Из приведенного документа видно, что готовился он под создание двух баз: сначала в Эстонии, а затем в Латвии. И сразу возникает два вопроса: насколько полно раскрыта оперативная обстановка в зоне предполагаемого действия базы в Эстонии и какими источниками при этом пользовался составитель документа?

Из материалов по разведывательно-диверсионным группам видно, что 4-й отдел приступил к проработке эстонского варианта еще в марте 1943 года.

Так, 18 марта в Эстонию были заброшены две группы. Первая, «Лесники», состояла из трех человек, десантировалась в уезде Виру-Маа, у деревни Тусно. Находившийся в ее составе эстонец Сай перешел на сторону немцев. Другой участник группы, Морозов, попал в плен, его дальнейшая судьба осталась неизвестна. Только третьему участнику, В.Е. Соловьеву удалось вернуться в наш тыл. Через месяц он был заброшен уже в Латвию, где пропал без вести.

Вторая группа, «Валга», состояла из пяти человек и была выброшена вблизи города Валга. После приземления на связь она не вышла, и судьба ее осталась неизвестной.

Безрезультатной оказалась и заброска в сентябре 1943 года еще двух групп. Радистами в них были эстонцы. В первой, заброшенной 6 сентября поблизости от деревни Мустая, им был И.Л. Халль. Во второй, десантировавшейся 12 сентября вблизи деревни Патика, — П.А. Исметс. Ни та, ни другая группа после приземления на связь не вышла.

Как видим, заброска групп не способствовала выяснению реальной ситуации в Эстонии. Из агентов-маршрутников в рассматриваемый период на эстонскую территорию Управлением никто не выводился.

Так что почти наверняка можно утверждать, что 4-й отдел не располагал перепроверенной информацией о реальной обстановке в Эстонии и докладную записку готовил на основании данных, полученных только путем опросов немецких военнопленных. Тем не менее был составлен план агентурно-оперативных мероприятий, утвержденный на высоком уровне — руководством Управления, что повышало ответственность за их реализацию.

Речь в записке идет об очень серьезных делах — о создании двух резидентур в Таллине, для чего, как утверждалось в документе, подготовлены 8 квалифицированных агентов — «Рейн», «Метус», «Юге», «Сильви», «Мери», «Выйт», «Вейки» и «Тамара». Как видно из документа, перед ними ставятся исключительно важные задачи — проникновение в новоэмигрантские круги и немецкие разведывательные школы, а также восстановление связи с ранее переброшенной в Эстонию агентурой.

Возникает вопрос, о какой агентуре идет речь. Если она имелась, то ее следовало назвать и пояснить: это ранее оставленные агенты или те, которые забрасывались в составе разведгрупп. Последние или перешли на сторону противника, или разбежались по домам. Их уже не найти.

Кроме того, для каждого из этой большой группы названных агентов надо было отработать индивидуальную легенду, что вызывает необходимость длительной и кропотливой работы с ними при хорошем знании оперативной обстановки. Ведь речь идет о проникновении в логово противника. Если бы 4-му отделу удалось продвинуть туда хотя бы одного из перечисленных агентов, можно было бы утверждать, что задача им решена.

В заключительной части докладной называются агенты «Юрьес», «Якорь» и «Якобс», которым предстоит легализоваться в Латвии для внедрения в разведывательные органы противника, в частности, двоим последним в немецкие разведывательные школы в Вецати и Стренчи. Действительно, в конце апреля 1944 года была предпринята попытка легализовать в Риге латыша Эглитиса, который при первой же возможности перешел на сторону немцев, что привело к гибели сотрудника 4-го отдела Хвиюзова, являвшегося комиссаром оперативной базы в Латвии.

Что касается утверждения, что «полностью подготовлены две диверсионно-разведывательные группы, „Балтийцы“ и „Соколы“ по 6 человек каждая, направляемые для проведения в Эстонии активных мероприятий по разрушению немецких коммуникаций и сбору разведывательных сведений в районе треугольника Таллин — Раквере — Тарту», то с ним вышло совсем плохо.

