Люди султана сразу поняли, что шейх не ожидал гостей, хотя и приветствовал их тепло и гостеприимно. Увидев плачевное состояние гостей, шейх объявил, что приготовит трапезу.

После увиденных пустых пастбищ, на которых никто не пасся, они были удивлены, когда через некоторое время их стали потчевать вкуснейшим мясом, приготовленным различными способами: там было и отварное мясо, и жареное, им подали мясной суп и другие вкуснейшие блюда. Изголодавшие люди султана заявили, что никогда в жизни так по-царски их не принимали.

Им стало неловко за свое задание, и они рассказали шейху, что их послал султан проверить его щедрость и попросить отдать жеребца Дулдула.

Шейх Хатим сидел будто громом пораженный. Его лицо стало мертвенно бледным, и он произнес: «Ах, друзья! Жаль, что вы не сказали мне об этом раньше. Вы, конечно, не могли знать о моих обстоятельствах. Я не готов был принять гостей, так как всего лишь два дня прошло, как мы перекочевали на это место. Мы со дня на день ждем нашу домашнюю утварь и наши стада, но из-за сильного ветра они задерживаются в пути. Что же мне оставалось делать, когда вы появились такие уставшие и голодные? В моем шатре нет мяса, и на расстоянии дня езды — ни коз, ни овец. Разве мог я отказать вам в гостеприимстве? Я не могу допустить, чтобы в моем шатре голодали люди. И поэтому мой любимый конь Дулдул, несравненный конь, исполнявший все мои желания и повиновавшийся каждому моему слову… А что еще я мог сделать? — Слезы струились по лицу шейха, когда он сказал: — А теперь ступайте и расскажите вашему неверующему султану, что я сварил и подал вам на ужин своего красивого и верного Дулдула».

Карим улыбнулся детям, пораженным историей о таком гостеприимстве.

— Знайте же, дети: вы только что услышали рассказ о настоящем арабе, лучшем арабе, гостеприимство которого никогда не подвергается сомнению.

После рассказа Карима мы вновь заулыбались и в хорошем настроении начали расходиться по шатрам.

Но когда Али проходил мимо меня, его самодовольная улыбка по-прежнему поддела меня. Мой брат подставил мне щеку для прощального поцелуя, но я не пошевелилась. Боковым зрением я увидела, что Карим наблюдает за мной.

Я улыбнулась и встала на цыпочки. Али наклонился.

Мои губы, приблизившись к его щеке, так и не коснулись ее, но я успела прошептать на ухо Али самое уничижительное проклятие бедуинов:

— Пусть все верблюды в твоем стаде охромеют, Али.

В то время как Карим смотрел на меня с любовью и одобрением, Али уставился на меня в полном недоумении. Он все еще не вышел из своей роли мудреца и не мог понять причины моих презрительных слов.

Я торжествующе улыбнулась и направилась к нашему шатру.

Наш шатер был натянут одним из самых первых — Карим сам руководил прислугой. Он был разделен на пять частей-комнат перегородками, которыми служили бархатные занавесы. Самая большая комната предназначалась для развлечений и еды, две комнаты служили спальнями и еще две — ванными. Мы с Каримом занимали одну спальню и одну ванную, наши дочери вторую спальню и вторую ванную.

Я прошла через большую комнату, в которой стояли низкие традиционные диваны, а также вдоль двух стен лежали шелковые подушки персикового и бежевого цветов. Персидские ковры покрывали пол — песок пустыни. На третьей стене висели верблюжьи седла, обшитые золотой и серебряной бахромой: эти седла предназначены для выездов наших мужей на верблюдах в пустыню. Знамена, мечи, флаг династии Аль Саудов также украшали стены шатра.

В уютных по форме спальнях стояла уникальная мебель. Над нашими кроватями возвышались балдахины, с которых ниспадали легкие ткани, защищавшие нас от пыли пустыни и насекомых.

Горничная уже приготовила мою ночную рубашку, и, вымыв лицо и почистив зубы, я сбросила с себя платье. Я вздохнула с удовольствием, вытягиваясь на моей половине постели.

