Смертная казнь обычно совершалась через повешение, которому нередко предшествовали пытки. Часто петля заменялась более изощренной казнью. Приговоренного, привязав к стулу, обезглавливали ударом сабли, сжигали, топили в бочке или даже закапывали живьем. Иногда подобное проделывали уже с мертвым телом. Так, удачливых самоубийц привязывали к лошади, которая волочила их к виселице для торжественного повешения. Такие экзекуции представляли собой для горожан вполне заурядное развлечение, ничуть не считавшееся предосудительным.

Виселицы возвышались у всех ворот Амстердама. Подступы к большинству городов являли ту же картину: два мощных вертикальных столба высотой от четырех до пяти метров, стянутых сверху поперечной балкой, на которой свободно покачивалось полдюжины удавленников. К одной из опор приставлялась лесенка, позволявшая палачу крепить веревку и подтягивать узел.

Палач был заметной фигурой среди городских служащих. «Магистр высоких дел провинции Голландия с резиденцией в славном городе Гарлеме» — только этот заплечных дел мастер мог официально приводить в исполнение приговоры суда на всей территории провинции. Оплата была сдельная — 3 гульдена за обезглавливание, к которым добавлялись 9 гульденов за погребение тела. Колесование приносило больше всего — 3 гульдена за удар, что давало в сумме до 30 монет; на битье кнутом по тем же расценкам можно было заработать не больше 24 гульденов.

К лишению свободы приговаривали относительно редко. Тюремное заключение рассматривалось не столько как наказание, сколько как мера содержания обвиняемого до суда. Заключенные со средствами легко могли облегчить свое существование. Зато беднота оказывалась в ужасающей нищете. Недоедание и отсутствие гигиены превращали казенные дома в очаги заразы. Амстердамские тюрьмы располагались в подвальных помещениях городской ратуши и четырех самых старых ворот. Стены двухметровой толщины, зарешеченные окна, сырые истрепанные соломенные тюфяки. В течение века нескольким дерзким узникам удалось отыскать способ выбраться отсюда, как, например, Иоханесу Палмеру, бежавшему в 1652 году. Так и не сумев схватить его, судейские власти заочно приговорили Палмера к изгнанию.

В 1601 году штатгальтер располагал армией, едва насчитывавшей 20 тысяч человек. Ее большую часть составляли английские, французские, немецкие и шотландские наемники, объединенные в роты или полки по национальному признаку и под началом их собственных офицеров. ^{195} Непосредственно нидерландские части были представлены фризами принца Вильгельма-Людовика и кавалерийским полком принца Морица. Воинский пыл Соединенных провинций остался в прошлом. Из двух способов пополнения рядов — привлечения на службу добровольцев и набора наемников — только последний позволил завершить военные кампании перед перемирием.

К тому же с 1600 года вплоть до французского вторжения в 1672-м все войны, в которых затрагивались интересы Нидерландов, не распространялись далее приграничных районов страны. Бóльшая часть военных действий велась на море, далеко от территориальных вод. В глазах буржуазии, оценивавшей все события лишь с экономических позиций, сухопутные вооруженные силы утратили в это спокойное время свою необходимость. Наемников было вполне достаточно для выполнения тех незначительных задач, которые им доверялись. Тем более их требовалось не так уж много. После перемирия 1609 года из армии было уволено 1500 наемных солдат, а численный состав каждой из оставшихся рот сократился до 50 человек. ^{196} Мы знаем, какими были социальные последствия этого шага. После заключения Вестфальского мира Генеральные штаты провинции Голландия нашли 50 %-ное сокращение армии недостаточным и потребовали от принца довести его до 75 %. Конфликт, вызванный отказом Вильгельма II, мог привести к гражданской войне, если бы не смерть штатгальтера и отмена расходов на его содержание, которые позволили регентам одержать победу.

Содержание армии стоило немалых средств, и Генеральные штаты неохотно их выделяли. ^{197} Буржуа плохо понимали необходимость этих затрат. А вот на военный флот денег не жалели, ведь процветание торговли в значительной степени зависело от его мощи. Идея использовать сухопутные силы в заморских колониях никогда не рассматривалась всерьез: за исключением бразильской, Великие компании содержали там собственные отряды.

