Человек, олицетворяющий собой промышленный Брам, день-деньской стоит у рычага своего устройства. Рабочие обязанности привязывают его к этой мощной, эффективной машине, не лишенной благородства линий, чистой и блестящей. По правде говоря, он и выглядит как слуга своей машины, а отнюдь не как ее хозяин.
Стальная колея тянется от устройства в глубь заводского цеха. Там группа мужчин разгружает партию тяжелых железных заготовок для колес, потом их по одной перекатывают к человеку, который олицетворяет собой Брам. Каждая заготовка представляет собой почти правильное кольцо, если не считать небольшого зазора примерно в дюйм шириной. Работа человека заключается в том, чтобы при помощи машины сварить эти разорванные кольца, устранить зазор и затем отправить исправленные заготовки — уже отмеченные сварочным шрамом — обратно в цех. А там его товарищи уложат заготовки в форму, где им придадут нужную форму.
Вот одно из колес, подпрыгивая, катится к человеку, который олицетворяет собой Брам. Он уже готов: делает шаг навстречу и своими большими, сильными руками ловит железный «бублик», затем одним неуловимым движением разворачивает его и устанавливает в нужное положение. Теперь начинается самое интересное: человек отступает назад, берется за рычаг машины и резким движением дергает его до упора вниз…
И сразу же возникает целый сноп искр… яростно-светящиеся точки. Они искрятся на гранях зазора — шипят, потрескивают, плюются. С каждой секундой их становится все больше. Затем, в какой-то неожиданный миг, происходит качественный скачок — миллионы искр, собравшись воедино, преодолевают зазор. Это удивительное зрелище — как фонтан красно-желтых звезд летит на двадцать футов в воздухе и, еще не погаснув, падает на каменный пол.
Сквозь каскад электрических звезд виднеется неподвижная фигура человека, который олицетворяет собой Брам. Он стоит, держа руку на рычаге, и его бледно-серое лицо ничего не выражает. Трудно даже представить, какую гигантскую мощь он каждый раз высвобождает, нажимая на рычаг. Кажется, будто в руке его сосредоточены все молнии Юпитера! Однако он, похоже, об этом даже не задумывается.
Проходит несколько ослепительных мгновений, искры постепенно умирают. Вот и упала последняя звезда. Человек отпускает рычаг. Снова шагает вперед и, взявшись за колесо, резко сталкивает его на рельсы, по которым оно недавно прибыло. Колесо катится обратно. На том месте, где прежде был зазор, теперь зияет яркий шрам из докрасна раскаленного металла. Колесо катится вниз, свежий шрам постепенно остывает — из ярко-розового превращается в тускло-красный, а затем и вовсе фиолетовый.
С металлическим лязгом по колее катится новая металлическая заготовка. Чуткие, умелые руки человека уже готовы принять ее!
Вниз рычаг, и все повторяется сначала.
Я догадываюсь, о чем думает человек, который олицетворяет собой Брам, этот непревзойденный мастер огня и звезд. Мне понятны те одинокие мечты, что озаряют часы долгого бдения возле машины, ибо я слышал, как он изливает свое сердце.
Резкий свисток знаменует окончание смены!
Бригада прекращает работу.
Человек, который олицетворяет собой Брам, устало выпрямляется, вытирает руки кусочком ветоши. Взгляд у него задумчивый — там, в глубине глаз застыла какая-то неотвязная мысль. Мне кажется, я чувствую, с каким удовольствием человек уходит на отдых от машины. Из глубины цеха к нему направляется группа рабочих. Они подходят ближе, улыбаются, и человек улыбается им в ответ! Затем на губах его рождается возглас, который представляет нечто среднее между воинственным кличем и воплем измученной души.
— «Вилла» вперед! — кричит он…
Если вам непонятно, что это значит, поезжайте в Бирмингем и выясните все на месте!