А начиналось все с того, что в первые дни Отечественной войны в Ленинградском порту оказалось немало торговых судов прибалтийских стран, ставших в 1940 году советскими республиками. С приближением линии фронта к Ленинграду члены их экипажей были пересажены на военные транспорты и использовались для доставки водным путем грузов к нашим передовым воинским частям и вывоза в тыл раненых командиров и солдат.

Когда в конце 1942 года обозначилась перспектива разведывательной работы по Прибалтике, 4-й отдел, как и другие разведывательные структуры Ленинградского фронта, начал заблаговременно приобретать агентов, в частности, среди эстонских экипажей, которых затем в течение полутора лет готовили в школе в Лисьем Носу и на конспиративных квартирах в городе.

К концу 1943 года необходимость создания оперативной базы вблизи города Тарту стала вырисовываться довольно реально. Она обуславливалась разведывательными данными о том, что немецкое военное командование намеревалось в случае продвижения Красной Армии на Запад остановить ее на линии бывшей государственной границы между Эстонией и Советским Союзом. Однако при планировании операции по созданию базы 4-м отделом были допущены явные ошибки и просчеты, которые привели к гибели и исчезновению 28 разведчиков.

В первую очередь это вызывающий удивление факт, что 4-й отдел, разрабатывая мероприятия по оперативной базе, руководствовался ошибочной по своей сути идеологической установкой о том, что народы прибалтийских государств жизненно заинтересованы в социалистических преобразованиях и в силу этого полностью поддерживают освободительную миссию Красной Армии. С этих позиций оценивалась военно-политическая и оперативная обстановка в Эстонии и делался ошибочный вывод, что усиление активности немецких властей в проведении всякого рода тотальных мероприятий вызывает рост сопротивления и недовольство фашистским режимом среди основных слоев эстонского населения.

К сожалению, не принимал участия в разработке плана мероприятий по развертыванию базы сотрудник 4-го отдела Никуличев, который в это время находился в немецком тылу в составе 1-й оперативной базы. Очень пригодился бы его опыт работы в этой республике накануне войны, о чем он писал: «Начало Отечественной войны застало меня в Эстонии, когда я работал сотрудником отдела НКГБ в г. Пярну. 22 июня объявили войну, а 24 июня и все последующие дни, до прихода немецких войск шла борьба с бандами из эстонской контры, которая к началу войны сбежала в леса уезда, сумела организоваться, вооружиться, и с объявлением войны начала активные действия против Советской власти в Эстонии».

Уже один этот факт должен был бы заставить руководство отдела задуматься, ведь на территории Ленинградской области не было ничего подобного. Но… Никуличев, как уже говорилось, участия в разработке плана не принимал. Это пример единичный, частный, но он показывает, что была возможность более вдумчиво подойти к оценке оперативной обстановки в Эстонии и не упустить из виду возможность измены со стороны эстонцев, привлекаемых к участию в создании базы.

При разработке плана имело место явное непонимание отношения населения Эстонии к мероприятиям немецких властей. На самом деле большинство ее жителей рассматривали их административные меры как вынужденные и оправданные. В частности, не было противодействия мобилизации мужчин в возрасте от 18 до 45 лет в состав регулярных частей германской армии, в национальные легионы и карательные отряды. Не было возмущения вывозом рабочей силы в Германию, изъятием мяса, зерна и других сельскохозяйственных продуктов.

Население Эстонии положительно воспринимало факты возрождения немецким командованием органов самоуправления, по своей структуре и функциям сходных с административными учреждениями бывшей буржуазной Эстонии. К тому же установленный немецкими властями административный режим был действительно менее строг по сравнению с режимом на оккупированной территории Ленинградской области. Вместе с тем он обеспечивал за счет помощи самих же эстонцев, по существу, полный контроль над ситуацией в городах и сельской местности.