Когда того требовала политическая ситуация, власти шли на набор дополнительных полков. Так, в 1666 году, в ходе войны с мюнстерским епископом, Штаты сформировали армию в 60 тысяч человек. Однако по окончании военных действий солдаты были распущены по домам. ^{198} Подобное положение дел привело во второй половине века к дезорганизации военного аппарата, на которую иностранные дипломаты не замедлили указать своим правительствам. В 1670 году армия насчитывала 10 кавалерийских и 19 пехотных полков общей численностью немногим более 26 тысяч человек. Когда в 1672 году в Нидерланды вторглись французы, властям пришлось в спешном порядке завербовать у правителя Бранденбурга 12 тысяч солдат и нанять 10 тысяч лошадей.

Поступление пополнения обеспечивали офицеры-вербовщики. С ними заключался контракт на поставку такого-то количества рекрутов за такую-то сумму. Соглашения с иностранными государствами позволяли этим агентам проводить набор добровольцев на определенной территории. Но их задача далеко не всегда была легко выполнимой. Во время европейской войны людской товар становился редким и стоил больших денег. В других случаях желающие стать под ружье намеренно утаивались. Заставив волонтеров правдами и неправдами подписать договор, вербовщик окружал их надежным конвоем, который доставлял рекрутов к границе. Отсюда, набившись в кочи, будущие маршалы без малейшей задержки отправлялись прямо к месту сбора. В мирное время войска оставались в приграничных гарнизонах, вдали от больших торговых городов. В районах, где солдаты были частыми гостями, наемники образовывали чужеродный элемент, обособленный от остального населения скорее всего из-за предосудительной профессии, а не происхождения. Тем не менее браки между солдатами и девушками из простонародья были обычным делом, и Бускен-Гует даже связывал с этим распространение определенного физического типа человека — малорослого и чернявого. ^{199}

Гарнизон представлял для города мощный источник дохода — увеличение сбыта продуктов питания и развитие коммерции, вызванное расквартированием войск — казарм как таковых не существовало, солдаты занимали в городе особый квартал, по крайней мере на время зимы. С наступлением весны исчезала проблема фуража для лошадей, и войска разбивали лагерь в чистом поле. Вокруг высокого шатра командира и палаток штабных офицеров кварталами выстраивались артиллерийский парк, арсенал, саперный склад, палатки кавалеристов и пехотинцев. Этот сезонный городок сворачивался поздней осенью. Он имел строго установленный план. Одна рота образовывала улицу, в конце которой располагались палатки капитана, казначея, лейтенанта и сержантов. Рыночная площадь отводилась для кабатчиков, торговцев, ремесленников с «гражданки». Женщинам, кстати, здесь также всегда были рады. В этом лагере смешались бородатые ветераны и зеленые юнцы, лентяи, мерзавцы, игроки и пьяницы. Организованное мародерство, переходящее в откровенный грабеж, было неискоренимым злом, равно как потасовки и дуэли между солдатами разных национальностей.

Солдат покупал хлеб и пиво в интендантстве. Хотя он получал не столь нищенское жалованье, как его собратья в армиях других стран, ^{200} положение его все же было незавидным. Редко кому удавалось выпутаться из тенет профессии. Раз попав на ратную стезю, бедняга тянул лямку до конца. Подписывая контракт, рекрут решал свою судьбу раз и навсегда. Нередко, задолжав капитану, он оставался в роте, пока еще мог нести службу. Раненые и больные предоставлялись самим себе. Несчастным приходилось самим разыскивать лекаря и платить за лечение из собственных жалких грошей. Во время войны полевые госпитали превращались в настоящую клоаку, где свирепствовали эпидемии и больные умирали, как мухи. Солдат жил и встречал старость под ружьем. Если его увольняли из армии по старости или болезни, единственным средством к существованию оставалось попрошайничество. Немногим счастливчикам удавалось получить место городского стражника.