В высоких наполненных паром цехах люди берут каучук, нагревают его и прожаривают до тех пор, пока все помещение не наполняется специфическим запахом. Это странный, не поддающийся описанию запах — почти аромат, в котором мало что остается от изначального запаха антисептика. Затем разогретый каучук подвешивают, и он вытягивается, превращается в тонкие теплые полотнища. Если вы думаете, что на этом все кончается, то должен вас разочаровать — ничего подобного! На следующем этапе каучук окрашивают — подмешивают к нему цветные порошки: красный для будущих камер и черный для покрышек. Затем бесконечно пропускают смесь между валков — вращающихся цилиндров. В конце концов каучук начинает пениться и пузыриться, как горячий шоколад. Вот теперь он готов!
Каждый цех — по сути маленькая фабрика, специализирующаяся на каком-то изделии. В каждом из цехов каучуку придают новое обличье: в одном это готовые пневматические шины или камеры, в другом — массивные шины, в третьем — мячи для гольфа или теннисные мячи. В процессе производства каучук проходит через сотни рук, и всякое прикосновение чуть-чуть его видоизменяет, пока бесформенная масса не приобретает узнаваемые черты покрышки или теннисного мяча.
Я заглядываю в цех, где производят мячи для гольфа.
Здесь трудятся сотни девушек. Они берут маленькие твердые шарики из гуттаперчи и быстро-быстро обматывают их каучуковой лентой. Эти шарики приходят в цех в таких огромных количествах, что я невольно ужасаюсь: неужели же на земле столько игроков в гольф? После каждой производственной операции мячики взвешиваются на весах.
Затем они поступают в следующий цех, где их снова перебинтовывают и передают дальше — к симпатичным, коротко стриженным девушкам, которые наматывают на будущие мячики целые мили тонкой, смахивающей на вермишель резины. На этой стадии наши мячики ждет серьезное испытание: их помещают внутрь печи, оттуда они выходят похожими на хорошо проваренные яйца-пашот.
Далее ждет покрасочный цех. Здесь девушки с перепачканными ладонями долго трут уже почти готовые мячики, придавая им товарный вид. Следующий этап — упаковочный цех. Здесь лежат целые тысячи мячей — девственно-белые, не запачканные ничьим прикосновением. Они уже готовы к своей ужасной карьере, готовы породить сотни неправдоподобных историй, которые обычно рассказывают в раздевалках гольф-клубов. Пройдет совсем немного времени, и мячи эти заживут собственной жизнью — они будут подталкивать людей к самоубийству, разъединять некогда любящих жен и мужей…
А еще есть теннисные мячики…
Самый интересное в их производстве — когда мячи обретают «стандартную упругость».
Этим тоже занимаются девушки. Они сидят — спокойные, собранные и, по-видимому, не думают о том, что сейчас своими руками создают предмет для ожесточенных споров на Уимблдонском корте. Теннисные мячики поступают к ним в виде двух аккуратных половинок. Сама же «стандартная упругость» имеет вид порошка аспирина и щепотки соли. Я наблюдал, как сидящая поблизости девушка тщательно взвешивает химикаты и быстро помещает их внутрь половинки мяча. В тот же миг ее напарница накидывает верхнюю крышку и быстро запечатывает всю конструкцию. Затем все заготовки попадают внутрь больших печей, где основательно прогреваются. В процессе нагревания происходит химическая реакция, в результате которой аспирин и соль обращаются в газ.
6
Никто не станет оспаривать тот факт, что холодное дыхание моды изрядно выстудило Голд-роу.
В кирпичных зданиях этой улицы запечатлена драма не одного поколения бирмингемцев. Здешнее ремесло ориентировано исключительно на человеческую суетность. Оно поощряло людское тщеславие и процветало благодаря ему. Теперь здесь наблюдается заметный застой. Вы идете вдоль действующих фабрик и вдруг замечаете пустующее здание. Дальше опять тянутся фабрики, мастерские и вдруг опять — пустота и разруха. Ювелирные фирмы, некогда процветавшие, прекратили свое существование — по той простой причине, что женщинам надоело носить золотые цепочки определенной конфигурации (на которой специализировалась фирма)… или же потому, что современные мужчины предпочитают тратить деньги на дешевые автомобили, а не на дорогие часы.