, Бордо, Эксе) их было полтора десятка. Во время войны Аугсбургской лиги (1688-1697) число учеников академий резко сократилось: молодые дворяне отправлялись сразу на фронт, чтобы уже на месте приобрести необходимые навыки. В столице к 1691 году остались только две академии, зато слава их в XVIII веке стала поистине мировой. Одна располагалась на левом берегу Сены, на нынешней улице Медичи, неподалеку от Люксембургского сада. Ее руководитель Франсуа де Ла Гериньер, прибывший в Париж из Нормандии, где он заведовал Канской академией верховой езды, снискал репутацию несравненного наездника и преподавателя, благодаря чему в 1730 году получил назначение в Королевский манеж при Тюильри. Ученики приезжали туда со всей Европы, а произведение Ла Гериньера «Школа кавалерии» считалось «Библией верховой езды».
Между учителями и их благородными учениками возникали дружеские и доверительные отношения. Ученикам академий даже советовали заручиться дружбой наставника, чтобы через него завязать связи с его клиентами. Преподаватели академий влились в аристократическое общество и были способны составить протекцию молодому дворянину.
Общей программы преподавания не было. В Кане (Нормандия) в академии обучали только верховой езде, в Экс-ан-Провансе – фехтованию, вольтижировке и обращению с пикой, полупикой, ружьем и знаменем (в атаку шли с развернутыми знаменами и штандартами, в каждой мушкетерской роте были свои знаменосцы). Но в большинстве учебных заведений следовали программе Плювинеля: верховая езда, танцы, фехтование, математика (основы фортификации, которые пригодятся при осаде и штурме крепостей), гимнастика, рисование. Таков, например, был курс Военной академии на улице Бонзанфан в Париже, которую окончил будущий маршал Тюренн. В некоторых случаях к этим дисциплинам добавлялись еще музыка, история или иностранные языки. Гуманитарные науки не приветствовались: Ришелье был уверен, что «увлечение науками… в короткий срок опустошило бы армию, которой благотворно скорее суровое невежество, нежели мягкость книжного чтения». В 1691 году в обеих парижских академиях утро посвящали верховой езде, а вторую половину дня – остальным предметам. В XVIII веке в академии Дюгара утром преподавали фехтование, а также теорию и практику верховой езды (большую пользу приносило упражнение с кольцами, которые надо было снять пикой на всем скаку). Курс обучения был рассчитан на два года. Пансионеры вносили вступительный взнос в размере десяти ливров помимо платы за обучение. Экстерны ежегодно выплачивали преподавателям от двух до пяти ливров каждому.
Когда в 1666 году в Париж приехал из Гаскони Жозеф де Монтескью, он был пятнадцатилетним недорослем, не получившим практически никакого образован™. Его кузен д'Артаньян, командовавший ротой «серых мушкетеров», определил его в академию господина де Форестье – и не ошибся. Уже через несколько месяцев Жозеф стал отличным наездником и фехтовальщиком, умел обращаться с пикой и стрелять из мушкета. Помимо этого, он усвоил начала математики и картографии (умел снимать план местности), научился танцевать и рисовать. Через два года его приняли в роту мушкетеров, а к концу XVII века он стал капитан-лейтенантом «серых мушкетеров», губернатором Нима, генерал-лейтенантом и кавалером королевских орденов.
Заметим справедливости ради, что в теории все было задумано великолепно, но на практике идеала удавалось достичь не всегда. Молодые дворяне зачастую посещали занятия в академиях по принуждению и без всякого желания, далеко не все их наставники обладали педагогическими талантами Плювинеля и могли подсказать своим воспитанникам, на что можно с пользой употребить свое время. В результате дворянские недоросли шатались без толку по городу, затевая драки и пропивая отцовские денежки. Доходило до трагикомических ситуаций: кадету из знатного рода Ла Колони грозил суд за дуэль. За него заступились учителя математики, ибо Ла Колони защищал честь этой науки перед другими кадетами, пренебрегавшими ею и презиравшими ее.
Будущей военной элите, обучавшейся в академиях, конечно же преподавали правила чести, которые следует соблюдать во время поединков; главным из них было – никогда не нападать первым. Но, разумеется, на поле боя об этих правилах можно было забыть. Как и еще об одном правиле: не использовать шпагу как кинжал. В реальном сражении клинок недрогнувшей рукой вонзали в грудь обезоруженного противника.
В условиях реального боя могут возникнуть самые разные ситуации, и будущих гвардейцев учили не теряться, если, например, один из соперников окажется вооружен шпагой, а другой – мушкетом. Поскольку обычный мушкет тогда был очень тяжелым и его ставили на сошку, фехтовальщику рекомендовали бежать прямо на мушкетера, петляя зайцем, чтобы тот не успевал взять его на мушку. Довольно эффективным приемом было перебросить шпагу в левую руку, чтобы сбить с толку своего врага, или схватить ее обеими руками, чтобы с удвоенной силой отбить клинок противника (это называлось «мужицким ударом»). Кстати, мушкетерам, которых посылали подавлять крестьянские восстания, приходилось иметь дело и с мужиками. На этот случай был предусмотрен вариант поединка фехтовальщика с крестьянином, вооруженным кнутом. В 173б году в Париже был издан «Новый трактат о совершенстве во владении оружием, посвященный Королю, написанный господином П. Ж. Ф. Жираром, бывшим морским офицером, и обучающий тому, как сражаться на шпагах, всем зарубежным позициям защиты, бою на эспадронах, пиках, алебардах, примкнутых штыках, кнутах и палках; с приложением описания достоинств полупики, ружья и гранат, каковые используются ныне во французском военном искусстве».
Королевские мушкетеры должны были одинаково хорошо владеть и холодным, и огнестрельным оружием (мушкетом, пистолетами, ружьем), однако представление о том, что «пуля – дура, штык – молодец», сохранялось на протяжении почти всей истории мушкетерских рот: ружья нередко давали осечку, да и скорострельность их оставляла желать лучшего. Из кавалерийских ружей в мишень за 80 шагов попадало три четверти пуль, за 160 шагов – половина. Стрельба из гладкоствольных ружей с расстояния в 400 шагов признавалась бесполезной. При стрельбе из пистолета с лошади в цель удавалось попасть лишь с тридцати шагов, да и то случайно. Кроме того, со шпагой в руке можно было нагляднее доказать свою доблесть.
При обучении верховой езде в XVII веке учитывали распространенную тогда тактику конного боя – караколирование: эскадрон, выстроившись в несколько рядов, скачет рысью; каждый ряд в упор разряжает свое оружие во врага, после чего разъезжается в стороны и вновь выстраивается сзади, на ходу перезаряжая мушкет или пистолет. Такой маневр можно осуществить только на хорошо вышколенных лошадях: если животные испугаются, ряды смешаются и враг не замедлит этим воспользоваться. Пугливая лошадь вообще могла погубить своего хозяина: Сен-Симон рассказывает, как во время сражения при Неервиндене в 1693 году лошадь его бывшего гувернера закусила удила и дважды уносила всадника в ряды врагов; тот погиб бы, если бы его коня не остановили свои. В следующем столетии, после неудач в Семилетней войне, в частности – поражения при Россбахе в 1757 году, в школе верховой езды произошли коренные реформы: в обучении с рыси перешли на галоп. При таком аллюре групповые маневры надо было выполнять быстро и слаженно, а всаднику требовались недюжинная храбрость и ловкость.