Этот день в моей жизни был гораздо приятнее многих других. Через минуту я уже крепко спала и даже не слышала, когда вошел Карим.

Последующие дни были очень приятными для всей семьи. Наши мужчины верхом на верблюдах охотились на живность, обитавшую в пустыне, дети все время играли со своими двоюродными братьями и сестрами. Женщины наслаждались прогулками по пустыне вокруг нашей стоянки, восхищаясь прекрасными видами и вспоминая наше детство.

На третий день пребывания в пустыне наши мужья предложили поехать в гости к племени бедуинов, мужчины которого так напугали нас в первый день. Мы, женщины, очень хотели поехать, так как в крови каждого городского араба живет неугасаемый интерес к бедуинам.

То есть почти все женщины, за исключением Дунии. Дуния наотрез отказалась от приглашения, заявив, что ее хрупкая душевная организация не вынесет поездки в грязную бедуинскую стоянку, так что она осталась в нашем лагере вместе со служанками и детьми.

Люди, не знакомые с Аравией, считают, что все арабы — бедуины. В действительности городские арабы и бедуины редко сосуществовали мирно, даже и сегодня между ними много серьезных конфликтов.

Городские арабы смеются над бедуинами, называя их простофилями и глупцами, в то время как бедуины считают городских арабов безнравственными грешниками. В совсем недалеком прошлом дикие бедуины закрывали носы тканью при необходимости ехать в город, чтобы не дышать отравленным запахом городских арабов.

В то же время бедуины всегда оказывают теплый прием гостям, которые посещают их стоянки, хотя это гостеприимство часто недолговечно.

В молодости я несколько раз посещала стоянки бедуинов, и теперь мне было интересно узнать, изменилась ли к лучшему за эти годы их убогая жизнь. Я вспоминала, что те бедуины, которых я когда-то видела, жили большими семьями в чудовищно грязных шатрах, в которых находились даже отходы.

Жизнь бедуинов начинается с риска умереть еще во младенчестве из-за антисанитарных условий. Те дети, которые выживают, бегают босыми, немытыми и необразованными по бедуинским лагерям. А женщины! Я не могу о них думать без содрогания. Конечно, в каждом сословии общества в Саудовской Аравии на женщин смотрят как на низшее от природы существо по отношению к мужчине, но жизнь бедуинских женщин несравненно хуже, так как у них к тому же нет средств, чтобы хоть как-то облегчить свое тяжелое существование. Бедуинские женщины много и тяжело работают. Кроме того, что они обслуживают своих мужей, заботятся о многочисленных детях, кочевая жизнь наложила на них и другие обязанности, такие как, например, разбить стоянку и свернуть ее.

Вот такими были мои мысли, когда мы ехали по ухабистой пустыне. Слава богу, расстояние до стоянки бедуинов было не более пятнадцати километров. Вскоре вдалеке уже различим был дым костра. Но мужчины в бедуинском лагере заметили пыль, поднимавшуюся от наших машин, еще раньше, чем мы увидели их костер. Более двадцати мужчин, оседлав верблюдов, ждали недалеко от входа в их поселение.

Впереди находился один бедуин. Это был крепкий мужчина средних лет с тонкими чертами лица и выразительными темными глазами. Его черная мантия развивалась за спиной. Он выглядел царственно, как и его великолепная, сильная и молодая верблюдица. Проницательный взгляд этого бедуина, устремленный на нас, выражал чувство собственного достоинства. Ни тени улыбки при виде незнакомцев, хотя меня позабавило очертание губ верблюдицы: казалось, что она улыбается. С важным видом, преисполненный достоинства, всадник несколько раз объехал вокруг наших машин. Я сразу догадалась, что это шейх племени. Бедуины гордые, ни перед кем не испытывают ни страха, ни благоговения, даже перед королевской семьей. Он показывал нам, что исключительно от его повеления зависит, как нас встретят.

Только после того, как Ахмед высунул голову из окна машины, шейх, сообщивший нам, что его зовут Фахд, наконец-то изобразил радушную улыбку на лице. Громоподобным голосом он поприветствовал нас, выразив надежду на благословение Аллаха. Выбросив вперед обе руки, он указал нам на дорогу к его поселению.